Рейс в одну сторону
Шрифт:
– Поздравляю вас, уважаемая Маргарита Павловна, с днем рождения!
– сказал он и изобразил на своем лице некое подобие улыбки.
– День рождения?
– удивилась Кондрашкина.
– У меня?
– Ну, не у меня же, - ответил он.
– Сегодня, помнится, у нас тринадцатое января: Старый Новый год, ну, и, заодно, ваш день рождения!
– Точно, - тихо произнесла Кондрашкина, - я совсем забыла.
–
– спросил Рыльский, и так несмело ей подмигнул, будто у него, вместо глаз, стояли стеклянные протезы.
Она усмехнулась.
– Правильно, - ответил он, расценив эту ее усмешку, как положительную реакцию на его подарок, который она так и не поставила на стол, а держала в слегка подрагивающих руках.
– Напарники нужны, чтоб напоминать друг другу о днях рождения, если те вдруг о нем забудут, - сказал он, не переставая улыбаться, что всё больше и больше огорчало Кондрашкину: так он выглядел еще ужаснее, чем если бы не изображал на своем лице никаких эмоций.
– Да, вы правы, - ответила она, наконец, успокаиваясь, и тут мелькнула мысль: вот он - удачный повод поговорить о странных ночах.
Она поставила, наконец, вазочку на стол и, скрестив на груди руки, сказал твердым голосом:
– А еще напарники нужны для того, чтобы предупреждать друг друга об опасностях, правда?
Рыльский, продолжавший улыбаться, машинально кивнул. Потом улыбка медленно сошла с его губ, и он спросил:
– Опасностях? Каких еще опасностях?
– Будто вы не знаете, - сказала Маргарита, чувствуя, что еще чуть-чуть, и она его дожмет.
– Мне тут доложили, - продолжила она и тут же скривила рот: какое противное слово "доложили".
– Мне, по-секрету, сказали, что по ночам тут у нас бродят какие-то призраки. Это правда?
– она постаралась придать голосу столько строгости, чтобы Рыльский вытянулся в струнку от ее намерений пойти так далеко, так далеко...
– Маргарита Павловна, прошу меня простить, я думал - это вас не коснется и вообще...
– Что вы там еще лепечете?
– не унималась Кондрашкина.
– С чего вы решили, что это касается только вас?
Рыльский не знал, что и сказать. Он стоял перед ней такой нелепый: долговязый, какой-то кривой, как старое высохшее дерево с двумя оставшимися после сотен ураганов ветками-руками, которые протянулись в разные стороны для того, чтобы либо обхватить всю планету, либо в полном недоумении от того факта, как оно, дерево-Рыльский, здесь оказалось. Кондрашкина чуть не рассмеялась, глядя на это чудо природы, но, вовремя подавив желание бурно излить свои эмоции, продолжила буравить его взглядом "женщины в гневе".
–
– Какой - такой?
– спросила она.
– Ведьмой, - тихо ответил он.
– Кем?!
Он замолчал.
– Я повторяю вопрос: что здесь творится по ночам в вашу смену?
Рыльский чуть не упал на колени. Вместо этого он оперся длинными руками о стол и, выдохнув, тяжело сказал:
– Не вели казнить Маргарита Павловна: да, была одна история...
Она поморщилась: что это за клоунские выходки?
– Одна?!
– вскричала она, и тут же пожалела: ее может услышать сменщик Канарейкина, который, скорее всего, уже пришел.
– Да, вы опять правы, не одна, - ответил он.
– А сколько?
– Почти каждую ночь.
– И вы об этом молчали?
– А что я мог сделать? Мне приказали, чтобы я держал рот на замке.
Тут Маргарита будто ударилась лбом о стену. Она пошатнулась, но удержалась, опершись о спинку стула.
– Кто приказал?
– спросила она вдруг осипшим голосом.
Рыльский вместо слов ответил однозначным жестом, подняв указательный палец вверх и, для верности, потыкав им несколько раз.
Кондрашкина побледнела. Ноги ее стали ватными, и она присела на стул.
– Принесите мне воды, - сказала она по-прежнему осипшим голосом. Этот дундук Рыльский не понял, что она сказала, вернее, не поверил, но потом, что-то, очевидно, щелкнуло в его голове, и он, как угорелый, бросился в санузел, забыв прихватить стакан, стоявший на маленьком столике около шкафов с лекарствами. Он вернулся, бормоча какие-то странные слова: то ли извинялся, то ли стихотворение читал.
Он набрал, наконец, холодной воды и, расплескав на пол добрую половину, подал стакан Кондрашкиной. Та залпом его опрокинула и, слегка захлебнувшись от такого количества воды, закашлялась так же сильно, как и десять минут назад.
– Может, по спине постучать?
– спросил Рыльский, тут же напомнив своим тоном Канарейкина, точно также предлагавшего ей свою посильную помощь.
– Нет, не надо - сама справлюсь, - ответила она, облокачиваясь о стол грудью - так ей было легче.