Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии
Шрифт:
– Как в церкви то и дело заново перечитывают Библию, чтобы придерживаться прежней линии, не уходить далеко в сторону.
Он сказал строго:
– Может быть, не следует перечитывать Библию… простым людям?
– Ваше преосвященство, - спросил я в испуге, - но… почему?
– Вера, - ответил он значительно, - тоже должна реформироваться и развиваться. А Библия… это основа. Возвращаться к основам - это отрицать все новое, что создала богословская мысль.
– А если богословская мысль, - возразил я, - ушла далеко в сторону?
– А ты можешь об этом судить?
– спросил он.
– Нелегко даже нам, которые всю жизнь посвятили, и то…
– Некоторые вещи заметны сразу, - сказал я.
– Например, для того чтобы быть понятным простому народу, была сделана нехорошая уступка язычеству. Я говорю о том, что великого пророка Иисуса Христа начинали почитать, как бога, а потом вообще объявили сыном Всевышнего. И не так, что все мы - дети Творца, а в буквальном смысле! Дескать, Творец, как языческий Зевс, что совокуплял женщин…
Он дернулся, на лице отчетливо проступило острое неудовольствие.
– Как можно такое слышать от Защитника Веры?
– Я Фидей Дефендер, - согласился я, - но при чем здесь Христос?.. Я и его защищаю от умаления его достоинства! Это был великий пророк, поднявший человечество на новую ступень развития, понимания и добавивший ему человечности. И я никому не позволю принизить его величайшую роль именно в очеловечивании того зверя, которым был до его прихода человек.
Кардинал произнес с негодованием:
– Но ты же отрицаешь его божественное происхождение!
– Тем самым его возвеличивая, - возразил я.
– Вот вы и кардинал заседаете в конклаве кардиналов наряду с теми кардиналами, что стали ими благодаря высокому положению своих семей, высоких титулов… я ведь правильно понял, что вы не являетесь выходцем из древнейшего рода, что некогда поставлял королей? Но такие вот занимают кресла и в коллегии кардиналов, а вот вы - потому что трудом, упорством, ярким умом и невероятной работоспособностью пробились из самых низов простонародья и теперь вы тоже в Высшем Совете Кардиналов. Скажите, кто из вас более достоин уважения?
Он быстро открыл рот, доводов много, но медленно закрыл, посмотрел на меня исподлобья:
– Я не могу давать себе оценку.
– Но другие вам дали, - заверил я.
– И она говорит о том, что вы просто гениальный человек, добившийся многого. Будь вы сыном герцога, место за столом папской курии было бы не вашей заслугой.
Он стиснул челюсти, посмотрел на меня зло и растерянно.
– При всей ясности ваших доводов, - проговорил он тяжелым голосом, - вам придется бороться против всей церкви!
– Всей?
– спросил я.
Он зыркнул на меня из-под кустистых бровей:
– Что вы задумали?
– В церкви не дураки, - сообщил я.
– Они знают правду. Большая часть, вы правы, останется на привычных прежних позициях. По разным причинам. Но все же наиболее активная, что всегда в меньшинстве, может принять мои доводы.
Он покачал головой, голос прозвучал с прежней непримиримостью:
– Тоже по разным причинам! Из них главная - потеснить старых кардиналов и захватить их место, как всегда во время реформ!
– Но кто-то, - сказал я, - в самом деле увидит возможности для церкви?
Он почти завопил, так прозвучал его надсадный и надтреснутый голос:
– Какие возможности?
– Такие же, - ответил я, - какие продемонстрировали вы, кардинал Гальяниницатти.
– Сэр Фидей?
– Вы показываете всему простому народу, - напомнил я, - что не все так тоскливо и безысходно в нашем мире.
– Простите?
– Простой народ, - пояснил я, - глядя на вас, скажет себе и детям, что если много трудиться, учиться и совершенствоваться, то такому будут открыты все дороги к власти и могуществу. Что у нас наконец-то все больше начинают оценивать людей не по происхождению, а по их личным качествам!
Глава 7
Он поморщился, помолчал, я видел по его лицу, как хочется принять эту точку зрения, предельно лестную для него лично, однако проговорил со вздохом:
– Сэр Фидей, вы думаете о людях слишком хорошо. Это свойственно юным и романтичным.
– Я полагал, - сказал я, - юные как раз во всем изначально разочарованы.
Он покачал головой:
– Юности свойственны крайности. Либо мир прекрасен, либо все в дерьме и жить незачем. На самом же деле мир не белый и не черный, он… хуже всего, серый. Был бы черный, люди скорее бы устыдились своего скотского существования! А так никто вашу реформу не примет.
Я сказал быстро:
– Разве это реформа?
– Реформа, - ответил он твердо.
– Это не так, - сказал я жалко, - всего лишь мелкое уточнение. Возвеличивающее сущность Христа!
Он вздохнул, лицо стало мрачным.
– Вы сами сказали, часть кардиналов занимают места в папском совете по праву высокого рождения. И это никем не оспаривается, потому что освящено древними обычаями и законами. Обычаю следуют потому, что он обычай, а вовсе не из за его разумности. Народ соблюдает обычай, твердо веря, что он справедлив. А обычаи ломать, сэр Фидей… это не просто.
– Есть средства, - возразил я, - бороться с преступлениями - это наказания. Есть средства для изменения обычаев - это такие достойные примеры, как ваша жизнь.
Я видел по его лицу, хоть он и попытался скрыть, что польщен моими словами, однако ответил мне с тяжелым вздохом:
– Сэр Дефендер, все же лучшие законы рождаются из обычаев.
– Золотые слова, - сказал я с подчеркнутым восторгом, - в большинстве случаев именно так, как вы сказали вдумчиво и зело ответственно. Один мудрец изрек, что без помощи предубеждений и обычаев он бы заблудился в собственной комнате!