Ринг за колючей проволокой
Шрифт:
– Но ваше положение не безнадежное, – продолжал мусульманин. – Аллах свидетель, я принес вам избавление. Есть у вас выход! Есть светлая дорога, указанная самим всевышним. Есть возможность каждому исправить ошибку молодости и с честью, как подобает истинному мусульманину, вернуться на землю отцов и дедов. Джигиты, клянусь минаретами Бухары, мавзолеями Самарканда и святыми камнями Шахимардана, по которым ступали копыта крылатого коня аллаха, вы заслужили прощение. Ваш тяжкий грех сполна искупился слезами ваших родителей и жен. Джигиты, обратите взгляды в сторону солнечного восхода. Там, за горами и лесами, ваша родная земля. Вспомните своих отцов и братьев, жен и сестер, вспомните своих детей! Они ежедневно с надеждой в сердце и со слезами на глазах взирают на багряное зарево заката, мысленно переносятся в страну Запада. Они молятся аллаху и просят его быть милостивым к вам и сохранить ваши жизни. И аллах, могучий и всевидящий, снизошел к их мольбам, даровал вам жизни. И не только даровал жизни, а еще и шлет вам, греховникам, вседобрейшее прощение. Вознесите всевышнему, покровителю и вершителю судеб наших, должную славу. – Мусульманин, подняв глаза к небу, провел пухлыми ладонями по лицу и бороде.
– Аминь! – ответили некоторые заключенные, проводя ладонями по изможденным лицам.
После минутного молчания мусульманин продолжал:
– О правоверные! Все мусульмане земли, правоверные Востока и Запада, Юга и Севера, встали под святое зеленое знамя ислама и объявили газават – священную войну большевикам. Мы создали свою армию. Она называется «Туркестанский легион». Все мусульмане из других лагерей с благосклонного разрешения великого фюрера уже вступили в этот легион. Я привез и вам всепрощение и высочайшее разрешение на свободу. Не теряйте времени, правоверные! Записывайтесь в «Туркестанский легион»! Святая земля предков ждет от вас мужества и храбрости! Ваши отцы и матери, братья и сестры, жены и дети с надеждой смотрят на вас и простирают к вам свои руки. Они ждут вас, освободителей! Они верят в то, что вы, встав под святое знамя ислама, принесете им избавление от красной заразы коммунизма. Аллах смотрит на вас, джигиты!
Он кончил, а люди в полосатой одежде, стоявшие по команде «смирно», сурово смотрели на него. Тогда мусульманин начал говорить опять. Свою речь он произнес на казахском, киргизском, таджикском и туркменском языках. Он призывал своих братьев по вере вступать в «Туркестанский легион» и воевать на стороне немцев против Советов.
– Армия великой Германии наступает на всем фронте. Войска фюрера разгромили главные силы Советов. В войну вступают Турция и Иран. Они уже заняли Ашхабад, Кушку, Термез, Мары и ведут бой на подступах к священной Бухаре. Эмир бухарский шлет своим верным джигитам прощение и зовет в бой за единую и великую свободу. Джигиты, вступайте под священное знамя ислама!
Худые лица узников мрачнели больше и больше.
Выступил и немецкий офицер. Его речь переводил другой мусульманин в чалме. Офицер обещал большие привилегии за верную службу Гитлеру и предложил записываться в легион.
– Братья правоверные! Мы вас не насилуем, – добавил мусульманин, – нет, нет. Мы предлагаем вступить в «Туркестанский легион» добровольно. Подумайте, мсульмане, посоветуйтесь. Завтра мы придем.
Делегация удалилась.
Каримов долго злобно смотрел вслед важному мусульманину, и глаза его сверкали гневом.
«Хитро придумали, гады!» – думал ферганец.
После ухода делегации узников распустили. Комендант «подарил» им выходной день. Разбившись на группы, они обсуждали случившееся.
В сторонке собралась группа узбеков, Каримов направился к ней. В центре ее стоял совсем незнакомый заключенный, по-видимому из вновь прибывших: он был не особенно истощен.
– Слышали? Турция и Иран объединили свои силы и объявили войну России, – торопливо говорил он по-узбекски. – Их армии захватили Ашхабад, Кушку, Термез. Ведут бои почти у самой Бухары. Большевики бегут. Советы распались. Дехкане делят колхозные земли. Слава аллаху, там начинается настоящая жизнь!
Узники недоверчиво молчали. Каждый вспоминал дорогие места, родных и знакомых. Кто-то сочувственно поддакнул.
Каримов придвинулся ближе. Не скрывая негодования, он прямо глядел в лицо «новичку». Тот вытащил из кармана листовку.
– Вот, братья, смотрите и читайте, что наш поэт пишет.
Листовка пошла по рукам. Каримов взглянул на фотографию и обомлел. С листка смотрело знакомое лицо. Прищуренный взгляд, чуть раскосый разрез глаз, широкие скулы. Бурон? Не может быть… Батыр не поверил своим глазам. Известный узбекский советский поэт Бурон, друг Гафура Гуляма, чьи стихи читали запоем и учили наизусть, был сфотографирован в немецкой офицерской форме!
– Бурон тоже перешел к немцам, – и незнакомец, полуприкрыв глаза, нараспев стал читать стихи Бурона, воспевающие гитлеровскую армию.
В Узбекистане, во всей Средней Азии поэт Бурон пользовался большой популярностью. Его любили и молодые и старые.
– Не может быть, чтобы это был Бурон, – сказал пожилой узбек и покачал головой, – не может быть.
– А фотография? – всполошился незнакомец.
– Фотографию можно сделать любую, – ответил узбек. – Я знаю, у меня сын фотограф.
– Врешь про Бурона! Он погиб, – расталкивая узников, к «новичку» пробирался седой, но еще сильный и мускулистый узбек. – Врешь, мерзавец. Я с фронта приезжал в Ташкент после ранения. Тогда газеты много про Бурона писали, целые полосы. Стихи его печатали и статьи о героической смерти. На фронте он погиб.
– И я читал про смерть Бурона, – поддержал ташкентца Каримов.
– Я тоже. И я! – раздались голоса.
Подпольная организация срочно принимала меры. Каримов и другие товарищи, рискуя быть схваченными, вели разъяснительную работу.
– Друзья, Кушка не взята, Термез стоит на месте. И ни Турция, ни Иран войны не объявляли. Это все вранье.
– По всему видно, что у немцев дела на фронте плохие, – говорил Каримов землякам. – Иначе они не стали бы создавать «Туркестанский легион». Но мы-то не дураки! Нас не проведешь…
Заключенные утвердительно кивали головами.
– Да, видимо, у немцев плохие дела. Орлы никогда не будут друзьями шакалов.
Ночью, передавая Каримову сообщения Информбюро и последние известия, Андрей посоветовал другу.
– Будь осторожен…
Каримов молча пожал боксеру руку. Мог ли думать Андрей, что видит Каримова в последний раз?
Утром, после завтрака, снова пришла делегация. Пленных построили. С короткой речью выступил комендант лагеря полковник Пистер. Потом мусульманин в чалме пропел молитву.
– Аминь! – закончил он и провел ладонями по лицу и бороде.
– Аминь! – нестройно повторили заключенные.
Немецкий офицер поднял руку.
– Прошу желающих вступить в «Туркестанский легион» подойти к столу.
Заключенные молчали. Желающих вступить под зеленое «знамя пророка» не оказалось. Офицер снова повторил призыв.
Но вот, расталкивая плечом людей, из рядов вышел первый доброволец. За ним еще четверо. Заключенные насторожились: неужели нашлись предатели? Каримов, взглянув на добровольцев, спрятал усмешку – все чужие. Подосланные. Среди них и тот негодяй, который вчера распространял фальшивку о Буроне.