Романовы
Шрифт:
Таким образом, появление на свет нового порядка престолонаследия было подлогом. Похоже, что современники так к нему и относились: основные положения «тестамента» вскоре были нарушены тем же Меншиковым, а затем сменившими его Долгоруковыми. Действительная воля покойной Екатерины никого не интересовала. Сказка закончилась — воздвигнутый Петром Великим «империум» оказался непосильной ношей для Золушки.
Глава шестая
ТЕНЬ ПЕТРА ВЕЛИКОГО
Осталось токмо памяти сего царствования, что неисправленная грубость с роскошью и распутством соединилась.
М. М. Щербатов
Судьба
Утром 7 мая 1727 года секретарь Верховного тайного совета Василий Степанов в присутствии высших чинов империи огласил завещание Екатерины I, согласно которому престол переходил к внуку Петра I. Знать и гвардия присягали юному императору Петру II, который заявил о стремлении с богобоязненностью и правосудием управлять по похвальному примеру римского императора Веспасиана. Но пышные церемонии и блеск российского двора скрывали продолжение борьбы за выбор политического курса, жестокую схватку честолюбий, в центре которой была судьба одиннадцатилетнего мальчика, ставшего в то весеннее утро неограниченным повелителем миллионов жителей великой державы.
По распоряжению Петра I его сын от нелюбимой и сосланной в 1698 году в монастырь Евдокии Лопухиной, царевич Алексей, в 1711 году женился на Шарлотте Софии Брауншвейг-Вольфенбюттельской, которая скончалась спустя четыре года, родив ему двоих детей.
Узел династического спора завязался как раз в тот момент, когда подходило к трагическому концу столкновение Алексея с отцом: приговорённый к казни, царевич умер при загадочных обстоятельствах в Трубецком раскате Петропавловской крепости.
В 1718 году страна присягала новому наследнику — сыну царя от Екатерины Петру Петровичу. Но в апреле 1719 года мальчик, которому не исполнилось ещё и четырёх лет, неожиданно умер, и его тёзка, племянник и одногодок, сын Алексея, опять стал символом надежд всех недовольных политикой Петра I, объектом придворных интриг и международных комбинаций. Сам он о них и не подозревал, находясь на попечении вначале гувернантки мадам Роо, а затем воспитателей, в том числе камер-пажа Екатерины Семёна Афанасьевича Маврина и учителя-венгра Ивана Зейкина.
В июле того же года французский посланник Лави сообщал: «...в Летнем царском дворце приготавливается помещение для сына покойного наследника, которого величают теперь великим князем Московским. Многие думают, что это делается с целью не допустить тайных недовольных в этом государстве похитить его в отсутствие царя и утвердить за ним московскую корону». Когда австрийский посол граф Кин-ский попытался заговорить с Петром I о правах ребёнка (единственный мужской отпрыск династии Романовых являлся родственником императора Карла VI Габсбурга, жена которого была родной сестрой матери мальчика), это заставило поволноваться французских дипломатов, опасавшихся усиления австрийского влияния. Вице-канцлер П. П. Шафи-ров успокаивал французского посла Кампредона: «...император, некоторые другие державы и даже кое-кто из наших хлопочут о назначении наследником внука царя, чего сам царь, сколько я могу судить, не желает. Отец этого принца покушался на жизнь и на престол его царского величества: большая часть нынешних министров и вельмож участвовали в произнесённом над ним приговоре. К тому же весьма естественно отдавать преимущество собственным детям, и, между нами, мне кажется, что царь назначает престол своей старшей дочери».
Император умер, так и не выбрав наследника престола. Однако как бы ни оценивать его колебания в пользу того или другого претендента, по-видимому, внука среди них не было. Так, в «Календаре» на 1725 год в составе царского семейства упомянуты только дочери Анна и Елизавета. Исход споров о престолонаследии решили сплотившиеся ближайшие сподвижники Петра I — Меншиков, Толстой, Ф. Апраксин, Головкин, Ягу-жинский — и гвардейские офицеры. Императрицей стала Екатерина. На её коронации маленький Пётр не присутствовал,
Последнее замечание, кажется, справедливо. Учиться будущий царь явно не любил, с трудом писал на латыни, но, как все дети, предпочитал играть. Известно, что у него были игрушечная пушечная батарея и маленькое ружьё. Однако мальчик подрастал, и приходилось обращать на его воспитание более серьёзное внимание. В 1726 году обер-гофмейстером к царевичу был назначен вице-канцлер Остерман, а в мае 1727-го в качестве преподавателя «правил наук и художеств» определён профессор математики Христиан Гольдбах. Что преподавал великому князю академик, неизвестно, но занятый проблемами российской внешней политики Остерман не утомлял науками юного ученика. «За его высочеством великим князем я сегодня не поехал, как за болезнию, так и особенно за много-дельством, и работаю как отправлением курьера в Швецию, так и приготовлением отпуска на завтрашней почте, и, сверх того, рассуждаю, чтоб не вдруг очень на него налегать», — сообщал вице-канцлер в одном из писем.
Едва ли мальчишка задумывался о своём будущем; но многие люди, как знатные, так и «подлые», считали, что именно маленький Пётр является единственным законным наследником российского престола. На него делали ставку будущий канцлер, а тогда посол в Дании А. П. Бестужев-Рюмин и его окружение, в которое входил наставник царевича. Хитрый Остерман предлагал иной выход: брак Петра и Елизаветы (племянника и тётки!) с выделением ей Прибалтики в личное владение. Однако все эти планы были похоронены Меншиковым, положение которого по мере ухудшения здоровья императрицы становилось всё более шатким. После смерти Петра I Ментиков был самым решительным противником воцарения Петра II, но к весне 1727 года он неожиданно для своих бывших единомышленников превратился в горячего сторонника юного царевича. Он задумал женить царевича на своей дочери, в результате чего сам он смог бы стать регентом при несовершеннолетнем государе. Да и только что заключённый союз с Австрией заставил изменить отношение к племяннику императора Карла VI, тем более что датские и австрийские дипломаты считали кандидатуру великого князя наиболее благоприятной для своих интересов.
У Меншикова были две дочери — Мария и Александра. Старшую уже помолвили с польским графом Петром Сапегой. Вероятно, позже Меншиков решил подстраховаться, и в проекте завещания Екатерины оказался пункт об обручении будущего императора Петра II с одной из дочерей светлейшего, но без упоминания имени невесты. Екатерина умирала, поэтому у Меншикова оставалось очень мало времени, чтобы убедить императрицу в необходимости подобной комбинации. Но он всё же смог добиться её принципиального согласия, однако встретил сопротивление со стороны недавних единомышленников. Одним из них подобный поворот событий грозил опал ой, других пугала бесконтрольная власть, которую получал Ментиков.
В числе недовольных были генерал-полицмейстер А. М. Девиер, член Верховного тайного совета граф П. А. Толстой, генералы-гвардейцы И. И. Бутурлин и А. И. Ушаков. Их мнения сводились к тому, чтобы Екатерина «короновать изволила при себе цесаревну Елисавет Петровну или Анну Петровну, или обеих вместе. И когда так зделаетца, то ея величеству благонадёжнее будет, что дети её родные». А о судьбе царевича Толстой писал: «Как великий князь научитца, тогда можно его за море послать погулять и для обучения посмотреть другие государства, как и протчие европейские принцы посыла-ютца, чтоб между тем могли утвердитца здесь каранация их высочеств». Решительный Девиер пытался даже сделать наследника своим орудием — «нечто ему на ухо шептал» и призывал: «Поедем со мной в коляске, будет тебе лучше и воля, а матери твоей не быть уже живой».