Рождение сверхновой

Генрих

Дальше мне остаётся развлекаться отслеживанием выражения лица лейтенанта. Несколько раз он бросает на меня быстрый взгляд, переводит на экран. Сверяет мою личину. Мне становится скучно, я набаловалась и устала. Через десять минут моё терпение окончательно истощается. В то самое мгновенье, когда лейтенанту по его просьбе Мари приносит стаканчик кофе.

— Мсье Камбер, когда прекратятся мои мучения?

— … — упирает в меня вопросительный взгляд.

— Я летела в самолёте десять часов. Добралась до отеля. Рассчитывала на ужин, просмотр новостей, несколько деловых звонков, а дальше — свидание с мягкой и тёплой кроватью. Вместо этого вы три часа уже терзаете меня допросами, обысками, грубостями и провокациями. Я устала, хочу есть, пить и спать. Я по парижскому времени живу, в Париже время подходит к пяти часам утра. Вы фактически всю ночь мне спать не даёте. Сколько можно воздействовать на меня измором? Я всё равно ни в чем не признаюсь.

Лейтенант не спорит, видимо, впечатлившись информацией обо мне из интернета. Выходим из закутка, я оглядываю близлежащее пространство, но нужного не нахожу.

— А где мой ужин? — не вижу в окрестностях ничего похожего на мой заказ, ни пиццы, ни соков.

Шапочное разбирательство результатов не даёт. Девицы, Мари и Полина, утверждают, что заказ приносили, и он лежал «вот тут». «Вот тут» представляло собой голое сиденье стула. Лейтенант чешет затылок, сдвигая фуражку на лоб. Найти мой заказ это тоже не помогает.

Так что я вхожу в камеру голодная. Камера аккуратная, но двухместная. Одно место занято той самой индеанкой, как выясняется, не очень адекватной. Как только стальная дверь за моей спиной извещает меня своим лязгом, что я отрезана от всего остального мира, моя соседка поднимает голову.

— Бу-бу-бу? — чего-то бурчит она. Речь не распознаю, поэтому переспрашиваю на более универсальном английском:

— What?

Женщина вскакивает с нар и решительно направляется ко мне. Оцениваю потенциального противника. Немного ниже меня и намного шире, тяжелее килограмм на пятнадцать, если не больше. Напирает на меня, набычившись, держа руки полусогнутыми чуть в стороны, вполне себе боевая стойка.

Это потом я узнала, что моя соседушка ненавидит англичан и мою узкоглазость (относительную) и принципиальную непохожесть на англосаксов со сна не разглядела. Какие-то заморочки её племени со времен колонизации. А пока я, дождавшись нужной дистанции, легко поднимаю и прижимаю согнутую ногу к груди. На короткое мгновенье моя стопа упирается в могучий бюст, а потом потенциальный противник отбрасывается мощным толчком и оказывается на полу в трёх метрах от меня.

Так и знакомимся. Имя её не помню, что-то вроде Белого пера стремительной птицы, или наоборот, Стремительное перо белой птицы… не разобрала. Тем более, что она откликалась на более простое имя Тереза.

7920 Boulevard Saint-Laurent, Montr'eal

17 марта, местное время 8 утра.

О! Нам завтрак приносят. Непонятно из чего каша с еле уловимым запахом масла и железная кружка со слабым раствором чая. Сметаю всё мгновенно, и, глядя на очищенную посуду, думаю: я поела или нет, а был ли в чае сахар? Ничего не поняла.

Открывается дверь. Интересно, зачем? Завтрак подавали в окошечко. Незнакомый полисмен протягивает мне коробки. А-а-а, понятно, в окно не пролезут.

— Ваш вчерашний заказ, мадемуазель. Лейтенант Камбер велел передать.

С первого взгляда понимаю, что это не мой заказ. Мой родной наверняка с почестями или без оных похоронен в желудках местного народонаселения. С яблочным соком они угадали, а вместо томатного вижу персиковый. И пицца острая.

— Это не мой заказ, я такого не ем, — возвращаю коробки полицейскому, потом передумываю, — А впрочем, давайте.

Яблочный сок оставляю себе, остальное отдаю Терезе.

Я больше не улыбаюсь. Никому. Никому здесь я больше улыбаться не буду. Рассчитывала совсем на другое. Обыграть роль избалованной кокетливой красотки, всех обаять, может быть даже спеть. В итоге обзавелась бы канадской фанатской группой в полном составе здешнего полицейского участка. И даже грубость Клода не помешала бы. И после всего остального, включая подленькие провокации лейтенанта, которые можно списать на профессиональную деформацию, была возможность повернуть в мирную сторону. Дверь захлопнулась, когда лейтенант Камбер угощался кофе, даже не подумав предложить мне. Я потом в камере воду из-под крана пила. Противную, кстати, на вкус.

Всё остальное выливалось уже в треснувшую и потёкшую чашу моего ангельского терпения.

В девять часов меня выводят из камеры. За четверть часа до этого до нас донёсся рёв раненого бегемота. Кто-то бушевал минут десять.

— Самый большой начальник прибыл, — ухмыляется индеанка, разделываясь с пиццей, и едко добавляет, — Его сиятельное всемогущество главный инспектор Альфред Лафар.

Сиятельное всемогущество вижу в общем холле. Натурально, на бегемота смахивает. Брыла, заметное брюшко, короткие руки. Облачён в гражданский костюм и уже этим отличается от всех прочих.

А обстановочка совсем другая, нежели вчера вечером. Большая часть народа не знакома, видать, часть сменилась, но мои девицы, которые совсем не красавицы, и лейтенант Камбер пока здесь. Лейтенант стоит навытяжку, слегка побагровевший, у девиц вид «Как бы нам не прилетело», остальные усиленно стараются не отсвечивать.

— Мадемуазель Агдан, я… — мужчина представился. Именно тем, кого назвала моя соседка по камере. Только «сиятельного всемогущества» не прозвучало.

Обращение по моему псевдониму «Агдан» сразу всё объясняет. Провернулись где-то колёсики. Буланже наверняка известил о случившемся «Sony Music», а уж им-то хватит возможностей, я полагаю, даже на правительство выйти. Хотя ничего сложного тут нет, я и сама могла бы. Один звонок в наше посольство и пошла плясать губерния.

— Мадемуазель Агдан, что же сразу моим ребятам всё не объяснили? — укоризненно рокочет Лафар. О, опять я во всём виновата! Прямо родной Кореей повеяло.

Не нахожу нужным отвечать, хотя «бегемот» ждёт. Вместо этого пристально и безотрывно смотрю на лейтенанта Камбера. Тот опять краснеет, старательно отводит глаза и помалкивает. Первой не выдерживаю я.

— Лейтенант Камбер, не хотите ответить за меня?

— Она говорила… — кое-как выдавливает из себя лейтенант. На него давит тяжёлый взгляд разгневанного начальства, и проигноривать его он не может.

— Говорила, что она звезда и военнослужащая южнокорейской армии, — лейтенант мучительно рожает признание.

Высокое начальство остаётся терзать своих подчинённых, а я ухожу в знакомый закуток, где девицы-не красавицы возвращают мне изъятое накануне имущество. Тоже небыстрая процедура, но живее за счёт не слишком тщательного осмотра с моей стороны. Мне главное — деньги, документы и смартфон с планшетом. Так что за неполный час мы управляемся.

Уже на выходе меня притормаживает лейтенант и суёт какую-то бумагу.