Рождение сверхновой
Шрифт:
Рекламная вставка.
Грамотно они стали работать. До момента, когда к ним снизошла великая я, они сидели в глубокой, грязной яме не по своей вине. Обстоятельства так сложились, полагаю. Никто им не давал шанса вылезти оттуда, вырваться из аутсайдеров…
— Да, госпожа СонЛи, говорила. Невеликая сенсация, но многое публике станет понятно по поводу некоей Агдан, — улыбаюсь я.
— Я вся превращаюсь в глаза и уши, ЮнМи-сии, — СонЛи даже как-то подобралась, скрестила ноги, прижала сцепленные руки к груди.
— Начну по порядку, госпожа СонЛи. Месяца через три будет
Ведущая кивает, но комментировать не пытается. Строго выполняет своё обещание только слушать.
— Возмутительная сумма. Я так считаю потому, что мой виновник ДТП, — кстати, порядочный человек, не сбежал, — заплатил именно столько на моё лечение. Десять миллионов. И когда я вышла из больницы, у нас оставалось ещё три. Но дело в том, госпожа СонЛи, что я не просто сотрясение мозга получила, как мои истцы. Я десять дней в реанимации лежала, в первые минуты в состоянии клинической смерти была.
Делаю паузу, ведущая не вмешивается.
— И приравнивать мой случай травмам моих истцов, которые они залечивали не больше недели-двух, нельзя. Сумму иска они явно завысили. Собственно, суд это и установил, оставив им, в среднем, по четыре миллиона.
Кажется, пора. Самое время нанести резкий удар.
— Последствия той аварии до сих пор со мной. Диагноз «ретроградная амнезия» остался навсегда. Я не помню ничего, что было со мной до момента аварии. Почти ничего. Ходить, двигаться, говорить я могла. Но это всё.
Действительно сенсация. Молчит не только ведущая. Молчит вся студия. Кажется, даже аппаратура стала тише гудеть и стрекотать. Где-то вдали на пределе слышимости, — в другое время этот звук никто бы не услышал, — легонько хлопнула дверь.
— А дальше? — решается прервать паузу ведущая. Молодец! Очень вовремя, и как раз ей и надо было это сделать.
— А дальше начались приключения, госпожа СонЛи, — слегка усмехаюсь я, — Мама и сестра были очень расстроены, что я их не узнавала. Но самая главная неприятность была в том, что я полностью потеряла социализацию. Корейская система социальных отношений очень сложна, я в ней до сих пор путаюсь. Если сказать одним словом, то, несмотря на то, что я родилась и выросла в Корее, я — «банан».
Расширенные глазки ведущей никак не хотят возвращаться к обычным размерам. Однако главное слово выделяет точно.
— О каких приключениях вы говорите, ЮнМи-сии?
— О-о-о, прямо как в дорамах, госпожа СонЛи. Там очень любят подобные ситуации обыгрывать. Например, мой дядя… — да, тот самый, которого посадили, — любил здороваться со мной, делая зверское лицо и хватая сзади. И вот хватает он меня за бока, кричит «Ага, попалась!» и получает от меня решёткой по голове. Дело на кухне было. Я его не узнаю и воспринимаю его действия, как реальное нападение.
Мы с ведущей недолго хихикаем. А образ моего дяди в глазах зрителей получает реальный забавный штрих. Ему и мне пригодится. Бьюсь об заклад, он сейчас получил небольшую долю симпатии от зрителей.
— Он
— О нет! Могло быть намного хуже, тогда я ещё за сковородку схватилась. Мама вовремя подоспела. Отделался разбитым носом и сломанными темными очками.
— Ого! Действительно легко, — соглашается СонЛи.
Рекламная вставка.
После рекламы методично рассказываю обо всех неприятностях из-за амнезии. В школе, в агентстве, в школе Кирин.
— Кстати, госпожа СонЛи, очень интересно в школе Bu Pyeong получилось, — делюсь мыслями и впечатлениями, — Я смотрела, как бы со стороны, настолько я стала другой. И столкнулась с кое-какими мелочами. Очень неприятными.
— Какими мелочами, ЮнМи-сии?
— Проявлениями какой-то беспощадной жестокости к детям, госпожа СонЛи. О нет, это вовсе не особенность моей школы. Всё то же самое происходит во всех других, уверена в этом. Я сейчас поясню…
Я вспоминаю свой единственный день в моей школе Bu Pyeong. В своё время не обратила на это внимания, этот тонкий момент остался небольшой занозой в памяти. И вот сейчас я её вытаскиваю.
— Очень характерный момент, госпожа СонЛи. Когда я пришла в школу, администрация обещала, что присмотрит за мной, поможет. В реальности, меня начали топить. Это вовсе не из-за какой-то особой жестокости корейцев, корейских учителей. Они просто не знают, что так делать нельзя.
— В чём жестокость, ЮнМи-сии?
— Учительница на уроке вызывает к доске и говорит: «Да, я знаю, что ты была в больнице, но раз ты пришла в школу, значит, должна быть готова». И начинает спрашивать без всяких скидок.
Делаю паузу, смотрю на СонЛи. Не понимает! Она тоже не понимает! Придётся объяснять подробно.
— Учителя, госпожа СонЛи, не осознают своей собственной ключевой роли в обучении. Ребёнок не способен самостоятельно, просто по учебникам, освоить новый материал. Ему нужно вникнуть, послушать учителя, что-то сделать под его наблюдением. Иначе никак. Учитель на уроке мне в первый день после болезни вдруг говорит, что я ДОЛЖНА быть готова. А как? Я пришла в школу СЕГОДНЯ для того, чтобы быть готовой ЗАВТРА. Не сегодня, завтра. Но мне предлагают самостоятельно пройти пропущенный материал, на что без учителя школьнику потребуется в десять или сто раз больше усилий, чем с учителем. Но никаких скидок! Получается какое-то добивание ребёнка, оказавшегося в трудном положении. И никакой помощи! Ни один учитель не предложил мне остаться после уроков, чтобы немного позаниматься и догнать одноклассников.
— Может быть, вы преувеличиваете проблему, ЮнМи-сии, — неуверенно возражает СонЛи.
— Нисколько, госпожа СонЛи, — решительно возражаю, — Вот медики отлично это знают. У них и термин такой есть: «реабилитация». Они понимают, что, несмотря на выздоровление, никто не способен сразу включиться в обычный режим жизни. Человек выздоровел, но сильно ослаблен, ему надо силы восстановить. Он не может сразу принять на себя нагрузку обычного здорового человека. Но у педагогов такой термин отсутствует. Вы слышали о чём-то подобном от учителей?