Рукопожатие Кирпича и другие свидетельства о девяностых
Шрифт:
Для чинов Небесной канцелярии что важно? Констатировать факт, дать определение, используя готовый типический шаблон, и всё. Грешники – налево, праведники – направо! По порядку номеров, как говорится…
А ведь это важно понять: почему люди, сущие под единым Богом, то вдруг праведники, а то грешники. В чём сбой системы? А что, если, пройдя многовековой путь со дня сотворения, человек изменился или, не приведи господи, мутировал?
И ангел решил узнать правду о человеке от самого человека. А что? Вполне мыслящее существо! И не только мыслящее, но и мысли свои излагающее.
Потому сначала ангел приступил к теории.
Наведываясь в земные библиотеки в обращённом виде, ангел читал всё, что могло дать ему ключ к разгадке человеческого феномена. Аристотеля и Плутарха, Гегеля и Канта, Фрейда и Фромма, Соловьёва и Бердяева. Уединяясь в дальних уголках Эдема под предлогом созерцания самого себя, вчитывался в «Декамерон» Боккаччо. Обернув белой непрозрачной бумагой, дабы не узрел никто название труда, под видом богословской монографии штудировал «Бесов» Достоевского и так далее и тому подобное…
Homo sapiens, по суммарному мнению сих учёных мужей, оказался сложен, противоречив и, что самое неприятное, непредсказуем в добре и зле.
Но именно эти качества человека манили ангела, побуждая от раза к разу погружаться в человеческое сообщество с желанием сеять разумное, доброе, вечное.
И чем сложнее возникали задачи, тем более остро чувствовалась необходимость их решать…
Дежурный ангел шёл по заснеженной тропке, едва касаясь поверхности золотыми сандалиями, обутыми прямо на босу ногу. Его одежды контрастировали белизной со снегом, припудренным сажей, вылетающей вместе с дымом из заводской трубы и оседающей в радиусе нескольких километров. Крылья ангела, аккуратно сложенные за спиной, были готовы, распростёршись над кем-либо, очистить избранника добротой и благостью.
Домашние дымоходы мерно выпускали петляющий мелкими колечками печной дым, и оный стремился вверх, туда, где яркие крупные звёзды и наклонившийся месяц сияли как начищенные для праздника. И в целом это своей благой умиротворенностью напоминало кадры настоящей рождественской ночи всё из того же старого кинофильма, показанного нынче на голубых экранах телевизоров в рамках новогодней телепрограммы.
Первое, что сотворил ангел, – успокоил дерущихся возле подъезда дома Кулаковых Серёню и его дружка Володю и потоком сердечного тепла заставил их примириться.
Затем, почувствовав в одной из компаний мать, надолго бросившую своего ребёнка, направил её волю для скорого возвращения домой. Этой матерью, понятное дело, оказалась Лидуха, до сих пор не покинувшая гостеприимное жилище Подползиных.
И пошёл, и пошёл… От дома к дому.
Даже проходя мимо владений четы Шумейко, над которым ангел ощутил недоброе свечение, он послал его обитателям спокойный сон. Потому как вышеупомянутые супруги, даже забравшись в кровать, заснуть не могли, считая, что уходящий год не принёс им чего-то особенного, чего-то важного, ценного и, по не очень скромному мнению Зинаиды и Петра Шумейко, несомненно, ими заслуженного.
А потом ангел увидел, как Пашка лакомится апельсиновыми дольками, и постучал к нему в окно…
Пашка безропотно впустил в дом незнакомого, но такого приятного гостя, на которого собака не залаяла, а даже, наоборот, по-своему приветствовала его, усиленно виляя хвостом.
Конечно же, Пашка не догадывался, кто заглянул к нему на огонёк, но при этом не испугался нисколечко, ведь собака не впустила бы того, кто опасен. Да и от незнакомца веяло теплом и покоем. И самое главное, что за спиной у пришедшего находились такие же крылья, как у белого лебедя, виденного Пашкой в передвижном зоопарке.
– Паша, – заговорил ангел, усаживаясь вместе с мальчиком поближе к тёплой печке, – ты знаешь, что сегодня праздник?
– Знаю, – ответил Пашка, – я даже ёлочку нарядил, вот, посмотрите…
– Неплохо, – похвалил ангел, – очень даже неплохо. Ты молодец! А хочешь, мы с тобой полетаем? Видишь – у меня крылья, я возьму тебя на руки, мы полетим и сверху будем смотреть на землю. А потом ты про всё увиденное расскажешь маме…
У Пашки загорелись глаза, и он тут же побежал собираться, потому что от такого предложения не отказываются…
Лидуху потянуло было в сон, но явившаяся внезапно, вначале совсем крошечная, а после с каждой секундой растущая мысль: «Домой к сыну» – в буквальном смысле овладела ею полностью, и, вместо того чтобы лечь где-нибудь прикорнуть, Лидуха вдруг засобиралась домой.
– Лидка, ты куда? – спросила однорукая Надя. – Посиди ещё…
– Не могу, Надька, – суетилась Лидуха, – у меня же там Пашка весь день один… Что же я за мать такая? Ох, Надя, тошно мне от себя самой…
– Ну и зря ты, – отозвалась бездетная Надя, – и для себя пожить тоже надо…
– То-то и оно, что всё время для себя и для себя…
Собравшись, Лидуха вышла на улицу и, пошатываясь, побрела к дому. Когда она дошла до двора Зубчуков с эмалированной табличкой на заборе «Улица Н. В. Гоголя, 197-а», из темноты выскочил мужик, с головы до ног чёрный, словно трубочист, и, весело гаркнув: «Непорядочек, однако», завертелся вокруг себя так, что поднял на воздух целое облако снега, обернувшееся настоящей метелью.
Белый свет померк в один миг, и Лидуха на ощупь пошла вдоль сугроба, намётанного у дорожки, потеряв ориентиры и забыв от неожиданности, в какую сторону она двигалась. Метель атаковала со всех направлений. Налетая сзади – сыпала снег за ворот, заходя спереди – хлестала по щекам, вырывала из-под платка волосы и забивала ими рот и глаза. Лидуха прислонилась к заборчику, спасительно выплывшему ей навстречу из белой круговерти, чтобы переждать и отдышаться. Чуть-чуть, минутку, только перевести дух и снова пробиваться к Пашке. Но стихия, сотворённая руками нечистого, ещё пуще взялась за неё: грубо лезла под подол платья, проникнув через рукава драпового пальтишка, холодными руками шарила по телу и лапала за грудь. И в конечном итоге, оторвав от заборчика, подталкивая в спину, погнала, водя кругами между сугробами.