Русский Бог
Шрифт:
Царица скуксилась, потом сделала книксен:
– Государь! Я пришла просить за Фотия. По-моему он дельный человек и достоин ранга…
– Он и так митрополит.
– Саша, я не могу, у тебя чужой голос!
Фотий закашлялся.
– Я имею в виду, возродить патриаршество и сделать Фотия патриархом Московским и Всея Руси…
– Но Филарет, митрополит Московский, более достоин…
– Филарет стар, немощен, его убрать. Тем более, что и Филарет и Фотий, оба на букву «Ф», разница небольшая…
Александр, страшно довольный происходящим, неловко двинувшись, зашуршал за ширмой.
– Саша, там кто-то есть! – сказала императрица, сделав страшные глаза, и указывая за ширму.
– Это…кошка.
– Ты завёл кошку?
– …да.
– Какая прелесть! Дай посмотреть. Я обожаю кошек!
– Нельзя. Она…болеет.
Императрица подошла поближе к Фотию.
– Как странно!
Всмотревшись она узнала Фотия. Фотий подмигнул ей.
– Как странно! Странно! Странно! – захохотала Елизавета,- пожалуй я зайду в другой раз!
Lise ушла. Незаметно для Александра, она напоследок покрутила у виска и указала в сторону ширмы. Фотий усмехнулся. Александр выскочил из-за ширмы, захлопал в ладоши, запрыгал:
– Браво! Браво! Не узнала! Не узнала! Первый успех!
– Государь, боюсь , что Елизавета Алексеевна, что-то заподозрила…- с достоинством сказал Фотий.- Я нашёл средство более надёжное, укрыть ваше отречение…
– Ну-ка, ну-ка…
– Спрячьтесь.
Александр вновь встал за ширму.
Фотий три раза отчётливо хлопнул в ладоши. Другая, скрытая между куртуазными французскими гобеленами, дверь бесшумно отворилась. В кабинет, щелкнув сапогами, вошёл человек в солдатской форме.
– Ваше величество, по вашему приказанию рядовой 51-го пехотного полка 3-й армии Петров явился.
– Как зовут тебя, братец?- спросил Фотий.
– Фёдор, Кузьмы сын.
– Будешь стало быть – Фёдор Кузьмич…
Александр из-за ширмы внимательно наблюдал за солдатом. Безусловно, тот был похож на него гораздо больше, нежели загримированный Фотий.
* * *
Николай, в том же мундире бригадного генерала, в котором он был у Истоминой, быстро шёл по коридорам императорской резиденции. Не успевая, за ним бежали три офицера.
– Раевский! – приказал Николай на ходу. – Срочно собери всех моих адъютантов. Немедленно выезжаем в Святоозёрский монастырь. Предупредите господ офицеров быть конными, взять провизии на два дня.
Навстречу Николаю попался генерал граф Аракчеев.
– Что-нибудь случилось, ваше высочество? – услужливо спросил он.
– Всё нормально. Отлично. Великолепно. – На ходу прокричал Николай.
– Ох уж эта молодёжь! – пробурчал ему вслед Аракчеев.
– Ничего от неё никогда толком не добьёшься. Коновницын!
– он подозвал шедшего с ним рядом офицера. – немедленно собери всех моих штабных адъютантов. Предупредите офицеров быть конными и захватить провизии на два дня.
* * *
Кавалькада всадников Николая понеслась по холмам и лесам. Тайно за ним следовали конник во главе с Аракчеевым.
* * *
В гулкие стены монастырской церкви билась молитва инокини:
– По словам псалома41: « Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к тебе, Боже! Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие! Слёзы мои были для меня хлебом и день ночь, когда говорили мне всякий день « Кто Бог твой?» Вспоминая об этом изливаю душу мою потому что я ходил в многолюдстве, вступал с ними в дом Божий со гласом радости и славословием празднующего сонма. Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога, ибо я буду ещё славить Его, Спасителя и Бога моего.»
В середине церкви молились пять или шесть пожилых монахинь в белых праздничных одеяниях. Между ними на коленях перед иконой Богоматери, которую держала одна из монахинь, в чёрном платье, напоминающем балахон, стояла Оленька, дочь Анны Истоминой. Оленька плакала, пряча в кулачок слёзы.
Настоятельница, строгая русая женщина с глубоко посаженными бесстрастными глазами, чем-то очень напоминающая Катерину Трубецкую, жестом остановила молитву.
– И не будет у тебя больше ни отца , ни матери, ни брата, ни мужа, а будешь ты невеста Христова и жених твой будет на небесах, в Царстве Господнем. А прозываться отныне начнёшь Марфой.
– Я не хочу Марфой…- пролепетала девочка.
– Молись! – строго наклонила ей голову настоятельница.
– Это поначалу страшно, потом привыкнешь! – подскочила с шепотом молоденькая благообразная монахиня.
Девочке, с силой наклонив её, большими овечьими ножницами стали в кружок остригать тонкие волосы. Оленька беззвучно захлёбывалась слезами.
Монашки запели:
– Отче наш, иже еси на Небесах… да святится имя твоё, да пребудет воля твоя…
Вдруг в притворе церкви послышался громкий шум. В храм стремительно вбежал Николай, за ним – в плотной белой мантилье поверх чёрного шерстяного платья Анна, десяток офицеров с факелами.
– Остановитесь! – обратился Николай. – вы не имеете права! Вы не можете постригать ребёнка в монахини без разрешения…
– Разрешения не требуется. Девочка- сирота, - коротко ответила мать –настоятельница.
– Вот её мать!
– Мама! Мама!
– Олечка!
Мать и дочь бросились друг другу в объятья.
Тем временем другие иноки, уже в чёрных ризах, прятавшиеся в темноте храмовых пределов, обнажили спрятанные шпаги и подбадривая себя возгласами, набросились на Николая и его людей.