Русский Бог
Шрифт:
Lise переменилась.
– Ах так!.. Да ты ещё не коронован, мальчишка! По столице ползут слухи, что великий князь Константин не отказался от престола. Письмо с его отречением было подложным. А он первый имеет право на престол, по старшинству. Да и смерть Александра, верю, не без тебя…
– Да я за таки слова тебя в монастырь упеку! В Новодевичий, как Софью! Немка! – бросился с кулаками на Lisе Николай.
– Сам немец!- отвечала заторопившаяся к выходу Lise.
– Ах, если б был жив Александр!- Lise поправила на груди чёрную траурную розу.
– совершенно правильно, ваше величество! Так им, иноземцам, и надо! – раздался за спиной Николая услужливый голос генерала Аракчеева. Он тихо вошёл со служебной папкой через небольшую дверь рядом с троном.
– И ты, без доклада! – налетел на него Николай.
– Но император Александр позволял…- смешался Аракчеев.
– Александр мёртв… А вы… ты… с сегодняшнего дня больше не генерал, а… младший ефрейтор!
– Но такого чина нет в русской армии, - пытаясь сохранить достоинство, отвечал Аракчеев.
– С сегодняшнего дня я ввожу его для тебя!
Аракчеев поклонившись, попятился к выходу, повернулся спиной. Николаю стало жаль его.
– Послушайте, граф…- догнал Аракчеева Николай.- Я вижу, вы добрый малый. Простите мою горячность… Просто сегодня первый день моего царствования, и я, ради пользы дела, должен задать подданным острастку. А со временем… всё станет по-старому….
Со слезами на глазах Аракчеев бросился в ноги Николаю.
– Ну-ну, старина, - приподнял его Николай.
– Ваше величество, вся Россия ждёт перемен. Казна пуста, народ ропщет под тяжестью налогов, враги подняли голову…
Вошедший дежурный офицер щёлкнул каблуками.
– Ваше величество, представители сословий собрались, дабы приветствовать вас.
– Пусть войдут,- Николай поспешил к трону. Аракчеев встал о правую руку императора.
Зазвучали трубы. Большие до потолка золотые двери, открыли лакеи в красных кафтанах и белых перчатках. Толпа духовенства, купечества, крестьян, дворян, придворных вошла в зал.
– Новый царь!
– Верой и правдой будем!
– Молод!
– Купечество с вами, ваше величество!
– Красавец!- прокатилось по залу.
– Его величество император всея Великой, Белой и Малой Руси, великий князь Польский и Финский… Николай Первый!- провозгласил дежурный офицер.
Николай встал, величественно пошёл по центру зала между рядами представителей сословий. Царь протягивал руку, руку целовали. Николай остановился у стоявшего в первых рядах высшего духовенства Фотия, вяло протянул кисть в жёлтой лайковой перчатке. Фотий поцеловал руку Николая.
– Архимандрит, - обратился Николай.
– Митрополит, - вежливо поправил Фотий.
– С сегодняшнего дня только архимандрит,- улыбнулся Николай.- Ведь я как царь как глава церкви… Когда я смотрю на вас, архимандрит, мне постоянно кажется, что мы уже где-то встречались при весьма странных обстоятельствах…
* * *
Усатый щекастый жандарм втолкнул Александра в общую камеру:
– Ну, господа арестанты, принимайте новенького! Задержан за бродяжничество…
Споткнувшись за подставленную арестантом ногу, бывший царь Александр растянулся на заплеванном каменном полу. Одежда на нём изорвалась, на рукавах из-под треснувшей рясы торчали острые углы локтей, оборванные края платья открывали бледные волосатые голени, чуть прикрытые нечистыми онучами, ветхая поддёвка покрылась богатой сетью дыр на груди и спине. Остатки шапки запутались в свалявшихся разросшихся волосах, заражённых колтуном и вшами. Густая борода носила следы вчерашних щей и теперешнего дождя. Клюка утерялась, а вещмешок многократно и бесполезно латался.
Взрыв хриплого хохота сопровождал падение Александра. Приподнявшись и сев на пол, Александр с любопытством и страхом рассматривал собравшихся вокруг него арестантов. Те с не меньшим интересом уставились на него. Все арестанты одеты были примерно одинаково: просторные некрашеные льняные порты, почерневшие от временем, бывшие некогда белыми полотняные рубахи с пришитыми спереди и сзади красными ромбами в виде тех, что на карте бубен.
Старшой, здоровенный рыжий детина, с жёлтой паклей волос на голове, с сально-мясистой лепешкой вместо лица, наклонился над Александром, дыхнул на него прокисшей рыбой и луком.
– Вот те и новенький! – двумя пальцами зацепив за поддеву, Старшой легко подтянул к себе Александра.
– Вот те на… новенький» бродяжка! Взят за бродяжничество, слышь, - обступили Александра другие арестанты, очень похожие оспенными рытвинами щёк, щербистостью зубов, сиплостью прокуренных голосов, широкими пигментированными скулами и приплюснутыми картошкой сизыми носами на Старшого, отличаясь лишь большей щуплостью форм.
– Божий странник я, братья-арестанты, - попытался объяснить Александр. Против воли в окружении десятка полтора разбойничьих рож, спустившихся с нар и обступивших его, он заговорил испытывающее, заискивающе. – Хожу по стогнам российским, исповедую слово Христа, питаюсь. Кто что подаст… Господи! Не в ярости Твоей обличай меня, и не во гневе твоём наказывай меня…- запел Александр.
– Божья коровка! – хмыкнул молодой лысоватый парень, но стоявший рядом длинный жердевидный арестант остановил его – Старшой ещё не сказал своего веского слова.
Арестанты глядели на Александра, как на заморское диво в зверинце. По-видимому, камера пополнялась не часто. Отсутствие каких-либо значительных интересов делало новоприбывшего предметом долгоиграющего интереса. Арестанты с жадностью любознательности ждали от Старшого определения судьбы новичка.
– Косой!- позвал Старшой одного из арестантов, вертлявого колченогого парня с выбитым глазом.- А посмотри, Косой, глаза у бродяжки белёсые?