Русский Бог
Шрифт:
– Почему же они не предпринимают никаких мер?
– Император Александр рефлексирует. Ему не до нас. Он считает, что мы… его дети. Если организовал убийство отца своего – Павла, то мы вроде бы, то мы имеем подлинное моральное право рассчитаться с ним.
– А Николай?
– Бездеятельность Николая пока составляет загадку… Николай очень любит власть. Ждёт не дождётся смерти Александра, чтобы самому взойти на престол. А так как брат его никак не умирает, Николай, я думаю, присматривается к нам, не могли бы мы помочь ему в осуществлении его честолюбивых намерений. Впрочем, надёжнее вызвать Николая, под каким-нибудь предлогом, воспользовавшись, скажем, этой актрисой Истоминой, на которую он положил глаз, подальше от столицы и свести счёты.- задумчиво продолжил Трубецкой.
За окном светало. Трубецкой встал , принялся одевать рясу, приклеивать бороду, усы. Катишь, сидя в постели, расчесывала волосы. Она встала, подошла к Трубецкому, обняла его сзади:
– Пора?
– Пора, Катишь…
– Серёжа, ты по-прежнему хочешь убить царя?
Трубецкой усмехнулся:
– Я много-много раз имел возможность убить царя, но…не убил.
– Тоже… рефлексируешь?
– Чтобы убить царя Александра, много ума не надобно… Я хочу, чтобы он сам с престола сошёл, без крови. Тут такая игра, до смерти захватывает.
– Провалиться не боишься?
Трубецкой поцеловал жену:
– Яд – в коронке, - указал на зуб, затем приложил ладонь к груди. – А в сердце – одна ты, Катишь.
Нервы Катишь сдали.
– Серёжа… ведь если что, не дай Бог, случится с тобой, я не вынесу! Так и знай, погубишь меня…
– Ты знаешь, Катишь, я иногда подумываю, вот как царь Александр хочет, бросить всё. Пойти да и заложить всех…
– Что ты, Серёжа?!
– Да-да! Заложить всех товарищей по заговору царю или Николаю. Дело-то наше пропащее, мало нас… Или ты заложишь или тебя. Во всяком деле без предательства никак нельзя. Кто вперёд!
* * *
В той же огромной царской постели под розовым кружевным одеялом, в которой ночь назад лежали Александр и Елизавета Алексеевна, теперь помещались та же Lise и митрополит Фотий. На настенном канделябре повисла небрежно брошенная ряса.
– Ну, митрополит, не подозревала, что в ложе Русской Православной церкви таятся столь мощные мужские силы…- говорила, сладко томясь, императрица.
– Русская Православная церковь под покровом матери нашей пресвятой Богородицы стоит и век стоять будет, аки Москва – Третий Рим…
– А ещё бесстыдно скопцом себя называл. Если ты скопец, то как же?
– Силой воли, государыня, единой слой воли.
– « Женщине не позволяй приближаться к тебе и не потерпи, чтобы она вошла в твою келью, потому что за ней идёт буря помыслов»,- игриво погрозила императрица.
– Риторика, государыня… Никто не может быть воздержанным, если не даст ему Бог… Значит, я лучше императора?
– О!... Он вообще не мужчина.
– Так уж?
– Я отвечаю.
– Так тогда нам нужно чаще молиться вместе, а потом я буду принимать покаяние.
– А если одновременно: и грешить и каяться?
– Всё возможно, императрица моя…
– Император мой! Любовь сатанинская…
Тише, тише… Не надо так за бороду тянуть.
– Почему? Она что, у вас приклеенная?
– Борода настоящая, но мне не нравится, когда за неё тянут.
– А за что, вам нравится, когда вас тянут?
* * *
Дверь открыли специально подобранным ключом. Оленька, игравшая куклой и сидевшая к двери спиной, ничего не заметила.
– Когда вы вырастете, - говорила Оленька кукле, - то тоже станете актрисой. И будете танцевать ля-ля-ля. А директор театра тоже будет добрый-добрый, и будет давать вам много-много денежек, и вас будет любить государь…
Трубецкой без усов и бороды, в длинном плаще, шляпе, с шарфом, прикрывавшем низ его бледного лица, дотронулся до плеча девочки. Девочка вздрогнула. За спиной Трубецкого стояли три его сообщника.
– Оленька, здравствуй… Где мама?
– Папа! Папочка! Я тебя узнала! Таким я тебя и представляла, большим, красивым! Ты вернулся из экспедиции? Я знала, что ты приедешь! Ты был на севере с Врангелем или на юге с Коцебу?
– Я был на западе с Джемсом Куком, и с Лисянским, и с Беллинсгаузеном у Антарктиды…
– Но корабли Беллинсгаузена давно вернулись…
– Я тебе дорогой всё расскажу. Собирайся.
– А мама поедет с нами?
Но сообщник Трубецкого уже накинул на нос и рот девочки платок с хлороформом.
В комнату напевая, вошла с корзиной со снедью товарка Анны. Не успела она вскрикнуть, как другой сообщник Трубецкого прижал её к стене, приставив к горлу кинжал.
– Девочка будет в Святоозёрском монастыре,- сказал Трубецкой, всовывая товарке за корсет пачку ассигнаций.
* * *
Великий князь Николай и актриса Истомина занимались в репетиционном зале. Сначала они вместе прошли несколько фигур мазурки, потом Анна одна показала оригинальный танец типа экосеза с антраша.
Запыхавшийся Николай, расстегнув ворот мундира, стоял у деревянного поручня вдоль зеркал и любовался стройным изящным строением Анны, её быстрыми упругими ногами, двигавшимися под белоснежной пачкой.
– С тех пор, как я стал заниматься вместе с вами танцами,- сказал Николай, я гораздо продвинулся…
– Не скромничайте, вы и до меня прекрасно танцевали. Кто вас учил?
– Как и всех нас, учитель-француз. Я так благодарен за ваши уроки.
– С вами хорошо танцевать. Вы… подходите мне…- нога Анны подвернулась. Николай подхватил её, и она попала в его объятья.