Русский Бог
Шрифт:
– Боже, Боже, вот я и пришёл к тебе. Пришёл сам. И пришёл не чтобы каяться, а чтобы ты сам дал мне ответ… Чего ты хочешь, Боже, скажи, раз не хочешь Ты революции?!! Вот умер царь Александр, а вместо него стал царь Николай, а умрёт Николай, станет царём его сын Александр, а потом новый царь, и опять – новый. И не прервётся связь. А если прервётся и не станет царей в России, то придут новые правители, по-другому назовут себя. И опять у них будет всё, а у народа – ничего. И опят гнетён будет российский народ. Одни ходить будут в дорогих нарядах, жить в богатейших домах, ездить в шикарных экипажах, кушать изысканные кушанья, а другие каждый день будут трудиться в поте лица своего и думать, как дожить до завтра. И не изменишь Ты этого никогда, Боже, потому что изменить не можешь! А изменить не можешь, потому что ничего не можешь. Нет Тебя – вот и вся Твоя тайна!!! Я предал любимую женщину. Убил в своей жизни не одного человека, последний из них – царь Александр, иду предать своих товарищей по заговору, а что сделать ТЫ можешь мне, Господи, за мои подлости?! Ничего! Потому что нет Тебя! Ненавижу Тебя! Говорю, ты – дурак, Боже! Не дано Тебе соблюсти на земле порядок. Умираю у тебя честные и младенцы, а процветают подлецы! Вот и помочусь в Твоём храме, нагажу в нём, а ты стерпишь. Приведу шлюху и буду блудодействовать в храме Твоём, и смолчишь Ты снова. Ненавижу тебя, обманщик поколений. Гадина треклятая! Ненавижу за бездеятельность и молчание Твоё, Господи!- рыдал и катался по церковному полу Фотий, пьяная ненависть его перелилась в экстаз и плохо соображал он уже, что говорит. Слова сами исходили изнутри и стучали об высокие стены собора с иконами святых на них. И внезапно прозвучал ответ на злые, безумные слова архимандрита. Железный голос сказал из стен:
– Не удивляйся. Русский Бог всегда молчит.
– Что?! Кто сказал? Кто сказал?! – вскочил Фотий с пола, огляделся по сторонам. Но храм был пуст, и молчали стены. – Нет, это кто-то спрятался, я знаю, и решил меня напугать. Это сказал человек!
– Русский Бог не говорит, Он делает! – повторил из стен то же странный, словно бряцающий железом голос.
И тогда попятился Фотий, спотыкаясь побежал к выходу, путаясь в рясе, схватился за голову. Уже казалось ему, что из головы его звучит чужой голос.
– Нет, но Бога нет! Это – человек! эй- эй, где ты? Ты решил меня напугать?! Я же знаю, Бога нет!!
И не было в храме никого, кроме Фотия, лишь икона лика Господня смотрела из-под купола.
* * *
Фотий в чёрной рясе с серебряным крестом на груди с большой папкой из бычьей кожи в руках быстрым шагом шёл по коридорам дворца. Гвардейцы, расставленный на входе в каждую комнату, привычно вытягивались при его виде.
На одном из поворотов из бокового покоя дворца появилась Lise. Она была пьяна, в небрежно наброшенном на плечи глубоко декольтированном пышном розовых тонов платье.
– Ох, как мы спешим! Ох, как мы несёмся! – поймала она за рукав Фотия. – Что случилось, господин архимандрит? Какая интрига?! Какой донос? В два часа ночи во дворце?! А здесь никто не спит. И я не сплю…
– Отпустите меня. Я вам говорю. Отпустите! – попробовал без особого шума высвободиться Фотий, оглядываясь на сохранявших мнимую невозмутимость гвардейцев.
– Ох, ты гадина! Ты меня уже не знаешь! Меня – императрицу Елизавету Алексеевну! А когда-то знал, и близко! Ты думаешь, я пьяная, я трезва как стекло!
– Отстаньте от меня, ваше величество…- снова попытался по-доброму отвязаться о прицепившейся к нему Елизаветы Фотий и вдруг сорвался, прошипел:- Отстаньте, я вам сказал! Катитесь в Германию, в свой Баден-Баден!
– окончательно высвободившись он быстро пошёл вперёд.
– Ох ты, Баден-Баден…- повторила Lise. – Да я сейчас всем расскажу про твои интриги, про императора Александра… Фотий, ты же царствовать хочешь. Господа! Архимандрит Фотий хочет царствовать! Он хочет стать русским императором!! – ломало её, указывающую на Фотия. Пошатнувшись, Lise упала на пол.
* * *
В глубине внутренних покоев дворца перед женой своей Александрой, сидевшей на канапе в лёгком голубом платье, стоял на коленях в форме кавказского генерала с газырями Николай.
– Правда ли? Правда ли это, Николай?! – спрашивала Александра.
– Правда, Сашенька… правда! Искренняя правда…- говорил Николай со слезами на глазах. – Я порвал все связи. Теперь ты, одна ты – и на всю жизнь вместе!
– Николя, ненаглядный, Николя! А ведь я даже мыслью никогда ни о ком другом не думала, кроме тебя..- готова была расплакаться Александра.
– Женщины так могут, мужчины – увы, устроены по-другому… Но теперь – только ты… и Россия.
– А следующей зимой мы, как ты и обещал, поедем в Германию! Лейпциг. Йена. Голова кружится от одних названий. Согласись, Николай, зимой в Германии намного веселей, чем в России?
– Никто не любил этой страны…- грустно, чуть слышно пробормотал Николай.
– Что с тобой? Ты о чём? – не поняла счастливая Александра.
В покои быстрым шагом вошёл Фотий.
– Что такое?! Как ты? – вскочил с колен Николай.
– Государь! Спешные известия… - с металлическими нотками в голосе заговорил Фотий. Назавтра назначен бунт в столице. Готовы к выступлению Московский полк, лейб-гренадеры, Флотский экипаж. У меня полный и достоверный список заговорщиков. Завтра, то есть уже сегодня утром революция.
Александра вздрогнула. Николай подошёл к Фотию:
– Трубецкой! Фотий… Трубецкой.. Вот ты какой…
В другую дверь стремительно влетел генерал Аракчеев, по его лицу ходили красные пятна:
– Государь, несчастье! В моём родовом поместье Грузине – крестьянский бунт. Сожжён мой дом. Убита моя жена… Настасья Минкина…- с трудом договорил он.
– Всем сердцем сочувствую вам, граф! – Николай, подойдя, соединил три руки: свою, Аракчеева и Фотия.- Друзья, я знал и верил, что в трудную для России минуту, несмотря на разногласия, мы окажемся вместе, ведь одна у на Россия. Ты – Аракчеев, ты- Фотий… Трубецкой. Я ждал и верил, что вы придёте. Фотий, ты пришёл ко мне поздно, но пришёл. Теперь твоя вина меньше. Ведь ты любишь Россию? Ты затевал заговор, чтобы России жилось лучше?
– Да, государь. Точно так, - вытянулся Фотий.
– И мы хотим того же… Пусть благородные порывы наших душ победят злые.
Николай, Фотий, Аракчеев стояли, крепко сжав руки.
* * *
Трубецкие в ту ночь не ложились. Сергей Петрович и Катишь сидели в гостиной своего дома у камина. Трубецкой был в цветастом шлафроке с преобладанием коричневых тонов, Катишь – в ярко синем платье с ажурной отделкой. Сергей Петрович и Катишь чокнулись бокалами с золотистым лафитом.