Русский романс

Пушкин Александр Сергеевич

490. «Шумел, горел пожар московский…»

Шумел, горел пожар московский, Дым расстилался по реке, А на стенах вдали кремлевских Стоял он в сером сюртуке. И призадумался великий, Скрестивши руки на груди; Он видел огненное море, Он видел гибель впереди. И, притаив свои мечтанья, Свой взор на пламя устремил И тихим голосом сознанья Он сам с собою говорил: «Зачем я шел к тебе, Россия, Европу всю держа в руках? Теперь с поникшей головою Стою на крепостных стенах. Войска все, созванные мною, Погибнут здесь среди снегов, В полях истлеют наши кости Без погребенья, без гробов». Судьба играет человеком, Она изменчива всегда, То вознесет его высоко, То бросит в бездну без стыда.

491. «Что стоишь, качаясь…» [488]

Что стоишь, качаясь, Горькая рябина, Головой склоняясь До самого тына? А через дорогу, За рекой широкой, Так же одиноко Дуб стоит высокий. «Как бы мне, рябине, К дубу перебраться? Я б тогда не стала Гнуться и качаться. Тонкими ветвями Я б к нему прижалась И с его листами День и ночь шепталась… Но

нельзя рябине К дубу перебраться, — Знать, мне, сиротине, Век одной качаться».

488

Прототипом является стихотворение И. Сурикова.

492. «Есть на Волге утес — диким мохом порос…» [489]

Есть на Волге утес — диким мохом порос От вершины до самого края… И стоит сотни лет, диким мохом одет, Ни заботы, ни горя не зная. На вершине его не растет ничего, Только ветер свободно гуляет, Да свободный орел там гнездовье завел, И над ним он свободно летает. Из людей лишь один на утесе том был, До вершины его добирался, И утес в честь его — человека того — С той поры его именем звался. И поныне утес там стоит и хранит Все заветные думы Степана, И на Волге родной вспоминает порой Удалое житье атамана. Но зато, если есть на Руси человек, Кто корысти житейской не знает, — Пусть тот смело идет, на утес тот взойдет, О Степане всю правду узнает. Кто свободу любил, кто за родину пал, Кто на Волге за родину ляжет, — Тот утес-великан все, что думал Степан, Он тому смельчаку все расскажет.

489

Вариант XX в. Записан во время Великой Отечественной войны (1942).

493. Чудный месяц [490]

Чудный месяц плывет над рекою, Всё в объятьях ночной тишины. Я сижу и любуюсь тобою, Здесь с тобой, дорогая моя. — Ничего мне на свете не надо, Только видеть тебя, милый мой, Только видеть тебя бесконечно, Любоваться твоей красотой. Но — увы! — коротки наши встречи. Ты спешишь на свиданье к другой… Так иди, пусть одна я страдаю, Пусть напрасно волнуется грудь. Пред иконой я встану с мольбок И всю жизнь замолю за тебя, Чтобы боже послал тебе счастья, Чтобы горя тебе не знавать: А я буду всегда без участья По гроб жизни любить и страдать. Для кого я жила и страдала И кому я всю жизнь отдала?. Как цветок ароматный весною, Для тебя одного расцвела. Ты поклялся любить меня вечно, Как голубку лаская меня. А потом же, смеясь, безутешно Ты навек мою жизнь погубил. Я просила тебя, умоляла: Приди, милый, проститься со мной. А ты, подлый, другую ласкаешь И смеешься, тиран, надо мной. Нам теперь уж с тобой не сойтися, — Верно, так уж угодно судьбе. И могила моя одинока: Не придешь, не поклонишься ей, Только яркое солнце высоко Над крестом моим бедным взойдет. Бедный камень лежит одиноко, Точно сторож могилы моей. Отчего не проснешься ты снова Для цветов ароматных полей?

490

Восходит к стихотворению Василия Немировича-Данченко «Ты любила его всей душою…». При пении сокращают.

494. «Ах, зачем эта ночь…» [491]

Ах, зачем эта ночь Так была хороша! Не болела бы грудь, Не страдала б душа. Полюбил я ее, Полюбил горячо, А она на любовь Смотрит так холодно. Не понравился ей Моей жизни конец, И с постылым, назло Мне, пошла под венец. Звуки вальса неслись, Веселился весь дом, Я в каморку свою Пробирался с трудом. И всю ночь напролет Я все думал о ней: Каково будет ей Без милого жить век?.

491

Песенная редакция стихотворения А. М. Давыдова. При пении текст варьируется.

495. «Солнце всходит и заходит…» [492]

Солнце всходит и заходит, Да в моей тюрьме темно, Днем и ночью часовые Стерегут мое окно. Как хотите стерегите, Я и сам не убегу, Хоть мне хочется на волю, Цепь порвать я не могу, Да уж вы, цепи, мои цепи, Цепи — железны сторожа. Не порвать вас, не порезать Без булатного ножа. Черный ворон, сизокрылый, Что ж ты вьешься надо мной? Аль мою погибель чуешь? Черный ворон, я не твой. Аль спустись к мому окошку, Про свободу песню спой, Ты слобода, ты слобода, Не крестьянская судьба.

492

Строку 12 варьируют («Мне без острого ножа», «Никому и никогда», «Доля горькая моя», «А свобода хороша»). После строки 12 иногда поют такую строфу:

Не гулять мне, как бывало, Тёмной ночью по лесам (Вариант: По родным по полям). Моя молодость завянет (вариант: проходит) По острогам и тюрьмам.

и тогда этой строфой завершают исполнение.

Романс-баллада

АЛЕКСАНДР ДУРОП

496. Казак на родине [493]

(Романс)

«Кончен, кончен дальний путь! Вижу край родимый! Сладко будет отдохнуть Мне с подругой милой! Долго в грусти ждет она Казака младого. Вот забрезжила луна С неба голубого! И веселый Дон течет Тихою струею; В нетерпеньи конь мой ржет, Чуя под собою Пажити родных брегов, Где в счастливой доле Средь знакомых табунов Он гулял на воле. Верный конь, скачи скорей И как вихорь мчися; Лишь пред хатою моей Ты остановися!» — Так спешил казак домой, Понукал гнедого; Борзый конь летит стрелой До дому родного. Вот приближился донец К своему селенью: «Стой, товарищ, стой! — конец Нашему стремленью!» Видит он невесты дом, Входит к ней в светлицу, И объяту сладким сном Будит он девицу. «Встань, коханочка моя! Нежно улыбнися, Обними скорей меня И к груди прижмися! На полях страны чужой Я дышал тобою; Для тебя я в край родной Возвращен судьбою!» Что же милая его?.. Пробудилась, встала И, взглянувши на него, В страхе задрожала. «Наяву или во сне Зрю тебя, мой милый!.. Ах, недаром же во мне Сердце приуныло! Долго я тебя ждала И страдала в скуке; Сколько слез я пролила В горестной разлуке! И, отчаясь зреть тебя, Быть твоей женою, Отдалась другому я С клятвой роковою». — «Так, так бог с тобой!» — сказал Молодец удалый, И — к воротам, где стоял Конь его усталый. «Ну, сопутник верный мой! — Он сказал уныло, — Нет тебе травы родной, Нет мне в свете милой!» С словом сим он на гнедка, Шевельнул уздою, Тронул шпорой под бока: Быстрый конь стрелою Полетел в обратный путь От села родного. Но тоска терзала грудь Казака младого. Он в последний раз взглянул В сторону родиму И невольно воздохнул, Скрылся в даль незриму. Что и родина, коль нет Ни друзей, ни милой? — Ах! тогда нам целый свет Кажется могилой! <1818>

493

Поют с изменениями и сокращениями. Фольклоризированный вариант был популярен в годы Великой Отечественной войны. Имеются подражания (Ф. Кони — «Кончен, кончен прежний путь…»). Упоминает Н. Языков («Жар-птица»).

Сергей Аксаков

(1791–1859)

497. Уральский казак [494]

(Истинное происшествие)

Настала священная брань на врагов И в битву помчала Урала сынов. Один из казаков наездник лихой, Лишь год один живши с женой молодой, Любя ее страстно и страстно любим, Был должен расстаться с блаженством своим. Прощаясь с женою, сказал: «Будь верна!» «Верна до могилы!» — сказала она. Три года за родину бился с врагом, Разил супостатов копьем и мечом. Бесстрашный наездник всегда впереди. Свидетели раны — и все на груди. Окончились битвы; он едет домой, Всё страстный, всё верный жене молодой. Уже достигают Урала брегов И видят навстречу идущих отцов. Казак наш объемлет отца своего, Но в тайной печали он видит его, «Поведай, родимый, поведай ты мне Об матери милой, об милой жене!» Старик отвечает: «Здорова семья; Но, сын мой, случилась беда у тебя: Тебе изменила младая жена, — За то от печали иссохла она. Раскаянье видя, простили мы ей; Прости ее, сын мой: мы просим об ней!» Ни слова ответа! Идет он с отцом; И вот уже входит в родительский дом. Упала на грудь его матерь в слезах, Жена молодая лежала в ногах. Он мать обнимает; иконам святым, Как быть, помолился с поклоном земным. Вдруг сабля взвилася могучей рукой… Глава покатилась жены молодой! Безмолвно он голову тихо берет, Безмолвно к народу на площадь идет. Свое преступленье он всем объявил И требовал казни, и казнь получил. <1821>

494

Фольклоризированные варианты: «Ехали солдаты со службы домой…», «Один из казаков, наездник лихой…»

ВЛАДИМИР ПАНАЕВ

(1792–1859)

498. Расставанье [495]

«Не спеши, моя красавица, постой: Мне не долго побеседовать с тобой; Оберни ко мне прекрасное лицо, Есть еще к тебе заветное словцо: Скажи, любишь ли ты молодца, меня, И каков кажусь тебе удалый я?» Лицо девицы-красавицы горит, Потупивши ясны очи, говорит: «Не пристало мне ответ такой держать И пригожество мужское разбирать!» — «Не спросил бы я, да вот моя беда: Я сбираюсь в понизовы города; Волгой-матушкой в расшиве [496] погулять, На чужбине доли, счастья поискать». (Помутился вдруг девицы светлый взгляд; Побледнела, словно тонкий белый плат.) — «Уж зачем бы меня, девицу, пытать, Коли едешь, коли вздумал покидать? Видит бог, как я любила молодца! Может, больше — грех и молвить — чем отца! Всё на свете за него бы отдала! Да ему, уж видно, стала не мила!» — «Ты мила мне пуще прежнего теперь; Не словам — хотя божбе моей поверь. Для тебя же я сбираюсь в дальний путь, Чтоб трудами выйти в люди как-нибудь; Чтоб, вернувшись, быть на родине в чести; Чтоб смелее от венца тебя вести. Понизовые привольные края: Не последний за другими буду я». — «Волга-матушка бурлива, говорят; Под Самарою разбойники шалят; А в Саратове девицы хороши: Не забудь там красной девицы-души!» — «Не боюсь я Волги-матушки валов, Стеньки Разина снаряженных стругов; Не прельстит меня ничья теперь краса, Ни такие ж с поволокою глаза; Страшно только мне верняться невпопад: Тот ли будет на тебе тогда наряд? Встретишь молодца ты в ленте золотой Или выдешь на крылечко под фатой?» — «Коли шутишь — не до шуток мне — до слез? Коли вправду — кто ж так девицу обнес? С кем иным, как не с тобою, молодцом, Поменяюсь обручальным я кольцом? Для кого блюла девичью красоту, Для того и русу косу расплету; Гробовой скорей покроюсь пеленой, Чем, без милого, узорчатой фатой». <1827>

495

Музыка Донаурова.

496

Расшива — лодка.

ДМИТРИЙ ОЗНОБИШИН

(1804–1877)

499. Чудная бандура («Гуляет по Дону казак молодой…») [497]

Гуляет по Дону казак молодой; Льет слезы девица над быстрой рекой. «О чем ты льешь слезы из карих очей? О добром коне ли, о сбруе ль моей? О том ли грустишь ты, что, крепко любя, Я, милая сердцу, просватал тебя?» — «Не жаль мне ни сбруи, не жаль мне коня! С тобой обручили охотой меня!» — «Родной ли, отца ли, сестер тебе жаль? Иль милого брата? пугает ли даль?» «С отцом и родимой мне век не пробыть; С тобой и далече мне весело жить! Грущу я, что скоро мой локон златой Дон быстрый покроет холодной волной. Когда я ребенком беспечным была, Смеясь мою руку цыганка взяла. И, пристально глядя, тряся головой, Сказала: „Утонешь в день свадебный свой!“» — «Не верь ей, друг милый, я выстрою мост Чугунный и длинный хоть в тысячу верст; Поедешь к венцу ты — я конников дам: Вперед будет двадцать и сто по бокам». Вот двинулся поезд. Все конники в ряд. Чугунные плиты гудят и звенят; Но конь под невестой, споткнувшись, упал, И Дон ее принял в клубящийся вал… «Скорее бандуру звончатую мне! Размыкаю горе на быстрой волне!» Лад первый он тихо и робко берет… Хохочет русалка сквозь пенистых вод. Но в струны смелее ударил он раз… Вдруг брызнули слезы русалки из глаз, И молит: «Златым не касайся струнам, Невесту младую назад я отдам. Хотели казачку назвать мы сестрой, За карие очи, за локон златой». 1835

497

Записывалась как народная с 1850-х годов. Имеются современные записи.