Русский романтизм
Шрифт:
ввалившиеся щеки и на мое рубище. Я потерял все: карьеру,
счастье, искусство, науку, любимую женщину, все из-за тебя.
Вот пистолеты. Я пришел разрядить свой пистолет и... про-
щаю тебя. Тут я выстрелю в воздух, и обо мне ни слуху,
ни духу. Я было даже заплакал, хотя совершенно точно знал
в это самое мгновенье, что все это из „Сильвио" и
скарада» Лермонтова".
Можно отметить, между прочим, что образ Шприха, кото-
рый обычно сопоставляют с Загорецким, заимствован из по-
вести Сенковского „Предубеждение", появившейся в 1O34 году
в „Библиотеке для чтения" (VII), где он называется „Шпирх"
и характеризуется точно также: „Шпирх есть микроскопическое
создание, смуглое, бледное, без тела, без крови, без сердца,
без души... он — „домовой Невского проспекта", француз в тех
домах, где обожают французов, и немец с теми, кто 6pamit
все французское. „По воскресеньям и в большие праздники —
Стихотворения А. Г р и г о р ь е в а , ред. Б л о к а, М. 1916, стр. 215—
324 и примеч. на стр. 565—567.
50
он бывает русским, по субботам он верно возвращается к своей
подлой нации". Он уступает знакомым, какие то товары, сни-
мает в наймы какие то „дома" и т. д. (Ср. со словами Каза-
рина I д. 1 сц.). Сцена навязывания собаки (д. II. сц. 2) также
взята у Сенковского: „Он стал навязывать мне какую то со-
баку, уверяя, что я просил его приискать ее для меня и что
он избегал за ней целый город. Я защищался всеми силами...
Нет! на другой день, еще я спал, как собака уже лаяла в моей
передней". (104 стр.).
1923 г.
3 . С. ЕФИМОВА
НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД ЛИТЕРАТУРНОЙ ДЕЯТЕЛЬ-
НОСТИ А. Ф. ВЕЛЬТМАНА
I
А. Ф. Вельтман, чрезвычайно популярный русский
писатель 30—40 годов XIX в., погребен на кладбище лите-
ратуры не только читатёлями, покинувшими его еще при жизни,
но и историками, сохранившими его имя только в сухи* тра-
диционных эпитафиях, где указаны даты и перечислены „важ-
нейшие" из заслуг.
И, не смотря на это, интерес к нему не является страстью
антиквара к старинным редкостям, а имеет более глубокие
методологические основания. Если рассматривать литератур-*
ные явления, как сложные процессы, в создании которых при-
нимают участие не только большие, но и второстепенные ху-
дожники слова, то и русский роман эпохи романтизма пред-
ставится тогда потоком, в котором слились разнородные ручьи,
определившие его состав и характер. Выделить элементы,
питающие и окрашивающие общее течение, определить их
взаимодействие, причинную зависимость, преобладающий коло-
рит—вот задача исследователя, ведущая его к установлению
и объяснению целого литературного стиля, направления,
школы.
Если подойти с такими предпосылками к творчеству Вельт-
мана, то его роль в развитии художественной прозы 30—40 го-
дов окажется чрезвычайно существенной. В период общих
исканий в области литературного языка и повествовательных
форм, которыми особенно отмечено начало 30-х годов *),
он в ы с т у п а е т р а з р у ш и т е л е м традиционн ых прие-
мов п о в е с т в о в а н и я , стремясь создать новые компози-
ционные постройки, привить на русской почве мало известные
ей жанры и влить струю древне-русского языка.
Э й х е н б а у м : „Лермонтов", Лнгр. 1924, стр. 134.
Эти проблемы являются основными для всей его писа-
тельской деятельности. Тем не менее, в науке о литературе
Вельтман до последнего времени был одним из самых „забы-
тых", хотя имя его напоминает о себе на страницах периоди-
ческих изданий 30—40 годов, о нем спорят читатели и кри-