Рыцарь Курятника
Шрифт:
В нескольких шагах от парикмахерской Даже, королевского парикмахера, находилась лавка Рунара, чулочника, мужа Урсулы, приятельницы мадам Жереми и мадам Жонсьер.
В тот день, когда у короля в Шуази было такое бурное утро, перед лавкой Рупара собралась толпа. Урсула стояла на верхней ступени, засунув обе руки в карманы передника, возвышаясь над собранием, как хозяйка дома, умеющая заставить себя уважать, за нею слева стояла мадам Жереми. Перед Урсулой на нижней ступени, прислонившись к стене, стоял Рупар, еще толще и румянее обыкновенного, слушая и говоря с видом человека, знающего себе цену. Число собравшихся увеличивалось с каждой минутой. Разговор велся с необыкновенным жаром, соседи и соседки размахивали руками, вопросы и ответы сыпались так быстро, что в конце концов должна была выйти какая-нибудь путаница.
— Так это правда, — говорила только что подошедшая мадам Жонсьер.
— Абсолютная правда, — отвечали ей.
— Он пойман?
— Да.
— Но как же это произошло?
— Его арестовали…
— Нет, он сам сдался.
— Полноте, соседи! Вы всегда говорите глупости! Его выдали.
— Кто?
— Разбойники, его друзья, сообщники.
— Но где же он?
— В Бастилии.
— Нет, он в особняке полиции, и его стережет вся объездная команда.
— Наконец-то Рыцарь Курятника пойман! — сказал Рупар.
— Пойман, пойман! — повторили хором присутствующие.
— Стало быть, теперь можно ходить по вечерам без всякого страха, — сказал толстый чулочник.
Жена сокрушила его взглядом.
— Прошу вас не позорить меня, — возгласила она.
— Но, мадам Рупар… — пролепетал чулочник.
— А-а! Вы видите в аресте Рыцаря только возможность шататься по ночам!
— Я… Я…
— Вы говорите, что собираетесь гулять по вечерам…
— Милая моя…
— Стыдно, сударь.
— Дружок…
— Я вам запрещаю называть меня так…
— Черт побери, я…
— А-а! Теперь вы ругаетесь… Молчите, я не хочу вас слушать, мсье Рупар!
Слова замерли на устах доброго чулочника, но зато другие кричали.
— Как! — говорила соседка мадам Жонсьер. — Вы не знали, что Рыцарь Курятника пойман?
— Нет, — отвечала мадам Жонсьер, — я этого не знала.
— Но весь Париж говорит об этом.
— Я приехала из Мелена, куда ездила по делам.
— И в Мелене ничего не знали?
— Нет, ничего.
— В этом я не вижу ничего удивительного, — сказал Рупар, — Мелен далеко от Парижа, этой великой столицы цивилизованного мира, как изящно выражается мсье Бернар, который пишет такие хорошенькие стишки. Он мне должен за четыре пары шелковых чулок, и неизвестно, когда заплатит… Но это поэт, а я поэтов люблю…
— Потому что вы дурак, — колко перебила Урсула, — в делах надо любить тех, кто покупает чулки и платит за них, поэт он или не поэт.
— Это как ты захочешь, потребуешь и рассудишь, мой добрый друг.
— Молчите!
— Да, мой добрый, милый, превосходный друг, я молчу!
— Итак, Рыцарь Курятника схвачен, — продолжала мадам Жонсьер.
— Да, — ответила Урсула, — схвачен, арестован вчера вечером объездной командой и отвезен к начальнику полиции.
— Рыцарь Курятника схвачен! — повторили все.
— Кукареку! — раздался пронзительный крик.
По толпе пробежал трепет ужаса, воцарилось молчание, и тут громкий хохот заставил всех покраснеть. Это двенадцатилетний мальчик, проходивший мимо, вздумал подражать пению петуха — и тотчас убежал опрометью, чтобы избежать наказания, которого заслуживала его шутка.
— Шалун! — прошептал Рупар.
— А Даже не вернулся? — спросила мадам Жонсьер.
— Нет еще, — ответила Урсула. — Ах! Если бы он был здесь, он рассказал бы нам что-нибудь.
— Вот его будущий зять, — возвестила мадам Жереми.
Рупар повиновался. Мадам Жереми не ошиблась: это действительно Жильбер в простом костюме оружейника шел быстрыми шагами по улице к парикмахерской Даже. Проходя мимо собравшейся толпы, Жильбер слегка поклонился, но не остановился и не подошел, а прошел прямо в помещение парикмахерской.
Было около пяти часов, и в комнате стояла темень. Молодая белокурая девушка, хорошенькая, разряженная, сидела за столом на том месте, которое обыкновенно занимала Сабина. Это была Нисетта, сестра Жильбера. Рядом с ней, придвинувшись очень близко, сидел молодой человек лет двадцати пяти, с приятным, откровенным лицом. Это был Ролан, сын Даже.
Нисетта вышивала, или, по крайней мере, держала в левой руке вышивание, а в правой — иголку с ниткой, но вместо того, чтобы вышивать, водила иголкой по столу. Ролан, наклонившись к Нисетте, что-то тихо и необычайно воодушевленно говорил.
Увидев Жильбера, Нисетта слегка вскрикнула, а Ролан отодвинулся. Жильбер улыбнулся, взглянув на обоих.
— Так-то вы занимаетесь важным известием! — сказал он.
— Каким, брат? — спросила Нисетта.
— Арестом Рыцаря.
— Я это знала.
— И это тебя не интересует?
Нисетта покачала головой.
— Я не хочу об этом думать, — сказала она.
— Почему?
Нисетта отошла от стола и, прижавшись к груди брата, подставила ему свой лоб.
— Потому что Сабина еще не выздоровела, — ответила она.
Жильбер сделал нетерпеливое движение.
— Ты по-прежнему думаешь, что Сабину ранил Рыцарь?
— Да.
— Но я ведь не думаю этого!
— Это не моя вина, Жильбер, это сильнее меня. Вы мне говорите, что Рыцарь Курятника не участвовал в этом преступлении, а какое-то внутреннее чувство уверяет меня в противном.
— Полно, дитя! — сказал Жильбер, сменив тон. — Прекратим этот разговор.
Он пожал руку, которую с выражением братской дружбы протягивал ему Ролан. Держа Нисетту правой рукой, а руку Ролана левой, Жильбер легонько отдалил их от себя и, поставив рядом, оглядел обоих проницательным взглядом. Они были в лавке одни.