Рыцарь Курятника
Шрифт:
— К вскоре после этой встречи случилось ужасное происшествие…
— Дня через три.
— Вы не знаете, кто этот человек?
— Нет.
— Он был один?
— Да.
— Вы никогда не получали никаких писем, о которых не сообщали бы вашему отцу?
— Мне писали несколько раз, но я распечатывала письма только ваши и Ролана.
— А остальные письма кто распечатывал?
— Мой отец. Он часто смеялся, читая их, а потом бросал в огонь.
— Словом, ничего в вашей жизни, за исключением взглядов этого человека, не казалось вам странным?
— Ничего. Я всегда жила спокойно и счастливо.
— Странно! — произнес Жильбер, задумавшись.
Он
— Сабина, — продолжал он, — этот разговор вас утомляет — я это вижу по вашему лицу. Вы должны отдохнуть. Завтра я приду к вам, а до тех пор я, может быть, придумаю, каким образом нам дальше действовать, чтобы узнать правду.
Сабина протянула свою маленькую ручку, которую Жильбер пожал и нежно поцеловал.
— Не говорите ничего ни вашему отцу, ни вашему брату, ни Нисетте, — сказал Жильбер, — пусть этот разговор останется между нами.
— Обещаю, друг мой.
Жильбер наклонился еще раз поцеловать руку молодой девушки и бросил на нее взгляд, исполненный бесконечной нежности; потом, прощально помахав рукой, он вышел из комнаты. Спустившись по лестнице, он встретил Нисетту, которая собиралась подняться наверх.
— Ах, я так беспокоилась, брат, — сказала она, — и решила пойти к Сабине. Ты так долго был у нее…
— Ступай, дитя, — ответил Жильбер, — но не заставляй ее говорить: ей надо отдохнуть.
Нисетта подставила брату свой лоб для поцелуя, потом бросилась к лестнице, как вспорхнувшая птичка.
Жильбер вошел в парикмахерскую. Фебо и Блонден, подмастерья, пудрили парики. Ролан, прислонившись лбом к стеклу, смотрел на улицу. Услышав шаги Жильбера, он обернулся.
— Действительно Рыцарь Курятника взят? — спросил он.
— Кажется, — ответил Жильбер.
— Наши соседи хотят иллюминовать дома в знак радости.
— Кукареку! — раздалось на улице.
— Шутка продолжается, — сказал Ролан, смеясь. — Мальчишки бегают по улице и подражают пению петуха.
— На что это смотрят все любопытные, собравшиеся около дома Рупара? — спросил Жильбер.
— На афишу, которую только что прибил полицейский. Это — обещание награды тому, кто прислал начальнику полиции письмо, полученное им третьего дня.
— Какое письмо?
— Объяснений никаких нет. Хочешь посмотреть?
Ролан открыл дверь парикмахерской и вышел на улицу, Жильбер пошел за ним. Любопытные бродили туда-сюда по улице, останавливались, разговаривали, смеялись.
— Рыцарь Курятника арестован, — слышалось со всех сторон.
Возле дома Рупара собралось человек тридцать; они были увлечены чтением афиши, обещавшей сто луидоров награды.
— Сто луидоров за письмо, посланное начальнику полиции, — говорил Рупар, — вот деньги, заработанные без труда!
— Уж вам не пришла бы в голову такая мудреная идея написать письмо, которое доставит сто луидоров! — сказала Урсула, пожимая плечами.
— Но… Но… Но… нельзя знать! Если я попробую, я напишу так крупно, как угодно. У меня почерк очень красивый — признайтесь!
— А вот и мсье Жильбер! — сказала мадам Жереми, приседая.
— И мсье Ролан, — прибавила мадам Жонсьер, улыбаясь. — Это смешно, — шепнула она, наклонившись к мадам Жереми, — с тех пор, как мсье Ролан стал женихом, он не хорошеет.
— Так же, как и Жильбер, моя милая. Я бы за него не вышла.
— И я.
— Кукареку! — закричал пронзительный голос.
— Заставьте замолчать этих шалунов! — возмутился Рупар.
— Кукареку! — повторил голос, но гораздо дальше.
— Ролан, — сказал Жильбер, —
Ролан с удивлением посмотрел на Жильбера.
— Куда ты идешь? — спросил он.
Третье «кукареку» раздалось вдали.
— Сегодня вечером в девять часов, — повторил Жильбер и ушел быстрым шагом.
Он направился в Пале-Рояль. На углу улицы Траверсьер он повернул налево. Навстречу ему шел молодой человек, одетый, как клерк нотариуса — в черный сюртук и белый галстук, с бумагами под мышкой. Увидев Жильбера, он быстро подошел к нему и поклонился.
— Ужинают сегодня? — спросил Жильбер.
— Да, любезный начальник, — ответил молодой человек.
— А гости?
— Они сидят за столом в «Кабачке царя Соломона», в седьмом номере.
— Они ждут меня?
— Уже час.
Повинуясь жесту руки Жильбера, клерк удалился в направлении Сен-Рош. Жильбер пошел на улицу Брассри. Он вошел в последний дом на правой стороне улицы и оказался в темном, узком коридоре с низкими потолками, заканчивающимся сырой передней, откуда на второй этаж вела грязная лестница, совершенно не освещенная, с веревкой вместо перил. Поднявшись, Жильбер остановился. Он открыл дверь и вошел в небольшую комнату, в которой никого не было. Посредине комнаты стоял стол, на котором лежало письмо. Жильбер взял это письмо, распечатал и прочел, потом сказал с удовлетворением:
— Хорошо! Это уже шаг вперед.
XXIII. ОТЕЛЬ СЕН-ГИЙОМ
На улице Ришелье, между улицей Бушри и улицей Траверсьер, возвышался отель Сен-Гийом, а возле этого прекрасного здания находилась та жалкая лачуга, в которую вошел Жильбер.
В ту минуту, когда он поднимался по грязной лестнице, перед отелем Сен-Гийом остановилась прекрасная карета, с гербом и короною виконта на дверцах. Кучер остался на месте. Лакей сошел на землю и вошел в отель. На кучере и лакее были, поверх ливреи, большие плащи с рукавами, защищавшие их от холода. Отель Сен-Гийом был не гостиницей, а домом для гостей, недавно открытым, и представлял собой что-то среднее между обыкновенной гостиницей и частным домом. Здесь останавливались богатые иностранцы. Карета, остановившаяся перед дверью, была пуста, в ней никто не приехал, а, видимо, должны были уехать. Слуга обратился к лакею отеля:
— Скажите моему господину, виконту де Сен-Ле-д’Эссеран, — сказал он, — что карета его ждет.
— Ступайте сами, — ответил лакей.
— Я не могу.
— Почему?
— Потому что мой господин запретил мне оставлять карету.
— В ней что, везут какое-нибудь чудо?
— Может быть, но вас это не касается! Ступайте и доложите моему господину.
— Иду, иду! — проворчал лакей, медленно поднимаясь по лестнице.
Слуга вернулся к карете. Прошло довольно много времени, потом послышался громкий голос и смех. Дверь передней с шумом отворилась, и молодой человек, смеясь, спустился по лестнице. Этот молодой человек, которому могло быть лет двадцать пять, был одет с чрезвычайным щегольством: серый с розовым костюм, бархатные полукафтан и панталоны, розовый атласный жилет, вышитый серебром, треугольная шляпа с галуном; пуговицы на полукафтане и жилете, пряжки на подвязках и башмаках, и цепочка часов были из бриллиантов с рубинами и оправлены в серебро. На безымянном пальце левой руки молодого человека сиял великолепный перстень: рубин, осыпанный бриллиантами, а в правой руке он держал табакерку, украшенную тоже бриллиантами и рубинами.