Рыцарь Курятника
Шрифт:
«Я тебя люблю! — просто сказал Рено. — Ты моя жена, мое сокровище, моя жизнь. Того, кто осмелится дотронуться до тебя, я убью: и мещанина, и дворянина ждет одна участь».
Урсула знала, что Рено говорил то, что думал, поэтому она очень тщательно скрывала от него притязания барона де Монжуа.
Прошло десять дней. Последние два дня барон не появлялся. Она надеялась, что он отказался от своих намерений и не вернется больше. Приближалось воскресенье. Это было двенадцатое число, и в этот день супруги Рено собирались в Венсенн — навестить маленькую Нисетту. Все уже было приготовлено для этой поездки. В воскресенье утром курьер принес письмо от графа де Шароле. Граф приказывал Рено, своему оружейному мастеру, явиться, не теряя ни минуты, в замок Фоссез, где он находился в то время. Граф собирался отправиться на следующий день на охоту, а оружие его было не в порядке. Отказаться было невозможно. Рено поехал с курьером. В этот день Урсула и Жильбер одни отправились в Венсенн. Это было первое воскресенье после рождения Нисетты, когда Рено не пришлось поцеловать свою дочь. Урсула опечалилась, но Рено должен был вернуться через день или два — не позже, стало быть, для печали не было никакой серьезной причины. Во время отъезда курьер графа настаивал, чтобы и Жильбер также ехал помогать отцу, но Рено не согласился, хотя Жильбер при мысли о возможности быть в замке в день охоты краснел от удовольствия.
Урсула с сыном вернулись к вечеру. Рено назавтра не возвратился. Наступило четырнадцатое число — Рено все не приезжал. Беспокойство начало терзать сердце Урсулы, потому что она знала, как аккуратен ее муж. «Работа потребовала больше времени!» — говорил Жильбер, успокаивая мать. «Но он написал бы мне, он предупредил бы меня», — отвечала Урсула.
Прошло еще два дня — от Рено не было никаких известий. В особняке Шароле в Париже никто ничего не знал. Урсула плакала. Когда Жильбер увидел слезы матери, он уговорил ее отпустить его в замок, чтобы узнать, что там случилось. Вначале Урсула не решалась — Жильберу было только двенадцать лет; но он был храбр, силен, умен и, к тому же, какой опасности он мог подвергаться? Урсула согласилась. Замок Фоссез в пятнадцати лье от Парижа. Жильбер поехал верхом…
XXVIII. БРАКОНЬЕР
— Жильбер уехал семнадцатого после полудня, — продолжал граф, голос которого вот уже несколько минут звучал как-то странно. — Восемнадцатого в два часа он вернулся бледный, с покрасневшими глазами, очень расстроенный. «Мой муж умер!» — закричала Урсула страшным голосом. Так как Жильбер ответил отрицательно, она предположила: «Он болен? Ранен? В опасности?» и опять услышала отрицательный ответ. Она продолжала добиваться: «Но где же твой отец?» — «Где он?..» — «Да, где он? Я хочу знать все. Говори!» — «Он в тюрьме…» — «В тюрьме!» — воскликнула Урсула, подумав, что сын ее сошел с ума. «Да, матушка, — ответил Жильбер, — мой отец уже два дня сидит в тюрьме в Бове». — «За что, о Боже мой?» — «За браконьерство». — «Что ты такое говоришь?!» Урсула опустилась на стул, громко разрыдавшись. Жильбер рассказал ей, что ему удалось узнать. Рено, приехав в замок Фоссез, начал чистить оружие. В замке было много гостей. Сен-Клод, камердинер, сказал Рено, что лес полон дичи, а Рено любил охоту, как любили ее все те, которые в ту эпоху привилегий охотиться не имели права. «Хочешь быть на завтрашней охоте? — спросил его Сен-Клод, расписав ему красоты тех мест. — Я знаю лес и все тебе покажу. Мы возьмем с собой по ружью, так что если кому из господ понадобится другое оружие, мы сможем им услужить». Рено сначала; не соглашался, но подумал, что охота будет рано утром, и тогда к вечеру он сможет вернуться в Париж.
Назавтра он присутствовал при отъезде охотников и отправился в лес вместе с Сен-Клодом. На каждой станции был приготовлен завтрак. Сен-Клод угощал Рено, который был очень голоден. Они ели и пили так много, что, когда опять пустились в путь, были хорошо навеселе. В результате они заблудились и разошлись в разные стороны. Рено остался один, с ружьем в руках. Он совсем не знал дороги. Вдалеке он слышал шум охоты, но лесные отголоски вводили его в заблуждение, и он продолжал бродить по лесу. По странной случайности его опьянение, по мере того как он шел, усиливалось. Он размахивал своим ружьем. Куда он шел, где был, сколько времени уже бродит — он не знал. Вдруг послышался сильный шум, раздался бешеный лай, захрустели ветви… выбежал олень. Пьяный Рено, увлеченный охотой, выстрелил — олень упал.
Рено убил оленя в имении Шароле, где в это время охотился сам граф де Шароле. Закон был строг, свирепость графа де Шароле известна, хотя он был тогда молод, так что в участи Рено никто не сомневался: его должны были судить и послать на галеры.
Описать горе и страдание Урсулы невозможно. В тот же вечер барон де Монжуа пришел к Урсуле и, найдя ее одну и в отчаянии, с беспокойством спросил, что с ней. Она рассказал ему все. «Можете вы спасти его?» — спросила она почти в помешательстве. «Могу, — ответил де Монжуа, — он будет осужден, но король помилует его». Когда же Урсула воскликнула, что ее мужа не должны судить, он возразил, что это труднее, хотя и возможно. «Что же нужно сделать для этого?» — спросила бедная женщина и услышала: «Полюбить меня».
Урсула подняла руки к небу: ответ барона поразил и возмутил ее. До сих пор она верила великодушию этого дворянина, а он не краснея предлагал ей самое постыдное условие. Она не отвечала, но на ее лице было написано такое презрение, что Монжуа вышел, не произнеся ни слова. Мать ничего не сказала Жильберу.
Жильбер упросил ее позволить ему поехать в Бове просить судей повидаться с графом де Шароле. «Матушка, пустите меня. Я буду просить, умолять, заклинать, чтобы нам возвратили моего отца», — говорил он.
Жильбер поехал. Урсула осталась одна, почувствовала, что силы к ней возвращаются, и решила сделать все возможное для спасения Рено. Суд должен был состояться 30 января. Урсула сходила с ума. Будущее рушилось, счастье было разбито навсегда для этого семейства, в былые времена такого счастливого и такого спокойного.
Тридцатого утром в лавку к Урсуле пришел щегольски одетый молодой человек и попросил посмотреть оружие. Урсула, бледная, отчаявшаяся, не понимала, о чем ее просят. «Где Рено?» — спросил тогда человек. Урсула зарыдала и рассказала, в чем дело. Покупатель внимательно выслушал ее и, назвав себя знатным вельможей и большим другом графа де Шароле, обещал Урсуле спасти Рено в тот же вечер. «Вот что надо сделать, — сказал он, — сегодня ужин в маленьком особняке. На этом ужине, где соберутся дамы из высшего общества, будет и Шароле. Я предупрежу хозяйку дома, которая вам поможет. Она пошлет за вами. Вас приведут в особняк, вы будете ждать. Когда ужин будет в самом разгаре, войдите, бросьтесь к ногам графа и просите у него немедленного освобождения вашего мужа: при таком множестве гостей Шароле не посмеет вам отказать. Понимаете?»
Урсула схватила молодого человека за руки. «Если вы это сделаете, — произнесла она, — я всегда буду вам признательна». «Этот добрый поступок ничего мне не стоит, так что благодарить меня не надо», — ответил молодой человек. Он назначил час, когда приедут за Урсулой, и ушел.
Жильбер опять отправился в Бове, до последней минуты не теряя надежды. Вечером в половине седьмого карета без гербов остановилась у дверей Урсулы Рено. Женщина под вуалью вышла из кареты и вошла в дом. Через пять минут она села с Урсулой в карету, и лошади быстро поскакали. Это происходило, как я уже сказал, 30 января 1725 года.
Упомянув эту дату, граф А. остановился. Он сдержал вздох и внимательно посмотрел на своих слушателей. Сен-Ле слушал с бесстрастным выражением лица. Морлиер качал время от времени головой, как бы прогоняя неприятную мысль. Бриссо, по-видимому, начинала чувствовать что-то неладное, особенно при последних словах рассказчика.
— Дальше! — потребовал Морлиер, видя, что граф остановился. — Вы заставляете нас ждать… Момент самый интересный.
— Рассказывать уже почти нечего, — ответил граф. — Вечером 29 января Рено, в уверенности, что он будет осужден на следующий день и что ему не на что надеяться, повесился в тюрьме. Когда утром пришли за ним, чтобы вести в суд, нашли его мертвым. Но судьи собрались, труп притащили в зал суда, как это полагается по закону, и он был осужден. Человека, убившего оленя, не похоронили на кладбище, а повесили его труп на виселице. Жильбер видел, как раскачивалось в воздухе тело его отца. Когда настала ночь, он решился на смелый поступок. Труп должен был оставаться на виселице целые сутки. Жильбер ночью влез на виселицу, поцеловал отца в лоб, потом шепнул на ухо трупу несколько слов. Было два часа утра.
— О! Как страшно! — передернула плечами Бриссо.
— Остаток ночи, — продолжал граф, — он провел в молитвах, а утром вернулся в Париж. Матери дома он не застал. Мальчик расспросил работников, соседей, друзей и узнал, что три дня назад, тридцатого числа, мать его уехала в половине седьмого с женщиной, которая приезжала за ней в карете. Никто не знал, куда она поехала, и никто не видел ее после того. Жильбер обегал весь Париж и не смог ничего узнать. Он отправился в Венсенн к сестре.
С тех пор Жильбер никогда не видел своей матери и так и не смог узнать, что с ней случилось. Он съездил в Бове. Отец его был похоронен неизвестно где. У Жильбера не было могилы, на которой он мог бы молиться. Он решил воспитать свою сестру и работал больше для нее, чем для себя. Один дворянин с благородным сердцем — виконт де Таванн, отец нынешнего виконта, — сжалился над мальчиком и его сестрой. Он знал все. И он давал заказы Жильберу, а также назначил ему содержание. Никогда виконт не говорил об этом даже собственному сыну.