Рыцари былого и грядущего. Том II

Катканов Сергей Юрьевич

Ахмаду вдруг очень захотелось, чтобы на Харам эш-Шериф промелькнул белый плащ. Зачем? Христиане — враги! Поверженные враги. «Не знаю зачем, не знаю!» — молча закричал Ахмад в ответ одёрнувшему его внутреннему голосу. Он напряжённо смотрел на вход в Аль-Аксу. И вдруг явственно представил себе, как из мечети вышел брат Жан. Он посмотрел на Ахмада, дружелюбно улыбнулся и сказал: «Рад встрече. Поговорим? Не волнуйся, Усама не будет против».

* * *

Саладин доверял Ахмаду. Султан постоянно видел в глазах бывшего ассассина напряжённое недоверие, порою

даже осуждение, но именно поэтому он понимал — этот парень не любит и не умеет лгать. Льстецов и подхалимов, готовых в любой момент переметнуться к врагу, и так уже было достаточно вокруг султана, а вот таких — строптивых, непокорных, но искренних и честных — не лишка. Такие если уж служат, то служат и никогда и не предадут.

Султан не ошибался. Ахмад никогда не предал бы своего повелителя. В его душе попросту отсутствовало то, что делает возможным предательство. К тому же, несмотря на все противоречия, Ахмад уважал султана. Было в душе Салах ад-Дина нечто возвышающее его над массой заурядных людей, нечто совершенно чуждое мелочным и ничтожным устремлениям толпы. Салах ад-Дин жаждал великого и явно был к нему способен. Вот только что это за величие, какова его природа? Любая попытка ответить на этот вопрос причиняла Ахмаду душевную боль.

Отшумели праздничные торжества после взятия Иерусалима. Султан с малой свитой отправился в Яффу, взяв с собой Ахмада. Ахмад обрадовался — он вырос в горах и видел море только дважды, причём мельком, а сейчас представился случай получше рассмотреть эту фантастическую стихию.

Раньше Ахмад видел море только спокойным, он не знал, что такое шторм и представить себе не мог, настолько это ужасно, а сейчас штормило. Это был ещё не настоящий шторм, так, волнение средней силы, но Ахмаду и этого было лишка.

— Пойдём на море? — запросто сказал султан Ахмаду.

— Море сейчас ужасно. Может быть, подождём хорошей погоды? — удивлённо ответил Ахмад.

— Боишься? — хитро и добродушно улыбнулся султан.

— С вами, мой повелитель, я не боюсь ничего, — в такие минуты Ахмад чувствовал, что султан очень дорог ему.

Салах ад-Дин заметил его искренность и оценил её. Они отправились к морю.

Огромные волны вздымались и ревели, словно сказочные чудовища. Ахмад, по натуре очень впечатлительный, сейчас почувствовал нечто большее, чем страх — мистический трепет. Он посмотрел на султана и увидел на его лице дикую радость, страшное перевозбуждение. Султан зловеще улыбался, вперив взгляд в бушующие волны. Казалось, таким взглядом можно было укротить море.

— Страшно?! — громче шума волн прокричал Саладин и дико расхохотался.

— Любому станет страшно. Неужели по морю можно путешествовать?

— Нисколько не страшно! И мы отправимся туда, в это бушующее море.

Ахмад растерянно и восхищённо посмотрел на султана. Ещё более возбуждённый восхищением слуги, султан продолжил:

— Я хочу сообщить тебе то, что у меня на душе. Когда Аллах передаст в мои руки все царства Востока, я разделю их между моими сыновьями, а сам с лучшими войсками отправлюсь через эту ревущую пучину на завоевание западных стран и островов. Я не сложу оружие, пока останется хотя бы один христианин на земле. Мы покорим весь христианский мир — Францию, Италию, Германию. Да поможет нам Аллах скорее овладеть ими!

Ахмад перестал видеть море, оно больше не пугало его. Даже сумасшедший замысел султана не сильно его испугал, к тому же из-за рева моря он половины не расслышал. А вот лицо Саладина. Ахмад не мог оторвать глаз от демонической маски злобной радости, в которую превратилось лицо его повелителя. И глаза. чёрное пламя полыхало в глазах великого султана Салах ад-Дина Юсуфа ибн Айюба.

* * *

— Ну вот и всё, Андрюшенька, надо нам с тобой прощаться, — ласково и грустно улыбнувшись, сказал Сиверцеву Шах.

— Надоел я вам? — Андрей улыбнулся широко и немного нахал— ьно.

Ну что ты, дорогой. Мы всегда будем помнить, что ты спас нашу деревню. И за Саида тебе спасибо. Нашего Сашку-Саида. Ты вернул его к жизни. Из этого ассассина получится добрый христианипн. Вам бы и ещё неплохо было пообщаться с ним, обоим вышла бы польза, однако — увы, тебя призывает твой начальник, командор Князев, — Шах протянул Андрею конверт.

Раскрыв конверт, Сиверцев обнаружил там какой-то странный паспорт. Паспорт был на его имя и с его фотографией. Повертев в руках сей документ, Андрей понял — паспорт ооновский.

— Без меня меня женили, — добродушно усмехнулся Сиверцев.

— Ну так там у вас в Ордене, наверное, дисциплина, — развёл руками Шах.

— Не без этого. И куда же надлежит отбыть новоиспечённому гражданину мира?

— Ты посмотри, там в конверте ещё билет на самолёт «Тегеран-Иерусалим». И немного долларов.

— А на словах Дмитрий ничего не просил передать мне?

— Только то, что тебя встретят в аэропорту. А до Тегерана мы проводим тебя.

* * *

В конце декабря 1991 года самолёт, на котором летел Андрей Сиверцев, приземлился в аэропорту Бен-Гурион. Едва он миновал все надлежащие контроли, как к нему подошёл молодой мужчина, имеющий наружность охранника солидного банка — костюм с галстуком, широкие плечи и невозмутимая физиономия.

— Здравствуйте, господин Сиверцев, — мужчина сдержанно улыбнулся.

Андрей всмотрелся в черты его лица и изумлённо воскликнул:

— Саша!

Это был оруженосец Дмитрия, первый человек Ордена, которого в своё время встретил Андрей, тот самый Саша, вместе с которым Князев покинул Афган. Сиверцев готов был броситься к нему в объятия, но Саша спокойно заключил:

— Он самый. Пройдите в машину.

Они ехали молча, потом Андрей усмехнулся от неожиданной мысли:

— Насколько мне известно, Александр, ты уже рыцарь. Кажется, послушнику не по чину, чтобы его встречал рыцарь в качестве личного шофёра?

— Вы совершенно адекватно оценили ситуацию, господин Сиверцев. Вам действительно не по чину встреча на таком уровне. Послали меня, потому что мы знаем друг друга в лицо. Другие люди Ордена из тех, кто сейчас в Иерусалиме, либо вам не знакомы, либо рангом ещё выше меня. Так что пришлось мне смирить мою рыцарскую гордыню, — Александр едва заметно улыбнулся.