С/С том 8. Никогда не знаешь, что ждать от женщины. Снайпер. Двойник
Шрифт:
Пилот обернулся к нам.
— Здравствуйте, мистер Фергюсон, — сказал он с широкой уважительной улыбкой.
Маццо, сидевший позади меня, прошептал:
— Лейси.
— Привет, Лейси, — сказал я дружески, — рад видеть вас.
Очевидно, это было ошибкой, потому что в глазах пилота мелькнуло изумление, но я не обратил внимания. Я чувствовал себя полубогом.
Лопасти пришли в движение, и мы взлетели.
— Вы можете помолчать или нет? — прорычал мне на ухо Дюрант.
— Конечно, Джо. Нет проблем.
Я смотрел вниз на репортеров, фотографов, операторов, пока они не исчезли с глаз.
Минут через двадцать я впервые увидел Парадиз-Сити.
Какой город! В алмазном свете луны я видел пляжи со множеством людей, несмотря на то что была уже полночь: пальмы, бульвары, потоки машин, дорогие рестораны — картину сказочного богатства.
Пролетая над громадными роскошными виллами, утопающими в садах, мы пересекли широкую полосу воды, по которой скользили катера и яхты, направляясь к острову. Позже я узнал, что это Парадиз Ларго: место, где жили супербогатые люди. И там я увидел дом Джона Меррилла Фергюсона: громадная вилла, которую можно увидеть только в кино, окруженная яркими клумбами и зелеными газонами.
Вертолет сел на лужайку.
Следуя к выходу за Маццо, я не удержался и сказал пилоту:
— Благодарю, Лейси.
— Пожалуйста, мистер Фергюсон, — ответил он удивленно.
Нас ждал электрокар, какие используют при игре в гольф. Дюрант, выглядевший словно возмездие Божие, указал мне на переднее сиденье, а сам сел сзади. Маццо втиснулся за руль, и мы двинулись к дому.
— Слушайте меня, Стивенс, — сказал Дюрант, подавшись ко мне. — Я же сказал вам заткнуться. Мистер Фергюсон никогда не разговаривал с обслуживающим персоналом.
— Извини, Джо. Буду знать. Как скажешь.
Мы подъехали к фасаду дома. Вся терраса было освещена огнями. Двойные двери распахнуты. Поднявшись по мраморным ступенькам, осмотрел террасу, на которой стояли кресла, столики и чаши с цветами.
Мы вошли в большой холл и прошли по широкому коридору, увешанному картинами.
— Отведи его в комнату, — бросил Дюрант Маццо. — Миссис Фергюсон встретится с ним завтра утром.
Открывая дверь лифта, Маццо ухмыльнулся мне.
— Слышали, что приказал Большой Босс, мистер Фергюсон, — сказал он, приглашая меня в лифт.
— Бьюсь об заклад, что даже мать ненавидит его, — сказал я, когда лифт двинулся.
— Еще бы. А если и нет, то ей не мешало бы обратиться к психиатру, — хохотнул Маццо.
Лифт остановился, и я увидел две двери.
— Вот мы и дома, мистер Стивенс, — сказал Маццо, открывая одну из них. Щелкнув выключателем, он вошел в громадную и такую роскошную комнату, что я остолбенел.
Здесь было все, что может пожелать миллиардер: большой стол с телефонами и магнитофонами, кресла, два дивана, большой заполненный бар, огромный камин, ковер, закрывающий весь пол. На стенах висели картины. Я узнал по меньшей мере четыре оригинала Пикассо. В огромном, во всю стену, окне были стеклянные двери, ведущие на террасу, утопающую в цветах.
— А здесь вы будете спать, — сказал Маццо, которого забавляло мое изумление, и открыл вторую дверь.
Я последовал за ним и оказался в другой громадной комнате: тот же ковер во всю комнату; встроенные в стену шкафы; ванная с туалетом; телевизор и гигантская кровать, на которой, не стесняя друг друга, могли бы спать человек шесть. И опять картины на стенах.
— Мило, а? — сказал Маццо.
Я ничего не ответил, слишком велико было изумление.
— Ну, хорошо. А теперь спать, завтра будет много дел. — Он открыл шкаф и, достав серую шелковую пижаму и пару тапочек, бросил их на кровать. — Спокойной ночи.
Я не двигался, пока он не вышел, потом подошел к двери. Она была заперта. Маццо закрыл меня.
Мне снился эротический сон: я преследовал Фуби, на которой не было ничего, кроме ее форменной шапочки. Я уже настигал ее, когда тяжелая рука легла мне на плечо.
Я открыл глаза и увидел Маццо.
— Зачем разбудил! — рявкнул я, поднимаясь. — Я почти догнал ее.
Он усмехнулся.
— Завтрак, мистер Фергюсон, потом работа. — Он полез в шкаф и достал халат. — Поторопитесь.
Застонав, я встал с кровати и прошел в ванную. Приняв душ и побрившись, я одел халат и вышел в комнату, где Маццо уже приготовил столик с завтраком.
Когда завтрак был закончен, Маццо подвел меня к стенному шкафу:
— У вас есть любая одежда, какую захотите, мистер Фергюсон. Выбирайте.
Я изучил содержимое шкафа. Как-то меня пригласили в дом одного знаменитого актера, который работал также и моделью для рекламы. Этот садист показал мне свой гардероб, и я умирал от зависти. То, что он мне показал, было убожеством по сравнению с гардеробом Фергюсона. Здесь было сотни две костюмов, горы рубашек, туфель и всего прочего.
— Прежде чем оденетесь, мистер Фергюсон, займитесь маской, — сказал Маццо. — Надо будет показаться на людях.
Я прошел в ванную, быстро одел маску и вернулся в комнату. Мне понадобилось минут двадцать, чтобы выбрать костюм, который прекрасно сидел на мне. Переодеваясь, я вспомнил, что сегодня я встречусь с женой Фергюсона.
— Что представляет собой моя жена, Маццо? — спросил я, завязывая галстук.
Он протяжно свистнул:
— Увидишь. Только будь осторожен. Полегче с ней. — Он потер бритую голову. — С Дюрантом ты ведешь себя правильно. Он ничего не может сделать и вынужден принять это, но будь осторожен с миссис Фергюсон. Для нее — ты Джерри Стивенс, безработный актер, а это для нее — пустое место. Даже босс был осторожен с ней, а Дюрант, кажется, побаивается ее. На меня она смотрит, как на дурака. Так что будь осторожен.
На мгновение эта информация расстроила меня, но из зеркала на меня смотрел Джон Меррилл Фергюсон, и я успокоился.
— О’кей, Маццо. Я буду осторожен.
Из гостиной донесся звонок телефона. Маццо взял трубку:
— Да, мистер Дюрант. Он готов.
Я подошел к нему.
— Миссис Фергюсон скоро будет. Пока все в порядке, так что не оплошай.
Я пошел к столу, чувствуя себя так, словно впервые вышел на сцену. От нечего делать я полистал ежедневник. Каждые полчаса каждого дня были заполнены незнакомыми именами. Джон Меррилл Фергюсон, безусловно, был очень занятым человеком. Но чем дальше, тем меньше становилось имен. В июле только три. В августе одно, а в сентябре пусто.