Саламина

Кент Рокуэлл

Каждый год, весной, когда тюленей очень много, Давид и Карен, у которых еще свежа память о зимних холодах, принимают и приводят в исполнение решение: утеплить свою жалкую хижину, пристроив к ней сени. Давид обращается в муниципальную кассу за получением необходимого кредита в торговом пункте, покупает доски и возводит пристройку. Проходит лето, снова наступает осень. Теперь-то наконец сени пригодятся. В особенности потому, что Карен не собрала хвороста, не запасла дерну и не скопила денег на покупку топлива. Не скопила на топливо? Ну и что же, ведь есть сени. Итак, с наступлением зимы они сжигают их, доску за доской. Мудрое осеннее решение превращается в дым. Вот вам одна пара: отличный охотник и мотовка жена. Живут в нищете. А вот другая пара.

Ионас, маленький джентльмен,

о котором уже говорилось, жил со своей женой, старой Элизабет, и двумя взрослыми детьми в одном из самых больших домов поселка. Хозяйство в этом доме было одно из лучших. Из двух детей один, Исаак, не мог охотиться из-за случавшихся с ним иногда эпилептических припадков. Он зарабатывал немного денег ловлей акул, очень немного. Его сестра Дорте, шестнадцати лет, хорошая прилежная девушка, помогала, когда нужно, по хозяйству. Денег она не зарабатывала, а ела много. Ионас был настоящий человек, но из-за болезни глаз неважный охотник. Общая сумма доходов в этом хозяйстве составляла не больше половины заработков Давида. Семья жила хорошо, хорошо одевалась; зимой у нее было топливо и круглый год было что есть. Почему? Потому, что Элизабет хорошо вела хозяйство и умела все делать.

Повидав в Гренландии множество богатых, живущих прескверно, и множество бедных семей, живущих хорошо, самый убежденный женоненавистник женился бы.

XXVI

О вещах

Вернее, разговор пойдет не столько о вещах, сколько об их отсутствии. Если сравнивать здешнюю жизнь с нашей, то отсутствие вещей — одна из основных особенностей Гренландии. Вещи здесь не имеют значения; дома и жизненный уровень сравнивают здесь в основном качественно. Без торговли не может быть прогресса, без вещей нет торговли. Пренебрежительное отношение к вещам должно исчезнуть в Гренландии.

Но гренландец странным образом упорствует в вопросе о количественном значении ценностей. Он не видит какого-либо преимущества в том, чтобы у него было больше вещей, чем он может использовать, или в том, чтобы использовать больше вещей, чем ему необходимо. Довольно просто было отучить его от обычая изготовлять — с большой затратой любовного труда — деревянные ведра, инкрустированные резной костью, предложив ему ведра из оцинкованного железа. Железные ведра были лучше, и стоимость их, трудовая, ниже. Но заставить его пользоваться двумя ведрами вместо одного — это уже другое дело. Конечно, ружье ему нужно. Но не два! Ведро, ружье, кофейник, кастрюля, ночной горшок, печь, чашка нужны по одному предмету взамен тех, что он раньше изготовлял. Казалось бы, не так уж плохо, но это пока только начало торговли. Нужно создать у них спрос на множество вещей, вызвать потребность сидеть на стульях, есть за столом, иметь полные ящики столовых принадлежностей. Господи, их нужно цивилизовать: это значит, заставить иметь вещи. Но они очень упорны.

По-видимому, гренландцы не могут усвоить принцип владения собственностью ради самого владения, даже когда перед ними, как в Игдлорсуите в доме Троллемана, пример, дающий в миниатюре образец представляемой нами сегодняшней культуры, великолепной культуры безделушек, дешевых украшений, всяких механических мелочей. Смотрите, вот столовая-гостиная Троллемана: ее размеры десять или двенадцать футов на четырнадцать. В ней помещаются следующие вещи: два дивана; маленький обеденный стол; гарнитур из четырех стульев, обитых красным плюшем; гарнитур из четырех стульев, по викторианской моде обитых декоративным желтым плюшем и увешанных кистями (этот гарнитур приставлен парами к стене); гарнитур из двух больших вычурных плетеных кресел и подходящего к ним диванчика; один большой, круглый, полированный, украшенный решетками и резными бордюрами стол из орехового дерева отличного качества (на нем: одна скатерть из зеленого сукна с бахромой и кистями, вышитая маргаритками; одна вязаная салфетка в середине; одна вышитая бисером накладка на этой салфетке; одна подставка с бумажными цветами; пять подобранных одна к другой ваз, две вазы из томпака; два медных флагштока с датскими флагами, завернутыми в папиросную бумагу;

две пепельницы — бабочка и полярный медведь; одно пресс-папье); один столик с граммофоном; один столик с радиоприемником; один выпиленный кронштейн с отделанным украшениями громкоговорителем; один детский плетеный стол и два стульчика к нему; один матросский рундук — красавец; один ореховый комод с зеркалом; на комоде… неважно, хватит… одна печь.

Кажется все. Ах, нет! Стены! На одной стене пять картин масляными красками, по словам Троллемана, «написанные от руки». И на всех стенах, повсюду, литографии, цветные репродукции, фотографии претенциозного вида людей, с которыми Троллеман не был знаком, и скромного вида людей, знакомых Троллемана. Там же ретушированный увеличенный портрет Троллемана с бородой (плохой) и другой его портрет без бороды (еще хуже); прекрасная фотография Регины с новорожденным ребенком — снята в больнице.

Мы заканчиваем описание комнаты кружевными занавесями и бесчисленными плюшевыми подушечками на диване с изображениями американских индейцев и… Нет! Нет! Мы еще не кончили. А потолок с люстрой! Люстра своим великолепием затмевала всю комнату. Это главная драгоценность: вся комната была только ее оправой. Может быть, это самый изумительный из всех шедевров из меди, которые когда-либо создавали человеческий ум и фантазия. Лабиринт завитушек, цепей и подвесок, как бы отходящих в стороны от основной цели устройства, от света, казалось, символизировал в изделии из символического металла, меди, эксцентричный ум Троллемана. Честное слово, это был символ. Потому что в самой середине, почти спрятанная в пышных убранствах из меди, висела абстрактная идея самого разума — лампа. Эта лампа никогда не будет светить. Она не заправлена, это запрещено законом. Лампа керосиновая.

Вот вам комната. Большинство жителей Игдлорсуита видело ее. В субботу утром женщины поселка, вымыв или, возможно, не вымыв свою кастрюлю и не помыв полов, стоят без дела около лавки и смотрят, как Регина и Елена стирают пыль с этих вещей и чистят их, вытащив все на улицу. Женщины, прогуливаясь на солнышке, смотрят, как Регина работает. В их сердцах нет зависти. Они видят, как Регина стирает и развешивает на веревках свои платья — такое множество платьев, простынь, накидок для подушек и всяких вещей. Но они не завидуют ей. Они вполне довольны своими маленькими однокомнатными домиками. У них есть большая часть нужных вещей. Нужды их невелики, имущество так скудно, что все, чем владеет семья, можно перечислить в считанных строках.

Печь, лампа, кастрюля, кофейник, сковорода для поджаривания кофе, ночной горшок, деревянная ложка, зеркало и гребешок, чашка с блюдцем (возможно, две или три), миска, ружье, каяк и принадлежности к нему, снасти для ловли акулы и удочка, по одной смене одежды на каждого из живущих в доме (может быть, больше, может быть, и меньше), стол и комод (не всегда), деревянный сундук, несколько старых жестянок, пила, кухонный нож, карманный нож, часы (не всегда), сани, шесть собак, постели — вот и все.

Таким может быть имущество в хозяйстве со скромными средствами и одним работником в семье. У Давида и некоторых других имущества гораздо меньше; кое у кого несколько больше. Если в одних домах больше людей, то это не значит, что больше и вещей. Площадь дома Петера Сокиассена примерно восемь на десять футов, и я не могу выпрямиться в нем во весь рост. Так вот, в этом доме живет четырнадцать человек; конечно же, они не могут иметь много свободного места для вещей. В семье три охотника, у каждого из них каяк, однако на всех только пять собак и одни сани.

И все же как ни мало значат вещи в Гренландии, сама бедность, в какой живут многие из эскимосов, теснота домиков свидетельствуют об изменениях и, можно сказать, о прогрессе. Гренландцы постигли первый основной принцип прогресса: у них частная собственность. Все эти домишки отражают стремление людей отделиться, чтобы индивидуально пользоваться всем тем, чем в наше время они имеют удовольствие владеть на правах собственности. Пусть это засвидетельствует один из них. Я приведу слова молодого гренландца, который в третьей четверти прошлого столетия писал следующее: