Саламина
Шрифт:
«В детстве я никогда не покидал Какертока и рос, совершенно ничего не зная об условиях жизни в других местах. Поэтому долгое время я не имел представления о бедности моих соотечественников. Но теперь, достигнув зрелости и много поездив, сделал следующие наблюдения: гренландцы начали жить более раздельно и соответственно уменьшили свои дома. Думаю, что в этом причина их упадка, потому и пишу эти строки, так как хочу, чтобы они как следует подумали над необходимостью снова жить вместе, взаимно любить друг друга и помогать друг другу. Когда ребенком я жил в Какертоке, там были очень большие трехоконные дома, обитатели их любили друг друга, помогали друг другу добывать все, что составляет основу жизни. Если в каяках появлялись течи, их, бывало, вносили в дом по три штуки зараз, чтобы зашить и высушить. Когда каяк обтягивали шкурой, это делалось в помещении. Все жившие
Упадок гренландцев — следствие отказа их от прежней совместной жизни в больших домах; в этом причина их нужды. С другой стороны, некоторые считают, что причиной перехода гренландцев к раздельной жизни послужило то, что они стали покупать европейские лакомства и одежду. Родственников уже не устраивала взаимопомощь и общая собственность на вещи, от которых можно получить лишь кратковременное удовольствие. Когда для одних такое удовольствие кончалось, для других оно только наступало. Первые сердились и обижались, и в этом, возможно, причина того, что они расходились. Но мы осуждаем такое решение, так как эти люди не принимают во внимание того, что следует за весельем и что за нуждой».
Ни того, что следует за так называемой цивилизацией, хотя я и пытался не раз рассказать им об этом.
— В Америке, — начал я, обращаясь к друзьям, задававшим мне часто множество вопросов о нашей жизни, о том, что у нас есть и сколько что стоит, — в Америке почти все работают на кого-нибудь. Есть, скажем, человек, которому принадлежит автомобильный завод, и на заводе сто тысяч человек, которые на него работают. Эти люди только изготовляют автомобили, вот как вы только охотитесь. Случается, что кладовщик человека, которому принадлежит завод, приходит к нему и говорит: «Автомобилей больше не покупают. У людей достаточно автомобилей». — «Хорошо, — отвечает этот человек, — пойди и скажи девяноста тысячам рабочих, что они мне больше не нужны». Тот так и делает. Тогда рабочие пытаются получить другую работу, но другой работы они делать не умеют. Да, кроме того, есть еще сотни тысяч других людей, ищущих и не находящих работы. Ну что ж, они идут домой. Они голодны. Но в Америке вы не можете пойти и убить тюленя или оленя: их там нет. Кроме того, вся земля кому-нибудь принадлежит. Ходить можно только по дорогам. Застрелить эти люди ничего не могут, поэтому они идут в лавку, чтобы купить еды. Хозяин лавки говорит им: «Если вам нужна еда, то вы должны мне за нее заплатить». — «Но, — отвечают они, — у нас нет денег, так как у нас нет работы». — «Значит, вы не получите еды». Они идут домой. А дома застают человека, который их ждет. Он говорит: «Вы должны заплатить мне, если хотите жить в этом доме».
— Как, — спрашивает кто-то из слушателей эскимосов, — разве дома не принадлежат этим людям?
— Нет. И вот им приходится уходить из дому, и они не могут пойти на чью-нибудь землю.
— Что же они делают?
— Ну, люди дают им несколько эре или они получают немного из муниципальной кассы. Вот и все. Им конец.
Собеседники сидят, уставившись на меня, смотрят друг на друга, пораженные, с недоверием.
— Ну, — говорит кто-то от имени всех, — я думаю, что в Гренландии все в порядке.
XXVII
О взаимопомощи
Та любовь и взаимопомощь, о которых писал молодой гренландец, должно быть, в свое время были трогательными. И та и другая составляют основные черты жизни первобытных общин; они исчезают с наступлением прогресса. В современной Гренландии от них сохранились лишь остатки. Тем не менее чужестранец поступит правильно, умерив гордость, испытываемую им при мысли о собственной щедрости, если он призадумается над бесчисленными случаями бесплатной помощи, которую ему постоянно оказывают эскимосы.
В Игдлорсуите выгрузили на берег прибывшие для меня вещи; их немедленно взваливает себе на плечи целая толпа и в одно мгновение доставляет ко мне в дом. Если даже предположить, что для жителей поселка вскрывать ящики и переносить их содержимое в дом интересное занятие, то все равно они помогают мне. Это обязательно должно быть интересным занятием: тот, кто получает от него пользу, должен сделать его интересным. Должен, да, но в обществе, стоящем
Празднество, каким была отмечена установка стропил моего дома, несомненно, ведет свое начало от пира, устраивавшегося в старину в Европе и в Америке по случаю завершения общинных работ по строительству каркаса дома. Постройка моего дома в Игдлорсуите была как раз такой общинной работой, потому что каждый день, а в последний особенно, моя маленькая наемная бригада пополнялась множеством бесплатных рабочих. Как девушки и женщины сбежались толпой в этот последний день, чтобы помочь убрать! С какой охотой они лазали по горам собирать ползучие растения и яркие цветы для гирлянд! С какой гордостью украшали дом! Это был их праздник.
К сожалению, всеобщий интерес к дому, бывший мне в тягость, вызывался любопытством, предвкушением удовольствий и пользой от созерцания работы американского плотника, тем, что я казался им занятным, сигаретами и табаком, всем, чем угодно, но только не общинным духом. Потому что один из гренландцев, возводивший домик неподалеку от моего, сам копал тяжелые дерновины и таскал их на спине, накладывал их на стены, и никто не протянул ему руку помощи.
Но за работу, невыполнимую в одиночку, берется бесплатно столько народу, сколько потребуется. Все помогают вытаскивать тяжелую лодку на берег или отгонять лед, когда в начале осени он угрожает стоящей на якоре лодке или пристани. Работа по обтяжке шкурами каяка, о которой писал молодой гренландец, и сейчас производится бесплатно отборной бригадой женщин. Это срочная работа: шкуры мокрые, сшить их нужно раньше, чем они высохнут и сядут. Работницам может быть предложена на обед большая кастрюля полной комков тепловатой каши из овсяной муки. Такой обед — праздник.
В общем в Гренландии ненамного больше взаимопомощи, чем в других странах мира, где время стали мерить и мерой служат деньги. Но непривычность представления о времени, как о деньгах, для народа, лишь недавно освоившегося даже с самими деньгами, сказывается при найме рабочих. Они продают вам свое время, видимо не думая о подлежащей выполнению работе.
Гренландцы — народ сбитый с толку навязанными им новыми представлениями, не только отличающимися от старых, но не подходящими к условиям жизни в Гренландии. Можно, конечно, оценить время, выразить его цену в виде стольких-то эре в час и напечатать эту цену в прейскуранте товаров, но кто будет покупать время? И хотя нам кажется резонным поставленный прогрессом вопрос: «Зачем расходовать драгоценное время на изготовление инкрустированных резной костью ведер, когда можно купить ведро за одну крону», но ошибка здесь в том, что время было драгоценным в Гренландии только тогда, когда приходилось делать инкрустированные костью ведра и тому подобные вещи.
Администрация, обладающая божественной мудростью, сказала бы гренландцам: «Мы будем покупать у вас нужные нам вещи, которые вы можете уступить, и продавать вам то, в чем вы нуждаетесь, но сами не можете изготовить». В чем они нуждаются, есть ли такие вещи? В чем вообще люди нуждаются! Кто знает! И, во всяком случае, теперь уже говорить об этом поздно.
XXVIII
Сумерки
То, что называют полярной ночью, скорее не ночь, а растянувшиеся на весь день сумерки. Она наступает на севере не столько вследствие увеличения нормального для суток периода темноты, сколько благодаря такому постепенному удлинению предрассветных и вечерних сумерек, что они наконец встречаются. В момент встречи сумерек в полдень и наступает полярная ночь. Воображаемый зимний мрак полярных областей как контраст летнему полуночному солнцу так сильно владеет воображением людей, что большинству мало известно явление зимней полуденной луны. Непрерывный день и непрерывная ночь на зимнем полярном небе — это символы непостоянства. Зимняя ночь на севере — озаренные луной сумерки, в которых самая темная часть ландшафта, незамерзшее еще море, может быть не темнее самого неба.
Игдлорсуит обращен к северу, и горы, как уже говорилось, охватывают поселок с трех сторон. Даже летом солнце, проходя по небу, как будто становилось на цыпочки, чтобы заглянуть через горы. Скоро это ему надоело. В середине осени началась наша «ночь». Но еще целый месяц мы как бы глядели из затемненного зала на освещенную сцену, видели, как удлиняются солнечные тени и как на горные склоны снизу наползает долгое двухмесячное затемнение. Наступил последний день. Последняя вершина вспыхнула на мгновение и погасла. Настала полярная ночь.