Сальватор
Шрифт:
— Аминь! — молвил Жан Бык, взваливая графа на плечо. — Отопри дверь, Туссен.
Тот отворил дверь, но, вскрикнув, тут же отступил назад.
На пороге стоял человек.
Он вошел в дом.
— Смотри-ка, господин Сальватор! — заметил Жан Бык. — Вот дьявол! Как не вовремя!
VII
ГЛАВА, В КОТОРОЙ АВТОР ПРОЛИВАЕТ НЕКОТОРЫЙ СВЕТ НА ЖИЗНЬ САЛЬВАТОРА
Сальватор окинул обоих — вернее, всех троих — спокойным взглядом.
— Ну, что же тут происходит? — поинтересовался он.
— Ничего, — отозвался Жан Бык. — Просто я, с вашего позволения, утоплю господина.
— Да, мы собираемся его утопить, — поддакнул Туссен.
— Зачем такая крайность? — задумчиво спросил Сальватор.
— Потому что он пытался сначала нас напоить…
— Потом подкупить…
— И?..
— И, наконец, запугать!
— Запугать Жана Быка?.. Ладно бы еще Туссен-Лувертюра, но Жана!..
— Вот видите! — воскликнул плотник. — Пропустите же нас, и через полчаса его песенка будет спета…
— И как он пытался тебя запугать, дружище?
— Он сказал, что донесет на вас, господин Сальватор, прикажет вас арестовать и отправит вас на эшафот! Тогда я сказал: «Ладно, а пока что я отправлю вас в Сену!»… Посторонитесь, господин Сальватор.
— Развяжи этого человека, Жан.
— Как! Я должен его развязать?!
— Да.
— Разве вы не слышали, что я рассказал?
— Слышал.
— Я сказал, что он хотел на вас донести, чтобы вас арестовали и гильотинировали.
— А я тебе ответил: «Развяжи этого человека, Жан» — и добавляю: «Оставь меня с ним наедине».
— Господин Сальватор! — взмолился Жан Бык.
— Не беспокойся, дружище, — продолжал настаивать молодой человек. — Господин граф Лоредан де Вальженез против меня бессилен, зато я, наоборот…
— Наоборот?..
— Я всесилен против него. В последний раз прошу: развяжи его и дай нам спокойно переговорить с глазу на глаз.
— Ну, раз вы так хотите… — смирился Жан Бык.
И он бросил на Сальватора вопрошающий взгляд.
— Именно так! — подтвердил молодой человек.
— Тогда я повинуюсь, — окончательно покорился Жан Бык.
Он развязал графу руки, вынул кляп у него изо рта и вышел со своим другом Туссеном, предупредив Сальватора или, скорее, г-на де Вальженеза, что будет стоять за дверью и прибежит по первому зову.
Сальватор проводил их взглядом и, как только дверь за ними закрылась, обратился к графу де Вальженезу:
— Извольте сесть, кузен; нам нужно сказать друг другу слишком много: боюсь, что стоять нам пришлось бы чересчур долго.
Лоредан метнул на Сальватора быстрый взгляд.
— Рассмотрите меня как следует, Лоредан: это я самый! — продолжал тот, отводя красивые черные шелковистые волосы ото лба, невозмутимого и ясного, словно перед ним стоял его лучший друг.
— Откуда вас черт принес, господин Конрад? — спросил граф, чувствуя себя увереннее перед человеком одного с ним ранга, нежели перед двумя простолюдинами, с которыми он только что столь безуспешно сражался. — Слово чести, я считал вас мертвым.
— Как видите, я жив, — возразил Сальватор. — Ах, Боже мой, в истории известно немало такого рода происшествий, начиная с Ореста, приказавшего Пиладу объявить о своей смерти Эгисфу и Клитемнестре, и вплоть до герцога Нормандского, оспаривающего у его величества Карла Десятого трон своего отца Людовика Шестнадцатого.
— Однако ни Орест, ни герцог Нормандский не заставляли тех, кому они мстят или у кого требуют наследство, оплачивать свои похороны, — продолжал в том же тоне г-н де Вальженез.
— Ах, Боже мой, дорогой кузен, не станете же вы меня упрекать в жалких пятистах франках, что вы заплатили за мои похороны! Зато прошу подумать о том, что никогда еще деньги не были помещены надежнее: вот уже около шести лет они вам приносят около двухсот тысяч ливров ренты! Не беспокойтесь, я верну вам пятьсот франков, как только мы уладим наши дела.
— Наши дела! — презрительно бросил Лоредан. — Разве у нас есть общие дела?
— Ну еще бы!
— Уж не касаются ли они наследства покойного маркиза де Вальженеза, моего дядюшки?
— Можете смело прибавить, дорогой господин Лоредан, «и вашего отца».
— Ну, поскольку мы одни и, следовательно, это не имеет никакого значения… Готов прибавить ради вашего удовольствия: «и вашего отца».
— Да, — подтвердил Сальватор, — для меня это большое удовольствие.
— А теперь, господин Конрад… или господин Сальватор — как вам угодно, ведь у вас несколько имен, — не будет ли с моей стороны нескромным поинтересоваться, как случилось, что вы живы, когда все считают вас мертвым?
— Боже мой, да нет, конечно! Я сам собирался поведать вам эту историю, сколь бы мало она вас ни интересовала.
— Напротив, она меня весьма интересует… Рассказывайте, сударь, рассказывайте!
Сальватор поклонился в знак согласия.
— Как вы, должно быть, помните, дорогой кузен, — начал он, — господин маркиз де Вальженез, ваш дядя и мой отец, умер неожиданно и при весьма странных обстоятельствах.
— Отлично помню!
— Вы помните, что он никогда не хотел меня признавать, и не потому, что считал недостойным носить его имя, а потому, что, признав меня, он мог мне оставить лишь пятую часть своего состояния.
— Очевидно, вы лучше меня разбираетесь в статьях кодекса, касающихся незаконнорожденных… Будучи законным сыном, я не имел случая заняться их изучением.
— Ах, сударь, положения эти изучал не я, а мой бедный отец… И настолько тщательно, что в самый день смерти пригласил своего нотариуса, почтенного господина Баратто…
— Да, и никто так никогда и не узнал, зачем он его вызывал. Вы полагаете, для того, чтобы вручить ему завещание на ваше имя?
— Я не полагаю, я в этом уверен.