Самвэл
Шрифт:
— Всего семеро... Таинственное число...
— А у наших врагов и того не осталось! — раздался неожиданно еще один голос.
Самвел посмотрел в ту сторону. В его объятья радостно бросился юный Артавазд.
— Мне не повезло... не повезло, — огорченно повторял он. — Я только ранил его в бедро!
— Ты же знаешь, что он колдун... Ни железо, ни сталь его не берут.
— Это я своими глазами видел. Зато теперь знаю, почему!
День уже клонился к вечеру.
Юный Юсик подвел Самвелу его скакуна, молодой князь вскочил в седло, остальные тоже сели на коней
— Пусть покоятся в мире все погибшие на острове. Разберите мост, чтобы звери не добрались до них.
За несколько минут временный мост был разобран и брошен в реку. Волны унесли его, словно щепку.
Все покинули остров. На нем остался один Меружан.
Он подъехал к переправе, когда солнце уже село. Увидев, что моста нет, князь заметался, словно зверь в клетке, но духом не пал. Гневным взглядом измерил он ширину потока на месте моста и понял, что конь не в силах перескочить реку одним прыжком. Меружан посмотрел на бурный Араке. Вздымались пенистые валы, река грозно ревела. Он смело направил своего скакуна прямо в бурый поток, и белый конь, разрезая грудью бушующие волны, вынес его на другой берег, на сушу.
Раненый лев вырвался из ловушек Аракса.
Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет.
Матфей
Бурную ночь сменило тихое солнечное утро. Природа ликовала и сама упивалась своим ликованием. Птицы радостными песнями приветствовали торжественный восход дневного светила. Все вокруг дышало неиссякаемой радостью, все источало свежесть и бодрость. И только на персидский стан опустилось темное облако печали.
Трагические события минувшего дня уже ни для кого не были тайной. Все, до последнего воина, знали, что произошло на Княжьем острове: еще на рассвете в войско доставили и поместили в пурпурном шатре тело Вагана Мамиконяна, отца Самвела.
Голубой шатер Меружана выглядел еще великолепнее в первых лучах солнца, нежно переливавшихся на его позолоченных столбах. И все-таки сегодня этот роскошный шатер много потерял в блеске и привлекательности в сравнении с тем, что он являл взору после восхода солнца в другие дни. Обычно по утрам сюда сходились все военачальники, приветствовали своего могучего главу, и каждый докладывал о состоянии дел в войске. Затем они садились за роскошный завтрак у гостеприимного хозяина.
В это утро в шатре никого не было. Тяжелый занавес был приподнят лишь до половины, слуги ходили на цыпочках, стараясь не шуметь. Время от времени неслышными шагами подходили различные военачальники, шепотом справлялись о здоровье князя и так же бесшумно уходили.
Князь занемог, князь не вставал с постели. Вокруг его роскошного ложа сегодня толпились одни лекари; они с особой заботливостью накладывали на рану целительный бальзам.
— Скажите только одно, — требовал ответа больной, — кость задета?
— Да минуют тебя злые козни Аримана, о сиятельный князь, — в один голос ответили врачи, — кость цела, как свет наших очей. Будь она повреждена, мы не стали бы скрывать.
—
— Рана глубока, сиятельный князь. А слабость — от большой потери крови. Княжий остров не близко, и всю дорогу из раны струилась кровь.
— А этот жар, который сжигает меня? Сколько раз я был ранен и никогда не чувствовал такого жара... Уж не отравлена ли стрела?
— Да ниспошлет тебе исцеление светозарный Ормузд, о сиятельный князь, — хором отозвались лекари. — Если в твоей ране есть хоть капля яда, пусть наши тела пропитаются им насквозь. Ничего такого нет. А жар вызван простудой. Холодные воды Аракса, которые ты рассекал, и сильный ночной ветер застудили тебя: ты ведь совсем промок. Но с Божьей помощью все это пройдет, и пройдет скоро.
Рядом с больным стоял прохладительный напиток, и он то и дело подносил его к губам, чтобы погасить огонь в груди. Заверения врачей нисколько не успокоили его, однако он прекратил расспросы и отвернулся к стене. Меружан боялся только отравления, обычные раны стали для него настолько привычны, что уже не пугали. За одну ночь князь Арцруни поразительно изменился: красивое лицо побледнело, осунулось, на мужественное чело легли восковые тени, словно он болел уже не первый месяц.
Слуга доложил, что высшие военачальники просят принять их.
— Пусть войдут, — велел Меружан.
Аекари отошли в сторону, когда в шатре появились Айр-Мардпет, полководец Карен и несколько других военачальников. Первые двое сели по обе стороны от ложа князя, остальные чуть поодаль. Они начали было расспрашивать больного о здоровье. Он перебил:
— Посланные вернулись?
— Вернулись. Князя Мамиконяна так и не нашли, и о нем все еще ничего не известно, — удрученно ответил Айр-Мардпет. — А тела остальных погибших уже доставлены в расположение наших войск.
Когда стало известно о событиях на Княжьем острове, из стана тут же, прямо ночью, послали на помощь отряд легкой конницы, но он подоспел, когда все было уже кончено. На рассвете персы прочесали весь остров и нашли убитых и несколько тяжело раненых. Тело отца Самвела тоже нашли и доставили в стан вместе с остальными, но Айр-Мардпет скрыл это от больного, чтобы не волновать его еще больше.
— Это меня удивляет, — заметил Меружан. — Если сын заманил отца в западню и поднял на него предательскую руку, в чем я не сомневаюсь, мы должны были, по крайней мере, найти тело.
— Все произошло на берегу Аракса, — заметил один из лекарей. — Отчего не предположить, что отцеубийца бросил тело в Араке, чтобы замести следы?
— Самвел не поступил бы так бесчеловечно, — возразил больной. — Он мог убить, но не надругаться над телом отца.
— Ия того же мнения, — сказал Айр-Мардпет. — Сразу видно, что этот сдержанный, учтивый и меланхоличный юноша так же суров, но и так же великодушен, как и его отец. Никто из персидских юношей не пострадал: он не пожелал сводить счеты с детьми. Они сами рассказывают, что когда люди Самвела рыскали как звери по острову и убивали всех подряд, подросткам они дали возможность бежать.