Самвэл
Шрифт:
— Это он. Осадил город со своими дикими горцами.
— Если это муж, значит, все эти ужасы — из-за меня! Зачем же ты привез меня сюда, Ваган, зачем довел до такой крайности добродетельного человека? Ты обратил в руины наши замки, но и этого оказалось мало, чтобы насытить твою жестокость: ты увел в плен меня, кровную свою родственницу. В чем я провинилась? Зачем я здесь, в этих оковах, в этой каменной темнице, куда сажают самых последних злодеев? Для чего было все это? Ужели для того, чтобы превратить доброго и милосердного человека в разъяренного зверя, чтобы он пришел и сыграл с несчастном городом эту
Она закрыла лицо руками и горько зарыдала. Слезы сестры подействовали на князя Мамиконяна. Сдерживая волнение, он взял ее скованную руку и с глубоким чувством сказал:
— Эти всеми чтимые, привыкшие творить добро руки теперь в оковах, и оковы надел на них твой брат... Но не кори меня, милая Амазаспуи. Бывают в жизни, особенно в жизни государства, такие горькие обстоятельства, когда все — и чужие и свои, будь то отец или мать, брат или сестра — все равны и все равно несут свою кару, если становятся помехой великому замыслу, в котором благо для всей страны, от которого зависит ее будущее счастье. Мы — и я и Меружан — служим этому делу.
— Что же это за великий замысел? Что за дело?
— Ты ведь знаешь, дорогая Амазаспуи. Зачем же спрашивать?
Скорбные глаза княгини зажглись гневом.
— Стыд и позор тебе, Ваган, — бесчестным делом пятнаешь ты светлое имя Мамиконянов! Будь проклят день, когда ты появился на свет... Лучше бы твоя мать родила камень, а не тебя — кару и горе земли Армянской...
Князь молчал. Дрожь пробежала по его телу, и бесстрастное лицо задергалось, что было проявлением глубокого волнения.
— Ты проклинаешь меня, Амазаспуи?..
— Ты недостоин других слов, Ваган! Тот, кто покидает лоно родной церкви и хочет утвердить на своей земле персидскую языческую веру, кто изменяет своему царю и хочет установить на своей земле персидскую варварскую власть, тот, кто предал родную страну огню и мечу — тот достоин лишь проклятья. Тебя еще проклянут тысячи матерей, которые лишатся своих сыновей; тебя проклянут тысячи жен, которые останутся вдовами; тебя проклянут тысячи сестер, которые потеряют братьев в братоубийственной войне; тебя проклянут тысячи детей, которые останутся сиротами... Тебя будут проклинать грядущие поколения, пока жива будет память о твоем злодействе...
Эти слова поразили князя в самое сердце.
— Да, — ответил он печально, — все эти жертвы неизбежны... и я скорблю о них... Но без жертв не будет и спасения. Пусть настоящие и будущие поколения клянут меня — моя совесть чиста. Я убежден, что дело, которому я служу — благое дело. Зачем же ты, Амазаспуи, забываешь прошлое, зачем ты забываешь историю — скорбную историю совсем недавнего времени? Когда Тиран, отец ныне сосланного царя Аршака решил навсегда истребить нахарарские роды Арцруни и Рштуни, когда он велел перебить их целиком, без различия пола и возраста, кто были те малютки, которые только и спаслись среди этой всеобщей резни?
— Один был Тачат Рштуни, отец моего мужа, другой Шавасп Арцруни, отец Меружана.
— Да, только эти двое и уцелели из больших нахарарских родов. Но когда палачи притащили и этих ребятишек, чтобы убить на глазах царя Тирана, кто были те двое, что обнажили мечи, бросились на залитое кровью место казни и спасли невинных малюток?
— Один был твой отец
— Да, Амазаспуи, один был мой отец, другой мой брат. Из-за этих двух малюток они перестали служить Тирану, оставили свои родовые владения — княжество Тарон и укрепились в горах Тайка. Там они вырастили и воспитали спасенных мальчиков и выдали за них своих дочерей. От Шаваспа родился Меружан Арцруни, от Тачата — Гарегин Рштуни, твой муж. Так не угасли два обреченных на гибель нахарарских рода.
— Не пойму, зачем ты напоминаешь об этом, — прервала княгиня.
— Затем, что Аршакиды запятнали себя кровью, а кровь смывается только кровью.
— Но не кровью невинного народа!
— И кровью невинного народа, раз он имеет глупость заступаться за прогнившую, развратную династию и защищать ее! Избавься мы от Аршакидов раньше, все были бы куда счастливее — и мы и наша страна.
— Пустые бредни туманят тебе голову, Ваган, — гневно сказала княгиня. — Страсти, ненависть, неутолимая жажда мести ослепляют тебя, отнимают у тебя все человеческое, все угодное небесам. Скажи, в чем виноват сын Тирана Аршак, наш злосчастный государь, который томится в темных подземельях крепости Ануш? Чем он виноват, если его отец поступал так, а не иначе?
— Тем и виноват, — отозвался князь с горькой усмешкой, — что его руки тоже в крови. Имей же хоть немного самолюбия, Амазаспуи! Кто велел убить твоего отца, который ведь и мне был не чужой?
— Царь Аршак.
— Кто велел истребить весь род Камсараканов — а они нам зятья! — и наложил жадную руку на их вотчину — и на город Ервандашат и на крепость Артагерс?
— Царь Аршак. Но что ты доказал этим, Ваган? Ты и Меружан выступаете не против Аршакидов, которые стоят во главе государства, а против самого армянского государства. Понимаешь ли ты это? Тиран или сын его Аршак могли быть плохими царями. Но чем виноваты их наследники? Может быть, Пап, сын Аршака, станет для нас хорошим царем...
— Ошибаешься, Амазаспуи! От змеи не родится рыба, а от волка ягненок.
— Это ты ошибаешься, Ваган! Вот родился же от тебя Самвел, достойнейший юноша!
Вряд ли еще хоть одна душа на свете осмелилась бы прямо в лицо, да еще так резко порицать надменного и самолюбивого князя Мамиконяна, и это бы сошло ей с рук. Но Ваган не просто уважал княгиню, он еще и любил ее. Среди всех женщин рода Мамиконянов Амазаспуи особо выделилась высокими добродетелями и умом и пользовалась общей любовью. Но князь заметил, что спор принимает слишком острый характер, оставил без внимания обиду, нанесенную ему родственницей, и сказал:
— Самвел тоже мне не сын, если не пойдет за мною. Но оставим это — мы отвлекаемся от темы. Я говорил о преступлениях Тирана и Аршака только для того, чтобы доказать тебе, что и у меня и у Меружана есть веские причины ненавидеть Аршакидов. Еще более веские причины были у тебя, Амазаспуи, ибо Аршак убил твоего отца. Те же причины были и у твоего мужа, ибо Аршакиды истребили весь его род. Но и ты и твой муж не только остались верны убийцам ваших предков, но еще и защищаете их с непостижимым упорством. Кто их защитник, тот наш враг. И мы будем обходиться с врагами по-вражески! Вот почему я и Меружан разрушили ваши замки и привели тебя сюда пленницей, Амазаспуи.