Сегодня и завтра

Панаев Иван Иванович

Въ одной изъ нихъ — это было, кажется, на вечер у графини Д*… да, точно, потому что его только и встрчали въ двухъ извстныхъ гостиныхъ — такъ однажды у этой графини спросили объ немъ. Графиня изволила посмотрть на него довольно пристально, чрезвычайно холодно, очень важно, что можно было сейчасъ замтить изъ легкаго движенія ея нижней губы. Удивительно, какъ эти графини умютъ иногда самымъ незначительнымъ движеніемъ лица такъ много придать себ важности! Она взглянула на него и сказала:

— А! это какой-то г. Кремнинъ. Мн его представилъ г. Н*. Я, право, не знаю, что онъ такое… Онъ, кажется, никогда ничего не говоритъ и всегда стоитъ на одномъ мст.

Врите ли, что онъ былъ у меня раза четыре и еще не сказалъ со мной двухъ словъ! По всему видно, что онъ оченъ простъ.

Этотъ приговоръ графини былъ немножко ршителенъ, но нельзя было обвинить ее за этотъ приговоръ. Въ самомъ дл, по закону свтскости, человкъ, который былъ въ дом четыре раза и не боле двухъ словъ произнесъ предъ хозяікою дома, — такой человкъ… какъ не почесть такого человка если неумышленно-страннымъ, то простымъ?

Свтъ судитъ по своему — и онъ правъ. Бдный молодой человкъ! Онъ былъ лишній тамъ, гд были:

….. цвтъ столицы, И знать, и моды образцы, Везд встрчаемыя лицы…

Какъ бы то ни было, но съ тхъ поръ, какъ онъ показался въ высшемъ кругу и объ этомъ узнали, то нкоторые изъ его знакомыхъ, при встрч съ нимъ, жали ему руку и гораздо крпче и чувствительне прежняго, и улыбались ему съ гораздо большею пріятностью. Есть въ Петербург такіе молодые люди, впрочемъ очень любезные, которые, не имя никакихъ средствъ попасть въ высшее общество, смотрятъ съ нкотораго рода благоговніемъ и съ небольшою, почти незамтною завистью на того, который посщаетъ эти общества. Однако, иногда между собою, въ своемъ кругу, дома, за трубкою вакштаба, въ кондитерской за чашкою шоколада, разговорясь о томъ, о семъ, они отпускаютъ насчетъ такого человка насмшки въ род слдующей: "онъ, братецъ, лзетъ въ знать" и тому подобное.

Въ начал декабря въ гостиныхъ заговорили о прізд изъ чужихъ краевъ старушки-княгини Л* и о скоромъ брак княжны В*.

Еще новость: княгиня даетъ огромный балъ; на этомъ бал: будетъ весь блестящій Петербургъ, — и вотъ этотъ блестящій Петербургь ждетъ бала, приготовляется къ балу и радуется случаю разсыпать деньги.

До слуха Кремнина дошла всть объ этомъ бал и о скоромъ брак княжны. Какъ бы ему попасть на этотъ балъ? А ему захотлось непремнно быть тамъ, въ послдній разъ посмотрть на княжну, въ послдній! и навсегда распроститься съ аристократическими гостиными. Это было твердое его намреніе… Къ чему же вчно влачить жизнь безъ цли и надежды? О, жизнь безъ надежды! Понимаете ли вы, что это такое? Это день безъ свта, нтъ, это удушливый сонъ безъ пробужденія, это темница съ замками, для которыхъ нтъ ключей; цпь колодника — и ни шагу безъ этого рокового, тяжелаго звука, который гремитъ вамъ: нтъ отрады, нтъ надежды! Да, онъ ршился проститься съ княжною и съ гостиными, въ которыхъ только она одна для него блестла.

Онъ похалъ къ Н*. До ма.

— Пожалуйста выполни мою послднюю просьбу, — сказалъ онъ ему, не по обычаю только сжимая его руку. — Говорятъ, у княгини Л* на-дняхъ огромный балъ. Я хочу быть на этомъ бал.

Н* задумался.

— Ты вдь знакомъ съ княгинею?

— Да, и очень; но, право, милый, легче попасть въ Магометовъ рай, чмъ на этотъ балъ княгини. Сколько приглашеній!.. Однако… Но ты такъ вооруженъ противъ общества, ты такъ не любишь нашихъ гостиныхъ. Отчего же вдругъ такое желаніе?

— Я прошу тебя…

— А, понимаю, понимаю!

— О, ради Бога!.. — И молодой человкъ снова схватилъ его

руку.

— Я не даю теб слова, но я сейчасъ же ду къ княгин, и можетъ быть… Да, кстати, мн еще нужно будетъ кой-куда захать. Я пришлю теб отвтъ.

Черезъ два дня Кремнинъ получилъ пригласительный билетъ отъ княгини.

Балъ былъ назначенъ 10-го декабря.

Къ концу этого дня, часовъ въ 11, въ Милліонной не было прозда. Улица отъ начала до конца была загромождена экипажами, освщена каретными фонарями. Жандармы скакали, кричали, бранились съ кучерами и проклинали виновницу этого създа.

Домъ княгини горлъ огнями. Широкая лстница, расходившаяся кверху на дв половины, была устлана яркаго цвта узорчатымъ ковромъ и вся уставлена померанцевыми деревьями. Съ обихъ сторонъ у входа на мраморныхъ пьедесталахъ стояли большія курильницы чрезвычайно красивой формы, вывезенныя изъ чужихъ краевъ. У самаго входа пестрый, какъ полишинель, швейцаръ съ огромной булавою; дале цлый строй лакеевъ, увшанныхъ гербами, въ башмакахъ — такихъ ловкихъ, такихъ серьезныхъ. Чувство робости, это непріятное чувство, тяжко сжало молодого человка при вход. Онъ подумалъ: "въ послдній разъ" и немного ободрился.

Княгиня Л* чрезвычайно любила Ольгу. Еще ребенкомъ она всегда любовалась ею, всегда цловала ее, и когда Ольга начала подрастать, когда она день ото дня становилась пригоже, княгиня была отъ нея въ совершенномъ восторг; княгиня безпрестанно кормила ее конфетами и безпрестанно, смотря на нее, повторяла: "ma belle Olga"… Говорили, будто бездтная, одинокая старушка заготовила духовную, въ которой все состояніе свое, посл смерти, отдавала княжн. Впрочемъ, то были одни только слухи. Старушка созвала въ свои залы все высшее общество столицы для нея одной и заране радовалась, заране была уврена, что она будетъ царицею бала. Ольга была блистательна; въ ней чудно соединялись два идеала красоты: этотъ языческій, соблазнительный идеалъ формъ и другой чистйшій, возвышеннйшій: выраженіе души и мысли. Гордо поэтическая, двственно-непорочная мысль выказывалась въ этихъ благородныхъ, нжныхъ чертахъ лица, душа такъ и сверкала въ этихъ лазурныхъ очахъ. На ней было блое атласное платье, не совсмъ длинное, оканчивавшееся ровной полосой воздушнаго газа, сквозь который виднлись прелестныя ножки; сверхъ этого платья другое какое-то прозрачное, легкое; брилліантовая пряжка стягивала поясъ, и широкая лента пояса упадала къ ногамъ. Голова ея была причесана просто: все т же длинные, небрежные локоны и у косы одинъ блый цвтокъ пополамъ съ розой. На нее просто нельзя было налюбоваться.

Балъ сверкалъ, ослпляя, музыка чаровала слухъ, ароматическій дымъ чуть вился въ душной атмосфер; все съ самозабвеніемъ прыгало и веселилось.

Графъ, стоя возл своей невсты, замтилъ тамъ, въ сторон, въ толп, молодого человка. — "Кажется, это онъ!" Графъ едва замтно улыбнулся и потомъ оборотился къ своей Ольг.

— Знаешь ли, кто здсь? — сказалъ онъ ей вполголоса.

— Кто? — простодушно спросила она.

— Я не скажу теб, отгадай…

— Какъ же ты хочешь, чтобъ я отгадала? Ты знаешь, какъ я недогадлива, милый?

Графъ опять улыбнулся.

— Вотъ посмотри направо, тамъ, между барономъ Р* и Т*…

— Что же?

— Ахъ, онъ исчезъ!

— Кто?..

— Твой обожатель, Ольга. Этотъ… какъ-бишь, я всегда забываю его имя… Крениц… Гремнинъ… твой несчастный обожатель…

— А, перестань, Michel; онъ такой жалкій, этотъ молодой человкъ!

— Я не понимаю, какъ онъ попалъ сюда. Кто его представилъ княгин? Кажется, онъ немножко страненъ (графъ хотлъ сказать глупъ). Но ты должна знать это лучше. Вдь онъ танцовалъ съ тобой у графини *?