Сегун. Книга 3
Шрифт:
– Китай не Япония, господин.
– Да, в Китае они придумали умно. Начинал династию всегда крестьянин или сын крестьянина, трон захватывался силой, кровавыми руками. Там не было наследственных каст… Не в этом ли сила Китая? Сила и окровавленные руки, крестьянское происхождение – это я. Правда?
– Да. Но вы к тому же и самурай. Здесь вы изменили правила. Вы первый в династии.
– Я всегда любил вас, Тора-сан. – Тайко с довольным видом прихлебнул чаю. – Да, представьте себе: я – на драконовом троне! Подумайте об этом! Император Китая! Ёдоко – императрица, за ней – Осиба Прекрасная, после меня – Яэмон, и Китай с Японией навеки вместе, как им и следует быть. Ах, это
– Да, знаем.
У тайко странно блеснули глаза:
– В чем же?
– Долг, повиновение и смерть! – произнес Торанага.
Снова хмыканье, тайко, казалось, стал еще меньше, еще морщинистее… И тут же, без всякого перехода, чем он тоже славился, растеряв всю свою теплоту, он спросил:
– А что регенты? – Голос его стал ядовит и тверд. – Кого бы вы взяли?
– Господ Кияму, Исидо, Оноси, Тода Хиромацу и Судзияму.
Лицо тайко искривилось в зловещей усмешке.
– Вы самый умный человек в империи – после меня! Объясните дамам, почему вы выбрали именно этих пятерых.
– Потому что они ненавидят друг друга, но вместе могут править и подавить любое сопротивление.
– Даже вас?
– Нет, не меня, господин. – Торанага посмотрел на Осибу и обращался теперь непосредственно к ней. – Чтобы Яэмон унаследовал власть, вы должны продержаться еще девять лет. Чтобы добиться этого, вам надо, кроме всего остального, сохранять мир, который установил тайко. Кияму я назвал потому, что он главный из даймё-христиан, крупный военачальник и самый преданный вассал. Далее, Судзияма – он самый богатый даймё в стране, его семья самая древняя, он всей душой ненавидит христиан и больше всех выиграет, если Яэмон получит власть. Оноси ненавидит Кияму, мешает ему властвовать. Он тоже христианин, но прокаженный, который хватается за жизнь, проживет еще лет двадцать и ненавидит всех остальных лютой ненавистью, особенно Исидо. Исидо будет разоблачать заговоры, ведь он крестьянин, ненавидит потомственных самураев и ярый противник христиан. Тода Хиромацу честен, исполнителен, предан, незыблем, как солнце, и подобен самому лучшему мечу. Ему следует возглавить Совет.
– А вы?
– Я совершу сэппуку вместе со своим старшим сыном, Нобору. Мой сын Судара женат на сестре госпожи Осибы, так что он не опасен, никогда не сможет быть угрозой. Он наследует Канто, если вам будет угодно, при условии, что поклянется в вечном подчинении вашему дому.
Никто не удивился тому, что предложил Торанага, – очевидно, то же было на уме у тайко: Торанага один среди даймё представлял собой реальную угрозу. Тут она услышала, как ее муж спрашивает:
– О-тян, а что ты посоветуешь?
– Все то же, что сказал господин Торанага, господин, за исключением того, что вам следует приказать моей сестре развестись с Сударой, который должен совершить сэппуку. А вот господин Нобору станет наследником господина Торанаги и получит две провинции – Мусаси и Симоса, – а оставшаяся часть Канто отойдет вашему наследнику, Яэмону. Я советую вам отдать этот приказ прямо сегодня.
– Ёдоко-сама?
К ее удивлению, Ёдоко сказала:
– Ах, Токити, вы знаете, что я от всего сердца восхищаюсь и вами, и О-тян, и Яэмоном – как своим собственным сыном. Я бы посоветовала сделать Торанагу единоличным регентом.
– Что?
– Если вы прикажете ему умереть,
– Нет, этого делать нельзя, – запротестовала Осиба.
– Что вы скажете на это, Тора-сан? – спросил тайко.
– При всем моем смирении я должен отказаться, господин. Я не могу принять этого и прошу разрешения совершить сэппуку и уйти из жизни раньше вас.
– Вы будете единоличным регентом.
– Я никогда не отказывался подчиняться вам со времени заключения нашего договора. Но этот приказ я не выполню.
Осиба помнила, как она пыталась убедить умирающего позволить Торанаге покончить с собой, хотя и знала, что тайко уже все решил. Но тот передумал, принял наконец частично то, что посоветовала Ёдоко, и нашел компромисс: Торанага будет регентом и главой Совета. Торанага поклялся в вечной верности Яэмону, но сейчас он ткал паутину, которая опутывала их всех… Каковы будут последствия стычки с Марико?
– Я знаю: таков был его наказ, – бормотала Осиба, поняв, что госпожа Ёдоко хотела, чтобы она полностью доверилась Торанаге.
«Выйти замуж за Торанагу? Будда, защити меня от такого позора! Принимать его, чувствовать на себе его вес и как он впрыскивает в меня свое семя! Позор? Осиба, а правда ли это? – спросила она себя. – Правда в том, что ты хотела его, еще до тайко… И после. Ёдоко была права: гордость – твой враг, и тебе необходимо иметь мужчину, мужа. Почему не принять Исидо? Он чтит и желает тебя, он победит. Им будет легко управлять… Разве не так? Нет, только не этот грубый мужлан с рисовых болот! О, я знаю о тех грязных слухах, что распространяют мои враги… Неслыханные дерзости! Клянусь, что скорее лягу со своими слугами, чем оскорблю память моего господина с Исидо! Будь честной, Осиба, подумай о Торанаге! Неужели ты и правда ненавидишь его, потому что он мог видеть тебя в тот безумный день?»
Это случилось более шести лет назад на Кюсю, когда она и ее дамы были на соколиной охоте с тайко и Торанагой. Охотники разъехались кто куда, она ускакала за одним из своих соколов, отбившись от остальных. Оказавшись одна среди лесистых холмов, она внезапно наткнулась на крестьянина, собиравшего ягоды сбоку от заброшенной тропинки. Ее первый, слабый здоровьем сын уже два года как умер, и с тех пор ее лоно оставалось бесплодным, несмотря на все уловки, обеты, зелья и молитвы, к которым она прибегала, чтобы удовлетворить страстное желание своего господина иметь наследника.
Встреча с крестьянином была совершенно внезапной. Он глазел на нее, словно на ками, а она – на него, потому что он был копией тайко: маленький, похожий на обезьяну… Но он был молод. Ум ее кричал, что это дар богов, о котором она молила, поэтому она спешилась, увлекла его в лес и повела себя как сука в течке.
Все было словно во сне – безумие, грубая похоть, валяние в грязи; и даже сегодня она все еще могла ощущать струящийся из него жидкий огонь, его сладкое дыхание, стиснувшие ее руки… Потом она сразу почувствовала тяжесть, дыхание его стало зловонным, все показалось ей отвратительным – кроме той влаги, и она спихнула его с себя. Он захотел еще, но она стукнула его, обругала: пусть благодарит богов, что она не превратила его в дерево за наглость. Бедный дикарь упал на колени, моля о прощении. Конечно, она была ками… Почему бы еще такая красавица каталась в грязи с таким, как он?