Семь месяцев бесконечности
Шрифт:
После поэмы кубок благополучно и быстро совершил второй круг. Поэтический настрой праздника захватил всех, и Этьенн зачитал проект переработанного им текста обращения нашей экспедиции к народам мира с Южного полюса: «На самом протяженном пути через Антарктику наша экспедиция достигла Южного полюса. Отсюда, с точки, соединяющей весь мир в одно целое, мы обращаемся ко всем вне зависимости от национальности и культуры, как люди, которые знают, как жить во взаимопонимании и согласии даже на одной из самых трудных дорог на Земле. Пусть дух экспедиции «Трансантарктика» послужит примером для всего человечества!» Уилл и Джеф, наши виднейшие специалисты в английской филологии, немного подправили текст и распространили его для запоминания между всеми участниками экспедиции. Жан-Луи посоветовал каждому из нас перевести его на свой родной язык, с тем чтобы и прочесть каждому на своем языке. Я спросил автора, насколько близко к тексту надо переводить. Этьенн ответил, что основное — придерживаться общего направления и не говорить ничего такого, что было бы непонятно другим.
Начали обсуждать план нашего движения между Полюсом и Востоком. Уилл предложил организовывать подбазы каждые три градуса широты, то есть на 87-й, 84-й и 81-й параллелях. Станция Восток находится на 78-й параллели. Мы надеялись, что будем проходить расстояния между подбазами за десять дней, что выглядело вполне реальным, если судить по нашему темпу за последний месяц. Уилл предложил такую схему: «Твин оттер», базирующийся на Полюсе, привозит нам продовольствие на первую подбазу и возвращается обратно, когда мы достигнем широты второй подбазы, «Твин оттер» вылетает с Полюса, привозит нам продовольствие и летит на Восток, откуда и обеспечивает нашу третью подбазу на 81-м градусе, возвращаясь затем на Полюс. Нас всех немного пугало наличие за Полюсом рыхлого снега, поэтому мы очень серьезно обсудили вопрос загрузки нарт. Решили грузить на нарты только четыре ящика с собачьим кормом, беря один в качестве резервного, а всю теплую одежду оставить на Полюсе, с тем чтобы самолет подвез ее на вторую подбазу. Решили также сохранить пока наше время и не переводить часы. Восток находится на 106-м восточном меридиане, поэтому, сохранив наше время, мы будем вновь иметь солнце за спиной, а это, как я уже говорил, удобнее для ориентирования по солнцу. Уилл предложил перевести часы на время Востока не ранее, чем мы достигнем 81-й параллели. Этьенн вдруг вспомнил о своих профессиональных обязанностях. «На Южном полюсе я собираюсь взять вашу кровь, — сказал он мрачно и решительно. — Неплохо было бы также узнать и вес». Сразу же посыпались вопросы и предложения о том, когда лучше взвешиваться — до или же после душа, когда лучше брать кровь — до или же после бара. На все вопросы доктор отвечал хладнокровно и со знанием дела. Как ни крути, а получалось, что взвешиваться лучше после душа, а брать кровь лучше до бара. Насчет мочи я успокоил всех, сказав, что возьму свое сразу же после выхода с Полюса. Все разговоры крутились вокруг душа и бара и того, какой прием нас ждет на Полюсе. Уилл вызвался нести мои вещи, чтобы попасть в состав официальной делегации.
Сегодня, не знаю уж — за какие грехи, но погода никак не жаловала именинника: облачно, метель, ветер до 15 метров, правда, уже не встречный, а боковой, но тем не менее временами видимость пропадала до 100 метров, и я шел исключительно по компасу, не имея возможности подправить курс по Солнцу, что было просто необходимо, особенно сейчас перед Полюсом. После полудня облачность скатилась к горизонту, небо обрело свой ставший уже привычным голубой цвет, хотя ветер продолжал настойчиво холодить левую щеку. Как доброе предзнаменование, за спиной встала широкая сочная радуга. За день прошли 25 миль, до Полюса оставалось 45! Лагерь в координатах: 89,4° ю. ш., 91,7° з. д.
Нас разбудил сегодня «не петух, прокукарекав», и не холодный электронный писк надоевшего будильника, а жалобный визг наказываемого Уиллом Пэнды. Это был драматический финал ночной оперы, умело разыгранной лохматыми солистами. Очевидно, почуяв близость Полюса, собаки спали неспокойно, переговариваясь между собой. Хорошо зная, как нетерпимо Уилл относится к подобным беседам, я мог вообразить, каких трудов ему стоило продержаться практически всю ночь и не выскочить из палатки. Но рано утром после особенно выразительной ариозы Пэнды Уилл, отдыхавший в одном из первых рядов партера, не выдержал… Мы услышали многообещающий звук раздираемой молнии, громкий воспитательный монолог Уилла, равномерные удары палкой и жалобный ответный визг поверженного наземь солиста. Вскоре все стихло. Уилл вернулся к себе, но едва за ним закрылась дверь, как Егер тоже решил проверить свои вокальные данные. Ох, не вовремя! Как истинный любитель пения, Уилл не поленился вновь выбраться из мешка, чтобы спеть дуэтом и с этим новоявленным солистом под аккомпанемент все тех же ударных инструментов. Естественно, что после всего этого о продолжении сна не могло быть и речи, поэтому пришлось выйти на маршрут. Облачно, минус 27 градусов, несильный, но настойчивый ветер в левую щеку. После полудня горизонт впереди очистился, и я стал высматривать Полюс, но, наверное, все-таки рановато. Пройдя 24 мили, остановились лагерем.
До Полюса оставалась всего 21 миля. На радиосвязи узнали, что Лоран и Крике прилетели на Полюс сегодня утром. С ними профессиональный фотограф из «Нэшнл джиогрэфик» Гордон Руилтси.
По сообщению Криса, все вновь прибывшие разместились в палатках метрах в четырехстах от основного комплекса станции, то есть им было отказано в крове. Мне трудно было представить подобную ситуацию на наших станциях в Антарктиде. Чтобы вот так взять и не разместить, не накормить людей, приехавших на несколько дней для съемки, готовых даже заплатить за гостеприимство! Да что там далеко ходить за примерами. Вот Крис всякий раз выходит в эфир на связь с нами с определенным риском для себя, в то же время не было еще дня, чтобы Беллинсгаузен не вышел в эфир для работы с нами, а в последнее время активно работает и станция Русская.
В моем дневнике записан примерный распорядок первого дня на Полюсе, таким, как я его представлял себе, находясь от Полюса на расстоянии около 30 километров:
«Прибываем на Полюс в 6 часов вечера по нашим часам 11 декабря, по станционным часам это будет 9 часов утра 12 декабря — начало дня. Завтракаем вместе (если нас пригласят), принимаем душ (если нас пригласят), меняем одежду (безо всякого приглашения — одежды у нас хватает), обедаем вместе (если нас пригласят), легкий отдых в палатках (безо всякого приглашения — палаток у нас достаточно), ужин вместе (если нас пригласят) и так далее».
Мечты, мечты… В своей жизни я уже дважды бывал ближе к Южному полюсу, чем сейчас. В 1977 году на самолете Ил-14 мы совершили перелет по маршруту станция Дружная — Полюс и обратно, выполняя радиолокационную и аэромагнитную съемки. Тогда я впервые увидел Полюс с высоты всего 50 метров. Девять лет спустя, в ноябре 1986 года, я участвовал в перелете Молодежная — Южный полюс — Молодежная на самолете Ил-18 и пролетел над Полюсом на высоте одного километра.
Сейчас мне впервые предоставлялась возможность ступить на Полюс своими ногами, и это расстояние в тридцать километров, отделявших меня от Полюса, было несоизмеримо меньше тех пятидесяти метров высоты в 1977 году. Полюс для меня был вершиной всей экспедиции. Путь от Полюса к Мирному я расценивал уже как путь домой, как возвращение и поэтому с особой тщательностью старался держать направление, чтобы, не дай Бог, не промахнуться. Координаты сегодняшнего лагеря (89,7° ю. ш., 91,4° з. д.) показывали, что мне удается держаться между 91-м и 92-м меридианами, расстояние между которыми, как, впрочем, и между всеми остальными стремительно сокращалось.
Я увидел Полюс в 11 часов 40 минут. Маленькая черная точка, рядом с которой виднелся небольшой белый холм, появилась всего в двух градусах справа по нашему курсу. Это был незабываемый момент моей жизни. Я вдруг подумал, что ни Амундсен, ни, может быть, Скотт, первыми пришедшие к Полюсу, не смогли бы, как это ни парадоксально, сказать: «Я увидел Полюс», — по той простой причине, что его просто не было, причем вовсе не потому, что он не был еще открыт, а потому, что не было ничего, что бы отличало эту точку от окружающей ее белой пустыни. То же и на Северном полюсе. Точка, которая еще сегодня имела магическую, притягивающую взгляды путешественников многих поколений широту 90, уже через несколько часов становилась одной из многих ничем не примечательных точек на поверхности находящегося в вечном движении льда Северного Ледовитого океана, и поэтому каждый новый путешественник, которому посчастливилось достичь Полюса, открывал его для себя заново. Какое счастье для исследователей! Кто знает, где сейчас тот Полюс, на который впервые ступила нога человека? То же самое могло бы случиться и с Южным полюсом, несмотря на то, что лед в его окрестностях выглядит незыблемым монолитом, хотя и движется, правда, очень медленно. Но вот около тридцати лет назад в точке Южного полюса американцы построили станцию, назвав ее в честь первооткрывателей Полюса Амундсен-Скотт, и теперь задачей всех последующих экспедиций было не открыть свой Полюс, а отыскать этот, единственный. То, что прямо на Полюсе находится какое-то сооружение — творение рук человеческих, — несомненно, отчасти лишало Полюс ореола таинственности, окружающего это слово в нашем сознании.
Мы обнялись. Полюс был наш! Несмотря на трудное начало, потери собак, непогоду, проблемы с горючим и все прочие трудности, неизбежно связанные с подобным путешествием, мы дошли до Полюса. И это произошло через сто тридцать восемь дней и ночей после старта. Буквально через полчаса после нашего открытия, как бы давая нам еще одно подтверждение, прямо по курсу из-под облаков вынырнул военный транспортный самолет «Геркулес», совершающий регулярные полеты между Мак-Мердо и Южным полюсом. Самолет плавно снизился и приземлился рядом с невзрачной черной точкой, которую мы для себя уже окрестили Полюсом. В 16 часов уже можно было ясно различить все строения станции. Черная точка увеличилась в размерах и приобрела очертания большого купола серебристого цвета, а белый холм оказался гигантским снежным шлейфом, примыкавшим к куполу. Справа от купола мы увидели множество темных продолговатых низких строений, антенны локаторов, черные флаги, ограждавшие взлетную полосу аэродрома, а перед ними, ближе всего к нам, несколько знакомых палаток бирюзового цвета — это был лагерь нашей запрещенной на Полюсе киногруппы. Рядом с этими палатками я заметил одну побольше, около нее стоял снегоход. Было тихо, как бывает рано утром. Легкий белый дымок, бесшумно вырывавшийся откуда-то из-под снега рядом с куполом, выдавал местонахождение электростанции. Подойдя поближе, мы увидели одинокую фигурку в оранжевом костюме. Я подумал, что это скорее всего Мустафа или Ибрагим, поскольку такими же ярко-оранжевыми они были и в базовом лагере. Расстояние не позволяло мне распознать, кто же это был, но оказалось вполне достаточным для незнакомца, чтобы увидеть нас и забить тревогу.
Все ребята, вероятно, еще спали, поскольку по станционному времени было раннее утро, а мы пришли на два часа раньше, чем обещали. Нам было видно, как оранжевый человечек мечется между палатками, поднимая товарищей. Лагерь моментально пришел в движение. Из палатки выбрался Лоран с камерой и начал поспешно монтировать ее на треногу. Мы остановились. Богатая практика нашего общения с Лораном подсказывала, что сейчас последуют указания о том, как нам двигаться, на каком расстоянии от камеры надо пройти. И точно. Было видно, как Лоран, отделившись от собравшейся перед палатками группы людей, побежал в нашу сторону, глубоко проваливаясь в снег. Он подбежал ко мне, сильно запыхавшись. Прилетев на Полюс всего два дня назад, Лоран, конечно, не успел еще адаптироваться к этой высоте. Мы обнялись. Переведя дыхание, Лоран объяснил мне, что я должен провести упряжки как можно ближе к камере, а затем остановиться и подождать около палаток, пока он не перебазируется вместе с камерой в район места основной встречи экспедиции на Площади Наций перед куполом станции. По словам Лорана, там нас должны уже ожидать полярники станции Амундсен-Скотт. Погода была в равной степени неподходящей как для ожидания, так и для съемок. Туман, ветер, минус 30 градусов и едва-едва просвечивающее через дымку солнце. Но люди стояли и ждали, ждали встречи с нами.