Семейные обязательства

Келин Алексей

Она смутилась неизвестно чего и опустила голову. Наткнулась взглядом на его сапоги, припорошенные дорожной пылью.

– Пожалуйста, Елизавета Павловна, выслушайте, - негромко попросил он.
– Я только что прискакал из Гетенхельма, разбирал там бумаги... Неважно. Важно совсем другое. Идиот и бездарность не ваш отец, Павел Николаевич, а я. Простите меня за те резкие слова, я очень виноват перед вами обоими.

– Я н-не понимаю, - пролепетала Элиза.

Он встал, налил стакан воды и подал ей. Пристально посмотрел в ее глаза.

–

Ваш отец пожертвовал собой ради вашего будущего, - веско сообщил ей Пьер.
– Я им восхищаюсь.

У Элизы перехватило дыхание. Слезы, которых она так долго ждала, покатились сами - не страшной волной истерики, как вчера, а светлым облегчением боли. Она могла дышать и говорить, но молчала.

– Павел Николаевич Лунин стал государственным преступником ради гражданской казни и конфискации. Так были списаны все его долги. Понимаете? Да он гений, - горячился Пьер, меряя шагами кабинет.
– Он нашел дыру в имперских законах и сумел ею воспользоваться!

– Подождите, - окликнула она, - вы можете объяснить? Что вы узнали?

Пьер подошел и снова сел рядом с ней. Начал медленно, как если бы объяснял ребенку что-то сложное:

– Послезавтра истекает крайний срок платежа по его основной закладной. Платить, как я понимаю, было нечем. В этот же день началась бы процедура банкротства, и обязательства по долгам перешли бы на его ближайшую родню, то есть на вас. Даже если бы он пропал или умер, вы все равно были бы обязаны отдать все. Но вашего приданого не достаточно для полной выплаты.

– И долги Луниных разорили бы еще и вас, - закончила за него Элиза.

– Нет. Это было бы неприятно, но не критично. Видимо, Павел Николаевич не хотел, чтобы вы начинали семейную жизнь без приданого и с долгами. И решил проблему. В статуте о гражданской казни есть формулировка: "никто не может ему наследовать", а наследуют не только имущество, но и обязательства.

– Вот почему он не дождался нашей свадьбы, - прошептала Элиза.
– Нужно было успеть до срока выплаты.

Она встала, подошла к окну. Погладила пальцами шитье гардины и стала смотреть на растущую неподалеку яблоню. Мелкая птица выклевывала зернышки из почти созревшего яблока, терзала клювом розовый бок, кусочки мякоти летели во все стороны. Тонкая ветка подрагивала, но черенок пока держался. Под яблоней было чисто, видимо, дворник только что убрал падалицу. Газон засеян небрежно, трава растет кустами, а не ровным ковром, особенно по краям... Нужно это исправить.

Ты богатая знатная дама, ты можешь себе это позволить. Ты не пойдешь работать письмоводителем, чтобы выжить. Тебе вообще не нужно думать о доходах - о тебе уже позаботились.

Так почему вместо восхищения и благодарности ты еле сдерживаешься, чтобы не закричать?

К чему эти нарочито медленные движения? Боишься схватить яшмовый письменный прибор и швырнуть в окно - чтоб брызнуло осколками?

– Примите мои соболезнования, - негромко сказал Пьер совсем рядом. Элиза и не заметила, как он подошел.

– С-спасибо, -

с трудом выговорила она, не оборачиваясь.
– И за соболезнования, и за разъяснения. Отец позаботился обо мне, оставив круглой сиротой, дочерью преступника, зато с деньгами и женихом.

Голос Элизы зазвенел, и она выпалила прежде, чем поняла, что лучше бы промолчать:

– Теперь ваша очередь заботиться, так?!

– Так, - кивнул Пьер.
– Почту за честь и буду счастлив этому.

Элиза не стала думать о том, сколько вежливой лжи в его словах.

Правда уже давно сказана: "Я не люблю вас, но это ничего не меняет".

***

– О дите Божием Петре и дите Божией Елизавете, ныне обручающихся друг-другу, и о спасении их Господу помолимся!

– Господи, помилуй!

Мощный, протяжный голос дьякона. Запах ладана, от которого чуть кружится голова. Рука в руке...

Невеста должна трепетать от радости, предвкушения счастливой семейной жизни, может быть, от страха неизвестности. Наверное. Подруги - пока у нее еще были подруги - что-то говорили об этом...

Элизе было все равно.

Красивая кукла в расшитом платье, преданная всеми, кого любила. Заложница чужой чести.

Отец спасал ее состояние ценой своей жизни - зачем? Неужели на самом деле думал, что так будет для нее лучше?

Она на секунду прикрыла глаза и представила, что нет ни свадьбы, ни богатого поместья, зато отец жив.

По щеке потекла слеза.

Элиза мысленно взмолилась - Господи! Ты всемогущ! Мне не нужен муж, не нужно богатство - просто сделай так, чтобы он был жив! Пожалуйста!

Богоматерь грустно смотрела на Элизу с иконы.

Мужчины не спрашивают нас, когда идут на смерть за свои идеалы. Они уверены - так будет лучше для всех. Нам остается только подчиниться...

Элиза сморгнула слезу.

Прости, Дева. Ты мудрая, а я никак не могу смириться. Пришла ли отцу в голову мысль, хоть на секунду - как я буду жить? Что случится с барышней Луниной, когда его казнят?

Думал ли ты о презрении? О косых взглядах? О том, что я стану прокаженной?

Вряд ли. Дело чести важнее девичьей судьбы.

Подружки... Бывшие подружки. Они пропали мгновенно, в тот самый день, когда было объявлено - господин Лунин совершил покушение на канцлера Империи.

Дарья... Почему-то из-за Дарьи было горше всего. Она не просто забыла об Элизе! Она предала! Ни на секунду Дарья не допускала мысли помочь ей с побегом. Просто успокоила, заставила поверить... И рассказала обо всем жениху. Стыд-то какой, Господи!

Или не рассказала? Просто подготовила все?

Пьер ведь ни словом о побеге не обмолвился.

Элиза опустила глаза, смотреть на Деву Марию было слишком тяжело. Теперь она видела только дрожащий огонек свечи в своей руке.

Руке с фамильным перстнем Луниных. Красное поле и клинок. Она настолько привыкла к нему, что давным-давно не замечала.