Семейные обязательства
Шрифт:
Это последний фамильный перстень. И она - последняя.
Второй такой же, на руке отца, лежит в могиле. Знать бы, где та могила. Прийти, поклониться, попросить прощения... Пусть он сделал глупость, но не ей осуждать.
Павла Лунина гнала вперед честь.
Холодным ударом в сердце, болью и страхом пришло понимание - Дарья не предавала. Дарья спасла тебя, дурочка! Это ты чуть не предала всю свою жизнь!
У тебя тоже есть честь.
Она не принесет тебе счастья, как не принесла ни отцу, ни Пьеру, стоящему рядом с каменным
Обещание о браке давала не ты, но тебе его исполнять.
Свобода? Счастье? Что это такое?
Их придумали не для тебя, Елизавета Лунина.
Для тебя - долг и честь.
Поставь свечку за здравие Дарьи, которая поняла это лучше всех.
– Имеешь ли ты, Петр, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, пребывать в законном браке с женою Елизаветой, которую видишь здесь перед собой?
– Имею, отче.
– Не обещал ли ты ранее иной жене?
– Не обещал, отче.
– Имеешь ли ты, Елизавета, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, пребывать в законном браке с мужем Петром, которого видишь здесь перед собой?
– Имею, отче, - негромко, но твердо ответила Элиза. Это был бросок с обрыва, отказ от всего - ради долга. Ради семьи. Пусть и предавшей семьи, но это ничего не меняет. Честь. Остается только честь. И мысль крепка.
– Не обещала ли ты ранее иному мужу?
– Не обещала, отче.
– Этот ответ прозвучал громче и тверже первого.
... Оказывается, у него очень нежные губы...
Когда они вышли из церкви и, по обычаю, раздали милостыню, Элиза - теперь уже госпожа Румянцева - взяла мужа под руку и едва слышно прошептала:
– Простите меня, Пьер. Простите за все. Я постараюсь быть вам хорошей женой.
– Хорошо, Элиза, - так же негромко ответил он, - и я постараюсь быть вам хорошим мужем.
Запах его парфюма уже не казался таким противным. Но она все равно решила завтра же отправиться в лавку, перенюхать все флаконы, предназначенные для мужчин, и подарить Пьеру что-нибудь более подходящее.
Свадебный обед вышел коротким и скомканным. На нем присутствовали только сестра Пьера Ангелина, которая почти все время молчала, и его дядюшка и бывший опекун Густав Дмитриевич. Старший Румянцев произнес пару тостов, посетовал, что родители Пьера не дожили до этого дня и не могут порадоваться за молодых, и откланялся. Ангелина засобиралась вместе с ним.
Уже смеркалось, а дорога до Гетенхельма займет минимум часа полтора.
Пьер отправился их провожать, а Элиза поднялась на балкон второго этажа. Она стояла у ограждения, увитого разросшимся плющом, и пыталась представить, что здесь теперь будет ее дом.
Трехэтажное каменное здание с изящными колоннами на фасаде, опоясанное балконом. Классический особняк в богатой усадьбе, у отца была пара таких же, пока...
Забудь. Не надо.
Лучше разглядывай парк.
Центральная аллея с фонтаном преобразилась по ее приказу. Слуги старательно вымели дорожку, посыпали ее свежим слоем крупного серо-желтого песка. Фонтан почистили, наладили подачу воды, и теперь через края мраморной чаши струился прозрачный водопад, играющий золотистыми отблесками в лучах заката.
Кусты подстрижены, но еще довольно неумело. В монастыре, где из дворянских дочек воспитывали рачительных хозяек таких вот усадеб, Элиза много узнала о парковой зелени. Ветки нужно обрезать регулярно, а не раз в год, формировать силуэт парка...
Ничего. Надо просто поговорить с садовником и навести порядок. Высадить клумбы, убрать кричащую пестроту флоксов, настурций и гладиолусов из палисадника - то, что уместно у дома ремесленника, не годится для дворянского поместья.
Подошла горничная, поклонилась и позвала наверх, в спальню. Элиза кивнула и жестом показала - иди, я скоро.
Новоиспеченная госпожа Румянцева хотела быть полезной. Заняться тем, что умеет, что пристало благородной даме ее положения.
Рыцари доблестью восстанавливают свое доброе имя. Выполняют свой долг.
Элиза выполнит свой.
***
Внизу, на дорожке от ворот, послышались шаги.
Солнце уже закатилось. В синих сумерках угадывались две фигуры. Пьер и кто-то невысокий, в шляпе с пером. Это точно был не дядя Густав, тот повыше ростом...
Сама не зная, почему, Элиза спряталась за колонну, в гущу разросшихся листьев плюща. Они остановились в паре шагов от центрального крыльца. Их было прекрасно видно, а Элиза могла остаться незамеченной, если не шевелиться.
Сквозь шелест листьев от вечернего ветерка она с трудом различала слова. Замерла, затаив дыхание, стараясь не пропустить ни звука, произнесенного смутно знакомым голосом:
– Поздравляю со свадьбой. Извини, заходить не стану - это неуместно. Зато я привез тебе роскошный подарок.
– Спасибо. Признаться, я удивлен.
– Это уже Пьер, в голосе слышны отчетливые нотки недоумения.
– А я-то как удивился...
– хмыкнул гость.
– Будь ты нервной барышней, предложил бы тебе присесть. Но ты выдержишь, - неведомый визитер чуть помедлил и отчетливо произнес: - Ты угадал во всем. Это была действительно блестящая грязная интрига ради короны. Джакомо Трескотти счастлив, как мартовский котяра - Кроска сильно потеснили с торговых путей. Барон Кордор в дерьме, Кошицкий герцог прохлопал ушами, Гнездовский князь с умным видом стоит в сторонке, зато Альград весь в белом. А Виктор фон Берген, дурной чистоплюй, строчит протоколы в гнездовской Страже. Шлет всех в разные места и делает вид, что никакой он не императорский кузен. Нашим проще, честно-то говоря.