Сенешаль Ла-Рошели
Шрифт:
Во время второго рейса на Брюгге отправились к Фризским островам в надежде перехватить там «балтийский» конвой. То ли он прошел в этом году раньше, то ли английские капитаны предпочли от Датских проливов идти к Британии напрямую, через Северное море, но прождали мы напрасно. Захватили шесть суденышек со шпринтовыми парусами, которые везли бочки с соленой рыбой, пойманной на Даггер-банке. Улов и суденышки продали в Брюгге, рыбаков отпустили.
В следующем году, не получив вызов на войну, я после Пасхи повел в Брюгге купеческий караван, который с каждым годом становится все больше. Добрались благополучно, захватив между делом в проливе Па-де-Кале два когга с шерстью. Как обычно, мои бригантины вошли в гавань и стали под разгрузку, чтобы налегке отправиться
Шарль Оффре в своей шляпе с развевающимися на ветру лентами первым сошел на берег. Путешествовать в Брюгге и обратно он предпочитает на моей бригантине. Считает, что так безопаснее. В сопровождении слуги — туповатого малого с комковатым, бледным лицом, будто слепленным из прокисшего теста, — купец пошел к пакгаузу, расположенному на причале, высокому, одноэтажному зданию, сложенному из красновато-коричневый кирпичей и крытому красно-коричневой черепицей, чтобы арендовать помещение. Продавать привезенный товар купцы будут долго, чтобы выжать максимальную цену. Большую часть французского вина купят их английские коллеги, продав взамен товары из Британии. Война не мешает им вести дела, разве что заставляет отстегивать фламандцам за посредничество. Матросы в это время снимали с крышек трюмов брезент, открывали их и снаряжали грузовые стрелы крюками, шкив-блоками, талями.
Меня удивило, что в порту не было грузчиков. В предыдущие разы они сразу подходили к судну и предлагали свои услуги. Иногда мы нанимали несколько человек катать бочки до пакгауза. Я решил, что в городе праздник какой-нибудь или другое зрелищное мероприятие типа казни. Один раз мы слышали, как казнили фальшивомонетчика. Его медленно, ногами вниз опускали в чан с кипящей водой. Я сразу вспомнил ощущения, когда медленно заходишь в холодную воду, особенно погружение низа живота. Погружение в кипяток, наверное, вызывает больше эмоций. Мероприятие происходило за воротами с противоположной стороны города, но и нам было очень хорошо слышно.
Из открытого трюма сразу пошел густой запах вина. Обычно все бочки благополучно переносят плавание, потому что в сильные шторма мы прячемся в укрытиях, но из трюма всегда идет такой аромат, будто несколько разбилось или дало течь. Чтобы матросы не воровали вино и не портили бочки, одну им купцы выставляют на палубе. Пей, сколько хочешь, но если будешь плохо выполнять свою работу, в следующий рейс не пойдешь. А за лето обычный матрос зарабатывает столько, что хватает содержать семью весь год. Им ведь разрешается приторговывать, каждый матрос может перевозить двенадцать фунтов собственного груза. Про матросов с бригантины я вообще молчу. Эти за удачный сезон становятся обладателями дома в Ла-Рошели. Из-за этого недвижимость и земельные участки в городе резко подорожали.
Обратно Шарль Оффре шел слишком быстро, растеряв обычную степенность. Тормозной слуга на этот раз не отставал от своего хозяина, буквально наступал ему на пятки. Это было настолько необычно, что даже матросы перестали заниматься своими делами, молча уставились на купца, который взлетел по трапу на судно.
— Что случилось? — поинтересовался я.
— Горожане восстали против Людовика де Маля, своего графа, — выдохнул купец и, перекрестившись, добавил с нотками бабьего кликушества: — Что теперь будет?!
— Нам-то какое дело?! — не сразу въехал я.
— Граф обратился за помощью к нашему королю, — ответил Шарль Оффре.
Тут и я понял «комичность» ситуации. Если король Франции — союзник графа, значит, можно грабить французских купцов. Тем более, дураков, которые сами приперлись. Правда, пока никто не пытался сделать это. Я подумал, что нам, как старым торговым партнерам, решили простить такую оплошность, дали время на ее исправление.
— Передать на остальные суда: убираем трап, отдаем швартовы, выходим в море! — приказал я, а потом на всякий случай
Оказалось, что я слишком хорошего мнения о горожанах. Видимо, они не ожидали, что мы не в курсе последних новостей. Потребовалось время, чтобы набрать достаточно сильный, по их мнению, отряд. Это было городское ополчение, сотни три человек. На головах шлемы из кожи, натянутой на каркас из металлических прутьев или пластин. Тело защищено кольчугой или стеганкой, лишь у человек десяти сверху еще и бригандины. На руках перчатки с нашитыми пластинами из китового уса, а на ногах кожаные поножи. У многих большие щиты-павезы. Вооружены арбалетами, копьями, топорами с узким лезвием и — большинство — годендагами. Это дрын длиной примерно в средний рост людей этой эпохи, расширяющийся кверху, где он окован железом и имеет железное острие разной формы и длиной сантиметров от пятнадцати до тридцати-сорока. То есть, им можно и колоть, как пикой, и бить, как булавой или дубиной. Брюггцы настолько быстро, насколько позволяли доспехи и оружие, шагали к бригантинам, которые отдали швартовы, но были рядом с причалом. К счастью, шлюпки, которые заводили суда в гавань, все еще были на воде. На них опять крепили буксирные тросы, чтобы вывели бригантины в море. Первой уходила бригантина под командованием Анри де Халле, зашедшая в гавань последней. По гребцам ее буксировочной шлюпке брюггские арбалетчики начали стрельбу. Остальные ополченцы, прикрывшись павезами, остановились на причале, что-то или кого-то ожидая. Скорее всего, лодок, чтобы добраться до нас. Вид у них был мирный. Такое впечатление, что собрались на прогулку по реке.
— Батарея, по арбалетчикам целься! — скомандовал я, а после паузы, когда наводчики прицелились: — Огонь!
Залп пушек отодвинул бригантину от причала еще на пару метров. Легкий теплый юго-западный ветерок отнес густой черный пороховой дым. Расстояние между бригантиной и брюггцами было слишком маленьким, картечь разлетелась широко и поразила многих, но стоявших спереди нашпиговали основательно. Щиты их не спасли. Залп шести орудий буквально выкосил всех арбалетчиков и ближний к ним фланг годендагамцев. На причале лежал слой окровавленных тел. Некоторые еще копошились, стоная, вопя, ругаясь. Уцелевшие и легкораненые какое-то время смотрели на них, осмысливая произошедшее. Затем, как по команде, развернулись и, побросав щиты, толпой понеслись к воротам. Мои арбалетчики послали им вдогонку несколько болтов, которые добавили трупов на причале, а матросы засвистели и заулюлюкали, показывая разные замысловатые жесты. Как только последний брюггец забежал в город, ворота сразу закрылись.
В это время на реке прогрохотал еще один залп. Стреляли пушки бригантины под командованием Анри де Халле. Били по лодкам, заполненным вооруженными людьми, которые плыли к гавани сверху. После залпа судно начало поворачивать вправо, на выход в море. Через несколько минут бригантина под командованием Мишеля де Велькура тоже выстрелила из пушек и пошла в море. Следом вывел корабль Ламбер де Грэ. Этот не стал переводить понапрасну порох и свинец. Только его арбалетчики постреляли немного вдогонку уплывающим лодкам. Когда моя бригантина вышла из гавани, мимо нас медленно проплыла, влекомая недавно начавшимся отливным течением, перевернутая вверх дном плоскодонка длиной метра три с половиной. К черному днищу были прибиты два параллельные, светлые сверху бруска, напоминающие полозья. Остальные лодки, большие, средние и малые, заполненные вооруженными людьми, быстро удалялись вглубь материка.
Выйдя в море, мы легли в дрейф рядом со стоявшими на якорях судами нашего каравана. К моей бригантине сразу устремились шлюпки с купцами и капитанами. Они по звуку пушечных выстрелов догадались, какой прием нам оказали в Брюгге. Поскольку места в моей каюте на всех не хватало, совещание провели на главной палубе. Шарль Оффре сообщил, какие изменения произошли во внешней политике за то время, пока мы добирались до Брюгге. Точнее, изменения произошли раньше, но не успели добраться в Ла-Рошели до нашего отплытия.