Серебро и Золото
Шрифт:
Взгляд ее тут же спрятался за стеклами и погас. Просто зеленые глаза, даже не совсем зеленые, а скорее, болотные, зеленовато-желтые...
"Ох!"
– Пойдем в класс?
– как ни в чем не бывало, спросила Елизавета.
– А что, уже пора?
– удивилась Тилли.
– Да, - Елизавета не могла смотреть без улыбки на выражение "метафизической растерянности", возникавшее по временам на лице Клотильды ван дер Шенк. Как не могла без смеха слышать и слетающие порой с тонких губ девочки bon mots собственного сочинения.
– А где Лютц?
– очки начали медленно и как бы сами
– Разве я сторожиха брату моему?
– пожала плечами Елизавета.
– Скажи, Тилли, а тебя отпустят вечером в кондитерскую Вермейера, если мы тебя пригласим выпить с нами чашку чая?
– Я не пью чай, - очки окончательно спустились на кончик носа, и глаза вспыхнули живой сочной зеленью.
– Я пью какао и молоко, но вряд ли моему дяде интересно, для чего я покидаю его дом. Да, он меня отпустит.
– Тогда, в семь?
– уточнила свое предложение Елизавета.
– Тебя устроит в семь?
– Устроит, - кивнула Тильда, покидая подоконник.
– Но вам придется забрать меня прямо от дома. Он, знаешь ли, весьма тверд в своих принципах, мой дядюшка Рейнарт.
– Назови адрес, и мы будем у твоих дверей ровно в семь, - Елизавета вынашивала в душе некоторый план, но претворение его в жизнь зависело не от нее одной.
– Я живу на Кедровом холме, - девочка запихнула книгу в сумку, забросила ту на плечо и пошла по длинному сводчатому коридору рядом с Елизаветой.
– В Ветряном проезде.
Ну, что же, если не "Княжья доля", где параллельно реке тянулась улица графа Розенштерна, то, разумеется, "Кедровый холм". Настоящие аристократы - даже не титулованные и не из вполне дворянских родов - жили только в этих районах. Или, вернее, проживали в них преимущественно.
А первым уроком в этот день была история.
– Итак, - Георгина Реомюр отличалась высоким ростом и стройностью. Она и вообще выглядела настолько интересной и привлекательной, что вопрос о ее истинном возрасте появлялся у устремлявшихся к ней мужчин - если появлялся вообще - лишь спустя значительное время после факта знакомства.
– Итак, что мы можем сказать об императоре Хальдеберде? Был ли он жесток? Каковы были идеалы этого императора-воина? Что он вообще из себя представлял? Как выглядел? Во что одевался? Что ел и пил?
Разумеется, это были риторические вопросы, но отнюдь не только. Профессор Реомюр любила, когда ученики "умничали" или когда они, и в самом деле, оказывались умными, любознательными и начитанными.
– Он был здоровый лось!
– сказал с места Самуэль де Картуар.
– Я видел его меч в соборе Святого Духа, он двуручный, этот меч, я имею в виду, но моих рук, - он поднял перед собой два здоровенных кулака, - на него бы не хватило...
– Он был мужеложец, вот!
– выпалила блондинка - Забс Вальтерсхаузен, едва только замолчал "могучий Самуэль".
– Факт, не подтвержденный ни одним подлинным документом, - холодно улыбнулась Георгина Реомюр.
– Он не был женат. Это факт. И ни одну женщину документы эпохи не упоминают в качестве его любовницы... Но, возможно, он был анахоретом или страдал от какой-нибудь болезни, мешавшей императору проявлять столь привычным способом свою мужественность? Мы этого не знаем...
– Нравится!
– почти дружно ответил класс.
– Профессор!
– высокий и резкий, словно крик чайки, голос Гретель Новотны взлетел под сводчатый потолок класса и заставил зазвенеть стекла в настенных бра.
– Расскажите нам о принцессе Джеване и князе Кагене!
"О, господи!
– страх и гнев заставили Елизавету замереть на полу-вздохе.
– Только не это!"
– Сударыня, - взметнулась вверх левая бровь профессора.
– Вам уже исполнилось шестнадцать?
– Нет, - пролепетала пристыженная Грета.
– И вы смеете спрашивать своего профессора о любовных похождениях Черного Людвига?
– Ой...
– вот и все, что смогла ответить на это поверженная "Афиной" Реомюр любопытная девочка.
– Вот подрастете, сударыня, - сменила, между тем, гнев на милость профессор Реомюр.
– И в двенадцатом классе я, так и быть, расскажу вам... и всем остальным что-нибудь из "Хроники Роз и Шипов Безымянного Монаха из Ковно".
На том и порешили...
***
Вечер наступил неожиданно быстро. Елизавета едва успела пообедать и сделать домашние задания, как за окнами особняка баронессы Икьхгорн начало смеркаться, а там уже и часы спешат сообщить о "неумолимом беге времени".
– Ты готова?
– спросил Людо, появляясь в дверях ее кабинета.
– Да, дорогой, - по мнению Елизаветы, правила следовало соблюдать хотя бы наедине.
– Ты не возражаешь против "кофейных тонов"?
На самом деле, поход в кондитерскую оказался замечательным предлогом, чтобы опробовать на людях новый наряд, "от и до" придуманный самой Елизаветой и с немалыми трудами воплощенный, в конце концов, в жизнь в портновской мастерской "Лунд и сыновья". Изюминкой нового платья графини Скулнскорх являлись плавные линии и сочетание цветов. Высокие сапожки из замши (много кофе и мало молока), рейтузы из тонкой шерсти (кофе-латте), шелковая блуза до середины бедер (черный кофе) и длиннополый жакет, типа тех, что надевают для верховой езды, в цвет сапог. И шарфик - кофе с молоком, вернее два шарфика: один на шею, другой, если приспичит, - на голову... а что касается "плавности линий", Елизавета очень надеялась, что Людо вполне оценит те позитивные изменения в ее фигуре, что стали происходить в последнее время. Все-таки время брало свое, и девочка начала превращаться в девушку.
– Ты не возражаешь против "кофейных тонов"?
– спросила она.
– Разумеется, нет!
– улыбнулся в ответ он.
– Я весь в предвкушении...
– Предвкушай!
– засмеялась Елизавета и отправилась переодеваться.
***
Через час с четвертью - из которых дорога до Ветряного проезда заняла как раз ту самую "четверть" - темно-бордовый "Майбах" остановился у приземистого особняка, чей фасад практически полностью скрывался за темно-зеленым пологом оплетшего его стены плюща. Виднелись только высокие и, по-видимому, тяжелые двери темного дерева и зашторенные окна в обрамлении темных же ставен.