Серебряный меридиан
Шрифт:
* Шекспир У. Ричард I (пер. М. Донского).
286
ЧАСТЬ II. ГЛАВА X
— Бристольский, это что опять к матросне?
Все расхохотались.
— К матросне, к матросне, к ней, родимой, к матросне, — пропел
Кемп. — Рай, Дувр, Мальборо, Фавершем, Бат, Бристоль.
Впервые «Ричарда II» сыграли в 1595 году. Трагедия короля, свергнутого Болинброком, неизменно вызывала бурю эмоций,
дования, гордость за родимый край и стыд за него, нежность к лю-
бящему сердцу и отклик родительским тревогам. Особенно
удались два главных персонажа. Работая над пьесой, Уильям не раз
говорил Виоле, что сам хочет играть Ричарда, потому что знает
как. Но как быть с Бербеджем, который будет рваться к этой роли, что твой Болинброк к трону? Так и вышло. Ко времени поста-
новки трагедии Уилл уже блестяще играл королей. С ясной речью, с природной статью, с возбудимым нравом и воображением на
сцене он становился то воплощением достоинства и доблести, то
подлости и вероломства. У нее замирало сердце, когда он читал
ей пьесу, перевоплощаясь на глазах. Он то ухмылялся зловеще, то
вдруг его глаза заволакивали слезы, то он становился развязен до
омерзения, а то вдруг тих и смирен, словно десяток масок с гро-
хотом слетали с него одна за другой, являя миру лицо затравлен-
ной измученной души.
Оставалось одно — убедить Бербеджа не претендовать на триум-
фальную роль, что было по меньшей мере наивно. Решение при-
шло, как часто бывает, внезапно.
— Ну что, может шпаги решат, кому его играть, а? И будем сами
как король и Генри? — пошутил однажды Уилл при обсуждении
предстоящей постановки.
— Да, — помедлив, откликнулся Бербедж. — Что-то это напо-
минает.
— Вот только кто из нас Ричард, кто Генри? — спросил Уилл
и охнул, будто глотнул горячего.
— Что с тобой?
— Ну, конечно! Это то, что нам с тобой надо! Ей-богу! Такого еще
не было ни у кого!
— Чего не было?
— Ты же спросил только что — «Кто из нас Ричард, кто Генри»?
Понимаешь?
287
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
— Нет, ваша премудрость.
— Мы будем меняться ролями. Нам нужно играть их по очереди,
— глаза Уилла заблестели, — и сборы тогда вдвое взлетят.
Обмен ролями. Впервые они применили этот ход на представ-
лении пьесы 9 и 10 декабря 1595 года в доме члена парламента Эду-
арда Хоби в присутствии Роберта Сесиля, сына министра
королевы лорда Берли. На первом
Бербедж, на втором — Уильям.
Успех был ошеломляющим даже в пределах домашнего зала
и ограниченного числа гостей. Триумф последовал затем и в городе, и на протяжении всех гастролей. Теперь «Ричард», подкрепленный
еще и изданной пьесой, которую предполагали продавать по ходу
представления, давал надежду на хороший заработок. О том, кто
будет с сумкой через плечо лавировать по рядам и между стоячими
зрителями, ни у кого не вызывало сомнений. У Себастиана тоже.
В Бристоль они въехали на рассвете. Лучшее время, когда уста-
лость от предыдущего дня забыта, в лицо веет утренний ветер, и все вокруг торопятся развести свои товары и разложить их по
лавкам, занять место в порту или расселиться в гостиницах.
Бристоль лежал на правом берегу их родного Эйвона, что раз-
ливался здесь, вольно впадая в залив, чтобы соединиться с мо-
гучими течениями океана.
Они остановились в гостинице «У Слона», достаточно удален-
ной от порта, на площади недалеко от театра. Здесь селились
купцы, негоцианты, курьеры, секретари акционерных компаний
и представители гильдий.
— Обещаю, я постараюсь не отвлекаться, — сказала Виола, вы-
кладывая из дорожного сундука стопки с пьесой.
— На что? — не понял Уилл.
— На сцену. Я всегда смотрю «Ричарда». Даже забываю, зачем я там.
Уилл посмотрел на нее с сочувствием.
— Смотри. Бог с ним, со всем. В конце концов, ведь каждый раз
мы играем как единственный.
— Да! — горячо отозвалась она. — Вы каждый раз разные. Другие.
Это невозможно забыть.
Она подошла к нему ближе.
— Только прошу тебя, будь осторожней, — она провела паль-
цами по его виску, на котором еще не опал отек от удара, какой
288
ЧАСТЬ II. ГЛАВА X
он получил при очередном падении в финальной сцене убий-
ства Ричарда.
Ее сердце сжималось всякий раз, когда она вновь и вновь видела
меру его самоотдачи. Он жил на сцене. Виола уважала эту предан-
ность. Она понимала, чтоэто и как,и ей становилось страшно. Он
раздирал себя на части душевно и телесно, и его беспокойное
сердце горело, болело и рвалось. Иногда он говорил ей — «у меня
все болит».
— Побереги себя, Уилл.
Себастиан в Виоле вновь встал на стражу ее деятельной натуры.