Северские земли
Шрифт:
Ждану как будто засунули в живот кусок льда размером с кирпич – так ему было страшно. Больше всего он боялся, что не выдержит, и опозорится, намочив штаны. Противный, каркающий голос разбойника, кричащий в самое ухо, смрадный запах изо рта Рудого, вызывающий тошноту, и, главное – растерянное выражение лица священника, которое он ни разу не видел у своего учителя – всё это внушало мальчику ужас.
Во всех фильмах и книгах в этот момент главный герой совершает какой-нибудь суперпрыжок, выбивая у главного злодея нож, а потом вбивает ногами всех негодяев всех в асфальт – благо, противников было только четверо.
Но отец Алексий ничего
Похоже, священник тоже это понимал, поскольку стоял, не дёргаясь, и лишь неотступно буравил взглядом Рудого…
Минуты через три Косой наконец-то закончил наконец свои упражнения в вязании, и крикнул:
– Готово!
– На поляну их! – скомандовал Рудый.
Двое разбойников схватили священника под локти и практически поволокли старика вперёд. Рудый наконец-то убрал нож, но чуб не выпустил – так и потащил Ждана за собой за вихры на поляну.
Рыжая сволочь не соврал- вчерашний убиенный атаман Макар и впрямь находился на поляне. Вот только его телом экспозиция не ограничивалась – утренний пейзаж украшали ещё два трупа. Одним был вчерашний молодой парень с топором и редкой бородкой, вторым – какой-то неизвестный мужик, лежащий лицом вниз, вот только точно не молодой, а скорее пожилой. Его тёмная нестриженная шевелюра была обильно пересыпана сединой. Такой цвет волос бабушка в прошлой жизни называла «соль с перцем».
Связанного священника швырнули на траву, и едва он, перекатившись на спину, с трудом сел, Рудый, ухмыльнувшись, сказал:
– Извини, батюшка, теперь всё по-другому делать будем. У нас тут, сам видишь, всё немного поменялось.
– Вижу. – сказал отец Алексий, и всё-таки закашлялся. Кашлял он долго, но Рудый терпеливо ждал.
Наконец, священник сплюнул и закончил фразу:
– Похоже, власть у вас переменилась.
– Ага! – жизнерадостно подтвердил Рудый. – Мы тут с ребятами прикинули – зачем нам Жбан в атаманах? У Макарушки хоть кровь пустить не задерживалось, а на этом даже крови нет, он тать, а не душегуб. А что тать в лесу делать будет? За проезжающими купцами бегать и мошну у них втихаря срезать[2]? В общем, поспорили мы немного, пришлось мне ему делом доказать, чем моё ремесло лучше его. А второй просто дурак, который полез не в своё дело.
[2] Здесь необходимо оговориться, что названия преступных «профессий за несколько веков также изменили смысл. Проще всего с душегубом – убийца, он убийца и есть. Человек, который ворует, назывался «тать», а слово «вор» имело другое значение. Оно происходило от глагола «вьрати» — «врать» и означало «обманщик, мошенник, коррупционер». При этом слово «мошенник» тоже имело другой смысл. Карманников тогда не существовало – в традиционном русском костюме просто не было карманов, и деньги носили в мешочке, привязанном к поясу. Мешочек этот назывался «калита» или «мошна». А человек, который в толпе ловко срезал у лохов эти мешочки, так и назывался – «мошенник».
– Понятно – кивнул священник. – А теперь, значится, ты атаманом стал, так?
– Истину глаголишь, отче! – ещё больше обрадовался атаман. – Надоели они оба всем хуже горькой редьки – что Жбан, что Макар. Всё нудили и нудили про старые дела, про заветы воровские, да про слово обещанное. Слова да заветы – это дело хорошее, не спорю, вот только жрать их нельзя, и в кармане они не звенят. Смекаешь, старый?
– Смекаю. – не стал спорить священник. – Но ты говори, договаривай. Сам же говоришь – слова жрать нельзя, так чего их жалеть?
– А что там говорить? – махнул рукой новый атаман.
– Закавыка у нас одна случилась. Жбан, гнида такая, упрямый был. Так и не сказал мне, где казна спрятана. Уж я по-всякому старался – даже ноги его в костёр засунул. А всё без толку. Только визжал, как свинья, да бранился чёрными словами. С тем и сдох.
И Ржавый укоризненно покачал головой, всячески порицая такое непотребное поведение некоторых упрямых людей.
– А что ж ты как дурак-то себя повёл? – удивился отец Алексий. – Подождал бы, пока он к казне тебя подведёт, а потом бы уже и душегубствовал.
– Так-то оно так. – помрачнел разбойник. – Да не сдержался я. И всё ты виноват, порода жеребячья! Спор у нас с ним вышел на предмет – что с вами делать. Прикинь, этот блаженный и впрямь Макара в деревню тащить собирался.
– В село. – поправил его священник.
– Ты доуточняешься, дед. – нехорошо посмотрел на него рыжий. – Село и впрямь в деревню превратится. Служить-то в церкве некому будет.
Атаман вперился глазом в священника, а потом задумчиво продолжил:
– Старый, ты что дерзкий-то такой? Нарочно, что ли, меня заводишь, чтобы я к тебе подошёл? Так я не подойду, не надейся. Я мужик тёртый, и на что Дар ваш способен – видел. Вот только чудеса – чудесами, а расклад – раскладом. Нет такого Дара, который при правильном раскладе обычные подлые мужики обнулись не смогут. Так что зря вы, дворяне, нос дерёте. На том и прокалываетесь всегда. Медведь вон какой здоровый, а вши его заедают. Не в силе дело, старый, не в силе. Вот у тебя Дар есть, у меня нет. Но побежишь ты всё равно в ту дырку, где я тебе щель оставил. Потому что не будет у тебя другого выхода. Здесь будет происходить не то, что ты хочешь, здесь будет то, что я хочу. И я к тебе не подойду. К тебе другие подойдут. Косой, Косолап – а ну-ка объясните попу, кто он здесь есть!
Косой, так и стоявший рядом с отцом Алексием, хэкнув, подбил ногой локти, на которые тот опирался. После чего они с подошедшим собратом принялись пинать попа ногами, как мячик. Пинали без азарта, равнодушно, как будто честно отрабатывая нелюбимую работу.
– Хорош! – вскоре остановил их предводитель. – А то ещё поломаете мне его, долбаки неумные, с одним уже перестарались. Ну что, дед, ты всё понял?
Священник опять молча полежал лицом вниз, затем, собравшись, перекатился на спину, приподнялся на локтях, и лишь после этого ответил:
– Что ж тут непонятного? Объясняют у тебя доходчиво.
– Ну вот и славно. В общем, так, долгогривый, некогда мне с тобой лясы точить. Времени у тебя – три дня. Через три дня ты приносишь мне пятьдесят рубёв. Если не приносишь – никакого Дара у твоего пацанёнка не проснётся. Зря, окажется, ты его сюда приводил. Смекаешь?
Священник сплюнул кровью на траву и твёрдо сказал:
– Пятьдесят не соберу, можете сразу меня здесь кончать. Откуда такие деньги, окстись? За сорок рублёв можно церкву новую поставить. Во всём Гранном холме пятидесяти рублей не соберётся.