Сфера
Шрифт:
– Я понимаю, – сказала Мэй; правда колола глаза. Она думала только о себе. Ни о чем больше – только о том, чего сама хотела.
– Весьма прискорбно, потому что ты сильно росла. Твой ИнтеГра был целых 1 668. Коэффициент Конвертации и Чистая Розница – в верхней четверти. А тут вон что. – Дэн старательно вздохнул. – Это весьма огорчительно, однако многому нас учит. Я имею в виду – на уровне смены жизненного курса. Этот постыдный эпизод дал тебе шанс встретиться лично с Эймоном Бейли.
Мэй отчетливо ахнула.
– Да. Он заинтересовался, поскольку вся история пересекается и с его интересами, и вообще с миссией «Сферы». Хочешь побеседовать об этом с Эймоном?
– Да, – выдавила Мэй. – Конечно.
– Хорошо. Он очень ждет встречи. Сегодня в шесть вечера тебя отведут к нему в офис. Пожалуйста, предварительно соберись с мыслями.
В голове у Мэй грохотали обвинительные речи. Как она могла – рискнуть своей работой? Поставить лучшую подругу в неловкое положение? Поставить под удар отцовскую страховку? Она какая-то имбецилка, вот именно, но, может, к тому же шизофреничка? Что на нее нашло ночью? Кто вообще так поступает? Она вела дебаты сама с собой, а между тем лихорадочно трудилась, стараясь как-нибудь наглядно продемонстрировать свою преданность компании. Обработала 240 клиентских запросов – ее рекорд на сегодняшний день, – дала 1 129 ответов по «Сферическому опросу» и помогала нубам держаться курса. Общий рейтинг ячейки составил 98, чем она гордилась, хоть и понимала, что тут не обошлось без удачи и участия Джареда – он знал, что творится с Мэй, и тоже подключился. В пять вечера канал закрылся, и еще сорок пять минут Мэй работала над своим ИнтеГра, превратив 1 827 в 1 430, что потребовало 344 комментариев и постов, а также почти тысячи веселых и грустных смайликов. Она конвертировала 38 крупных тем и 44 мелкие, и ее Чистая Розница составила 24 050 долларов. Она не сомневалась, что все это будет замечено и одобрено Бейли, который острее прочих двух Волхвов переживал из-за ИнтеГра. Без четверти шесть ее окликнули. В дверях она увидела незнакомого человека лет тридцати. Подошла.
– Мэй Холланд?
– Да.
– Меня зовут Донтей Питерсон. Я работаю с Эймоном, он просил проводить тебя к нему. Готова?
Они шли той же дорогой, которой в свое время ее водила Энни; Донтей, сообразила Мэй по пути, был не в курсе, что она не впервые окажется у Бейли в офисе. Энни не просила хранить тайну до гроба, но раз не знает Донтей, значит, не знает и Бейли, а значит, и ей болтать не стоит.
Когда они вошли в длинный алый коридор, Мэй уже отчаянно потела. Из-под мышек по бокам текли щекотные ручейки. Ног она не чувствовала.
– Тут вот смешной портрет Трех Волхвов, – сказал Донтей у двери. – Племянница Бейли рисовала.
Мэй симулировала удивление, повосторгалась наивностью и грубой правдой.
Донтей взялся за крупный молоток-горгулью и постучал. Дверь открылась, пустоту заполнила улыбка Бейли.
– Привет! – сказал он. – Привет, Донтей, привет, Мэй. – Он улыбнулся шире, поймав себя на рифме. – Прошу.
Он был в хаки и белой рубашке – свежий, словно только что из душа. Мэй вместе с ним оглядела кабинет – Бейли чесал в затылке, будто стеснялся, что так замечательно тут устроился.
– Это мой любимый кабинет. Его очень немногие видели. Не то что я суперсекретничаю, просто некогда водить экскурсии. Видела раньше что-нибудь подобное?
Мэй хотела, но не могла сказать, что уже видела ровно этот кабинет.
– И близко нет, – ответила она.
С лицом Бейли что-то произошло – какой-то тик, уголок левого глаза и левый уголок рта дернулись друг к другу.
– Спасибо, Донтей, – сказал Бейли.
Донтей мимолетно улыбнулся и ушел, закрыв за собой тяжелую дверь.
– Итак, Мэй. Чаю? – Бейли стоял над антикварным чайным сервизом, из серебряного чайника узким штопором вился пар.
– С удовольствием.
– Черный? Зеленый? – с улыбкой спросил он. – Белый?
– Зеленый, спасибо. Но это необязательно.
Бейли деловито орудовал чайником.
– Давно ты знакома с нашей возлюбленной Энни? – спросил он, осторожно разливая чай по чашкам.
– Давно. Со второго курса колледжа. Уже пять лет.
– Пять лет! Это что же – тридцать процентов жизни! Мэй понимала, что он слегка округляет, но с готовностью хихикнула:
– Пожалуй. Давно.
Он вручил ей блюдце и чашку, жестом пригласил сесть. В кабинете стояли два кресла, оба кожаные и мягкие.
Бейли упал в кресло, громко вздохнув, и скрестил ноги врастопырку.
– Энни нам весьма дорога, а значит, и ты тоже. Судя по ее словам, ты можешь оказаться очень ценным членом нашего сообщества. Ты как считаешь, это правда?
– Что я могу оказаться ценным сотрудником?
Он медленно кивнул, подул на свой чай. Невозмутимо воззрился на Мэй поверх чашки. Она выдержала его взгляд, затем, на миг потерявшись, отвела глаза и опять увидела его лицо – теперь на обрамленной фотографии. На полке стоял официальный портрет семейства, черно-белый – три дочери сгрудились вокруг матери и Бейли, те сидят. Сын Бейли у него на коленях, в тренировочном костюме, с фигуркой Железного Человека в руке.
– Ну, я надеюсь, – сказала Мэй. – Я стараюсь изо всех сил. Мне ужасно нравится «Сфера», и я выразить не могу, как благодарна за предоставленные возможности.
Бейли улыбнулся:
– Хорошо. Это славно. Тогда скажи мне, как ты себя чувствуешь после этой ночи? – Он спросил так, будто ему взаправду любопытно – будто она может ответить как угодно.
Мэй обрела почву под ногами. Тут юлить не надо.
– Ужасно, – сказала она. – Почти не спала. От стыда вот-вот сблюю. – Она бы не выразилась так перед Стентоном, но Бейли, пожалуй, грубость оценит.
Он улыбнулся почти неуловимо и сменил тему:
– Мэй, позволь спросить. Ты бы вела себя иначе, если б знала, что на пристани стоят «ВидДали»?
– Да.
Бейли энергично кивнул:
– Ага. Как именно?
– Я бы так не поступила.
– Почему?
– Потому что меня бы поймали.
Он склонил голову набок:
– И все?
– Ну, я бы не хотела, чтоб меня увидели. Это было неправильно. Неловко.
Он поставил чашку на стол, сложил руки на коленях – кисти сплелись в нежном объятии.
– То есть в целом ты ведешь себя иначе, когда знаешь, что за тобой наблюдают?
– Конечно. Еще бы.
– И могут привлечь тебя к ответственности.
– Да.
– И остается запись. То есть когда и если твой поступок неизменно всем доступен. А видеозапись, скажем, существует вечно.
– Да.
– Хорошо. Помнишь ли ты мое июньское выступление о конечной цели «ВидДали»?
– Я знаю, что при полном покрытии «ВидДали» придет конец преступности.
Бейли как будто обрадовался: