Шаль
Шрифт:
Он непроизвольно обернулся. Кто-то лежал на полу холла возле небольшой декоративной пальмы в керамическом горшке.
Степанков от удивления чуть не выронил ключи и застыл на какое-то мгновение. На полу ничком лежал мужчина и не подавал признаков жизни. Степанков растерялся, потом подошел к нему, взял за руку и перевернул. На вид тому было около пятидесяти пяти — шестидесяти лет. Он не дышал, на подбородке виднелась засохшая струйка крови.
«Он мертв, — как-то равнодушно и отстраненно подумал Степанков. — Мертв и почему-то лежит в холле, у двери моей квартиры».
Но, видимо, лимит эмоций на сегодня он уже исчерпал, поэтому тяжело и спокойно поднялся с колен, достал мобильник, положенный ему в карман заботливыми санитарами, и набрал номер «Скорой помощи» и милиции.
Через полчаса и холл, и его квартира наполнились множеством людей уже во второй раз за ночь.
«У меня никогда столько гостей и за пять лет не было», — усмехнулся он про себя. Целая армия людей в погонах ходила по холлу и комнатам, что-то искала, фотографировала, наносила на двери и ручки какие-то химические реактивы. Медикам, впрочем, работы не нашлось — оказалось, что мужчина умер еще ночью.
Среди всех выделялся молодой человек с цепким пронизывающим взглядом. Он мельком осмотрел квартиру, о чем-то пошептался с экспертом-медиком, потом наконец подошел к Степанкову и представился:
— Оперуполномоченный лейтенант Михеев. Как труп очутился в вашем предбаннике, можете объяснить?
— Понятия не имею, — спокойно ответил Степанков, — мне казалось, объяснять — ваши обязанности.
— Мы и объясним, не волнуйтесь, — лейтенант неприязненно взглянул на Степанкова. — Этот человек вам знаком?
— Впервые вижу. Вы лучше спросите консьержа, кто это и как он попал в здание. Оно ведь охраняется.
— Консьерж не знает. Но он заступил на смену только вчера поздно вечером. Мог и не видеть, если этот человек, например, еще до этого пришел к кому-то в гости. Ну, это скоро выяснится, когда мы опросим жителей дома.
Степанков с сомнением покачал головой.
— Скорее всего этот человек умер от раны в сердце, — продолжал лейтенант, — то есть убит. Смерть наступила между двумя и четырьмя часами ночи.
— Понятно.
— Он был зарезан. Это я могу вам сказать почти точно.
— Зарезан? — изумился Степанков.
— А вы не заметили?
— Н-нет, я только перевернул его, но раны не видел.
— Скажите, где вы были ночью во время убийства?
— Я был в больнице.
Брови милиционера чуть приподнялись.
— Вот как? А это уже интересно. Что же с вами случилось?
— Меня пытались отравить, — хмуро ответил Степанков.
— Но, видимо, неудачно? — усмехнулся Михеев.
— А вам бы хотелось иного? — не выдержал Степанков, глядя ему в глаза. — Тогда все было бы проще?
Лейтенант молчал.
— Извините, у меня была бессонная ночь. Я понимаю, это ваша работа — задавать вопросы.
— Вот именно. Как это произошло?
— Видимо, яд был в вине, которое я пил. Я сумел позвать на помощь. Да, вот мои справки, — Степанков достал из кармана бумажки. — Все подробности можете уточнить в больнице, у меня есть множество свидетелей. В это время меня тут не было, я лежал с трубкой в желудке. И я не мог его убить.
— Я непременно уточню. Как удобно-то получилось. — Лейтенант немного разочарованно поцокал языком.
— Я правильно понимаю, что не будь у меня алиби… Видимо, этот труп хотели на меня «повесить»? — хмуро усмехнулся Степанков.
— Ну, как-то так… Подозрение пало бы в первую очередь на вас. Ведь ваш холл запирается, ключи есть у вас. Хотя ваше алиби еще проверят. Мы потом встретимся, и я задам дополнительные вопросы, которые, я уверен, у нас появятся. А пока нам надо выяснить личность убитого. Никаких документов при нем не оказалось. Поэтому я повторюсь — вы точно его не знаете?
— Нет. — Степанков решительно покачал головой.
— Ну что же. До встречи, — попрощался лейтенант и, пройдя по когда-то белоснежному ковру, вышел из квартиры.
«Окончательно «помёр» ковер, — подумал Степанков. — А я еще шутить могу. Уже неплохо».
Он набрал номер своего адвоката.
— Привет, Сережа. У меня сегодня ночью под дверью неизвестный труп обнаружился. Ну, вот так. По счастливой или несчастливой, уж не знаю теперь, случайности меня дома не было. Да, уезжал. Слушай, я хочу быть в курсе расследования, знать, кто этот человек, и вообще иметь всю возможную информацию по делу… Напряги там свои контакты… Лейтенант Михеев… Ну все, пока.
Про отравление он решил до поры до времени никому из близких ему людей не говорить. Абсолютная секретность может быть достигнута только в одном случае: если про все это никто, кроме него, знать не будет.
Он вышел в холл и задумчиво посмотрел на пальму, рядом с которой еще недавно лежал человек. Сейчас контур тела был обведен мелом, всюду валялись окурки, какой-то мусор, виднелись следы ботинок…
«Надо Миле позвонить…» — механически подумал Степанков и вернулся в квартиру.
Довольно часто в такие моменты он вспоминал Николая Васильевича. Прошло столько лет, но он не мог забыть ту историю. Это случилось, когда они с Михаилом первый раз приехали покорять Москву…
Москва, июнь 1987-го
И так ясно, как будто это было вчера, он помнил тот летний солнечный день. Они только что отгуляли школьный выпускной, целыми днями слонялись по городу, купались и вели бесконечные разговоры про будущую учебу. Точнее, вел он, а Михаил внимательно слушал. У Мишки уже все было давно решено — он поедет в Москву, поступать в художественное училище.
Степанков помнил, как прибежал тогда запыхавшийся домой. Мать возилась на кухне, резала морковку, лук — варила борщ. Он чуть отдышался и сказал: