Шаманский бубен луны
Шрифт:
Директриса вперед англичанку выдвинула и осторожно заявила.
— Вот знакомьтесь, ваш новый классный руководитель Полина Николаевна.
Оба-на! Нежданно-негаданно. Они уже смирились и порадовались, что от класснухи избавились. Они еще первую новость не переварили, а директриса выдала вторую.
— На зимних каникулах. — Словно лыжник на старте, качнулась на низких каблуках. — Вы с ней, то есть с вашим классным руководителем, поедете в Пермь на экскурсию.
Такое известие ударило под дых, растерзало всю душу. Нафига так издеваться над желаниями?! Ася только вчера отдала матери все деньги, теперь снова просить? Мать ни за что не даст, а Ася ни за что не
— А кто будет платить? — вдруг выступила Бородулина.
Однако хороший вопросик, Ася бы ни за что не догадалась. Вообще Бородулина за последние два дня сильно изменилась. Стала совершенно другим человеком, еще бы понять почему и тогда Асе вовсе стало бы спокойно.
— Хто, хто — дед Пихто! — пошутили сзади. Ася по голосу узнала Кропачева.
— Вашу поездку оплатит подшефное предприятие Косохим, — сообщила Риата Георгиевна. — Администрация завода уже подтвердила, подписала документы. Как только деньги поступят на счет школы, так и поедете.
— Ну-у-у, — протянули все недовольно, подозревая очередную засаду, все почему-то были уверены, что это никогда не случится.
После уроков Полина Николаевна заявила, что с одной половиной класса она знакома, а со второй предстоит. Словно подсказала свое прозвище — Половинка. Так вот, сбежать от Половинки не получилось, она встретила класс около кабинета, где проходил последний урок, проводила в свой (их) кабинет, рассадила по партам, по школьному журналу ознакомилась со второй половиной, раздала листочки и заставила письменно отвечать на вопросы анкеты, которые она подготовила. Стандартные такие вопросы: имя, фамилия, папа, мама, братья, сестры, что любите кушать (пардонте-с, кушать — плебейское слово), что изволите-с есть, надеюсь, у вас хватает мудрости не мешать селедку с молоком. — Ох ты, а почему нельзя? — По мнению Половинки, это несовместимые продукты. А по мнению Аси, ничего так, пролетают за милую душу… — Где любите гулять? — На Дворцовой площади! (Как Барон Мюнхгаузен) — Ваш любимый герой, любимая книга… ну в общем, писали привычную мутотень, ну всякое там такое, что учителю полагается спросить, чтобы наладить контакт. — А интересно, подумала Ася, кем она нас считает: уродами, придурками, тупицами, предателями? Асе пофиг, она быстро записала ответы, даже не задумываясь над их правильностью и обоснованностью, кинула Половинке на стол и со словами «мне в музыкалку», шлепнула дверью. Боже, с какой радостью она сегодня бежала на сольфеджио. Голову долбила распевка; 'Дядя Ваня, дядя Ваня, где ты был, где ты был? Бьют часы на башне, бьют часы на башне: бим-бом-бом, бим-бом-бом!
Глава 18
Не сданные экзамены, полученные призы
В музыкалке тишина, такая плотная и тяжелая, словно в затонувшем корабле. Где-то брякнула крышка пианино, звук древесины плесканулся по углам, затухающим эхом пропал под лестницей. Асе пришлось брести по темному коридору, который, казалось, вел во тьму-чудовище. Чудовище гасило звуки, глотало живое, оставляло на дверях, как на надгробных памятниках, таблички «Баян», «Сольфеджио», «Оркестр», «Директор». По правде говоря, Ася совершенно не знала настоящего директора, всеми делами управлял заместитель, он же был дирижером оркестра.
Заглянула в класс, не найдя Екатерины Алексеевны, постучалась в учительскую.
— Она на экзамене, в классе сольфеджио, — подсказали из темноты и продолжили, — тяни мизинец, смычок должен быть продолжением твоей руки, твоим сердцем, твоим дыханием. — Противно заскрипела скрипка-пикало. Женский голос, сглаживая диссонанс, домучивал, допевал, — здесь терпимее, не надо паузы, тянем, тянем…закройте там дверь! — Ох! — вздрогнула Ася, захлопнула вторую половину створки.
Вспомнилось, как Екатерина Алексеевна под ее кисть подкладывала свою крепкую с рельефными венами руку и требовала не прижимать к грифелю. — Кисть расслабь, нежнее, круглее, будто яблоко держишь… рука, как шея лебедя, не дави! Тремоло, так, так, нежнее, словно ластиком стираешь неудачный рисунок. — После урока на ее руке отпечатывались неестественно глубокие борозды от струн.
Ася зашла в класс, когда знакомый бас допевал романс. Звуки разрастались мощными потоками, наполняли кабинет силой разрушения: — Эй, ухнем! Эй, ухнем! Учительница сольфеджио, дождавшись, когда на последнем витке пластинки смолкнет финальная нота, вернула звукосниматель на место, с нежностью посмотрела на Светличную.
— Шаляпин, — презрительно ответила она, якобы — что вы мне подсовываете всякую фигню, Шаляпина знает младенец.
Екатерина Алексеевна сидела за учительским столом, мягко постукивала на сильную долю. Рядом еще двое: пианистка, духовик. Заметив Асю, Екатерина Алексеевна кивнула, высказалась.
— Как всегда. — И столько в этом было сарказма, что Асю передернуло. Странно все это, так не похоже на Екатерину Алексеевну. Может, обидеться и хлопнуть дверью, а может, Асе показалось. Зря она возвела поклеп. Но тут Екатерина Алексеевна добила, словно долбанула по башке огромным контрабасом. — На экзамен можно было и не опаздывать.
— Какой экзамен? — всколыхнулась Ася.
— На уроки надо ходить, — съязвила учительница по сольфеджио. Ну, с этой все понятно, всегда была гадиной, но что случилось с Екатериной Алексеевной? Вроде внешне та же, а внутри словно ядом пропиталась.
— Садись на свободное место, — прогнала с порога Асю учительница по сольфеджио, встряхнула золотыми кудрями и обратилась к остальным школьникам. — Кто готов отвечать?
Девочка, маленькая и стремительная, как шестнадцатая доля, вскинула руку.
Золотокудрая осторожно выудила из конверта глянцевую пластинку, держа за обод открытыми ладонями, встряхнула, сдула невидимую пыль, положила на проигрыватель.
Ася впервые слышала это произведение. Как же здорово оно звучало. Дали послушать всего пару минут, потом пластинку остановили. Словно продолжая волшебное, учительница поиграла пальцами, минорным голосом спросила.
— Что это?
— Концерт №23 для фортепиано с оркестром Ля мажор. Моцарт.
За пять лет учебы золотокудрая ни разу не ставила им пластинки. Похоже, берегла от заедания. Вот откуда Асе знать про концерт № 23, если она и первый не слышала?
— Может, скажешь, кто солист? — одобрительно кивнула учительница девочке-воробышку.
— Не-а.
— Может… Ай, ладно, неважно. Пять.
Пришла очередь Аси.
— Это что? — проиграла на фортепьяно золоткудрая.
Ася промолчала. Промолчала на вторую и на третью композицию. Тогда золоткудрая включила магнитофон, оркестр играл «Танец с саблями» Хачатуряна.
— Сла-а-а-ва богу! — взвыла учительница по сольфеджио. — Какой оркестр играет?
— Большой!
— М-да! Хорошо. А еще какой?
— Народный, — выдохнула Ася.
Комиссия многозначительно улыбнулась: что взять с этих народников, никакой перспективы. Ни один уважающий себя человек не пойдет учиться на дешевку. Вот понятно: фортепьяно, баян, скрипка — это уровень, все остальное барахло — любителям игры на корыте. По мнению золотокудрой, народникам большего не дано.
Златокудрая прокашлялась, сжала кулаки.