Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона
Шрифт:
Бунтарская душа Инь Бао, заставлявшая ее жадно поглощать жизнь и жить на всю катушку, отлетела во время банкета, устроенного ею в честь сыновей. Ее старший сын, Т.В. Сун, министр финансов в правительстве Чан Кайши, посмотрел на мать, засмеялся и сказал:
— Какие смешные рожицы ты строишь, мама!
Но его мать, знаменитая Инь Бао, и не думала строить рожи. Она вдруг почувствовала, что мышцы лица не слушаются ее. Она протянула руку к сыну, но промахнулась, сбила фарфоровую вазу, и та, упав на пол, разлетелась на мелкие кусочки. Инь Бао наклонилась, чтобы взглянуть на осколки, но тут ее потянуло вперед, и она упала. Ее голова со стуком ударилась о мраморный пол, а с забинтованных ног слетели туфельки.
Похороны Инь Бао, как до этого похороны Чарльза Суна, были пышными и вполне христианскими. На траурную церемонию был приглашен ограниченный круг избранных. Конфуцианец рассматривал их как долгожданный повод для того, чтобы все три сестры Сун встретились в Шанхае, в доме младшей.
Конфуцианец предложил свои услуги, чтобы вести запись беседы трех сестер. Он уже знал, чью сторону займет, но сейчас, когда в его руках находилась судьба всего конфуцианства, хотел быть уверенным в правильности своего выбора на все сто процентов.
Расхаживая по балкону в ожидании известия о том, когда состоится первая встреча сестер, он напомнил себе о том, что коммунисты контролировали лишь незначительные территории на севере страны, а чанкайшисты — небольшой район на юге. Центральная — главная — часть Китая находилась в руках японцев.
Но возможно, этой ситуации вскоре было суждено измениться. По припрятанному коротковолновому радиоприемнику он слушал новости, поступавшие со всего света. Из них становилось ясно, что Япония проигрывает войну повсюду, кроме Срединного царства. Эти сведения нашли свое подтверждение, поскольку в начале 1943 года многих молодых японских солдат, находившихся в Шанхае, заменили на пожилых, и то инвалидов, которым было уже не под силу полностью держать в руках Город-у-Излучины-Реки.
В Шанхай снова начали просачиваться китайские патриоты. У одного из них на спине была татуировка в виде кобры, а сопровождал его рыжеволосый фань куэй, не расстававшийся с младенцем.
Часто теперь с восходом солнца жители города видели труп предателя, повешенного на фонарном столбе, или японского солдата, сидящего прислонившись спиной к стене, с головой, покоящейся не как положено, на шее, а на плече.
Встреча Троих Избранных и Резчика — первая с тех пор, как шесть лет назад Убийца уехал в Нанкин, — началась с долгого молчания. Убийца заметно постарел, глубокие морщины войны избороздили его лицо. Цзян превратилась в поистине прекрасную зрелую женщину и несла шрамы войны с грацией и изяществом. Конфуцианец не мог отвести от нее глаз.
— Скоро комендантский час, — проговорил Резчик. — Нам пора начинать.
Но никто не знал с чего. О готовящейся встрече трех сестер Сун было известно одному лишь Конфуцианцу, но он не собирался делиться этой информацией ни с кем. А Бивень находился за тридевять земель, в Багдаде, и узнать что-либо с его помощью было невозможно.
— Война скоро закончится, — наконец сказала Цзян.
Убийца кивнул. Они с Цзян одновременно посмотрели на Конфуцианца.
— Возможно, — осторожно произнес тот, старательно отводя глаза в сторону.
Трое Избранных разговаривали еще минут двадцать, но ничего важного так и не прозвучало. Они были чужими друг другу.
— Что ж, если это все, я, пожалуй, пойду, — наконец сказал Конфуцианец. — Меня ждут неотложные дела.
Вскоре ушел и Резчик.
— Ты повидал столько страшных вещей! — Цзян положила руку на щеку Убийцы.
— Будь осторожна с Конфуцианцем. Он смотрит на тебя голодными глазами.
Цзян кивнула.
— Он очень скрытен, — добавил Убийца.
Он не стал рассказывать, что они с отцом разработали собственный тайный план. Гильдия расширялась, набирала сил и ждала своего часа, чтобы вернуть Бивень и забрать его себе.
— Все время, пока я болтался в Нанкине, он находился здесь, — сказал Убийца.
— Ты не болтался в Нанкине. Ты спас множество жизней, — ответила она.
— Ты что-то недоговариваешь, — посмотрел на Цзян Убийца.
— О чем это ты? — изобразила удивление она.
— Рассказывай!
— Мы все заплатили высокую цену за поражение родной страны. Каждый по-своему. — Она отвела глаза в сторону и, глубоко вздохнув, закончила: — Я родила ребенка от мерзавца, который меня изнасиловал, а шрамы от его побоев до сих пор покрывают мое тело.
— Где сейчас ребенок?
— Неважно.
— Это девочка? — Цзян кивнула. — Она не должна получить имя Цзян после твоей кончины.
Женщина снова отвела взгляд в сторону. Правила Договора Бивня были известны ей не хуже, чем другим, но она не считала их незыблемыми. Кроме того, она чувствовала, что ее очаровательная, милая дочь-полукровка, ставшая плодом зверского изнасилования, может сыграть важную роль в наступлении Эпохи Семидесяти Пагод.
— Это правда, что рыжеволосый фань куэй с тобой? — обратилась она к Убийце.
— Мы оберегаем его, и он в безопасности, — кивнул тот.
— А у него действительно есть ребенок?
— Да, только это уже не ребенок. Ему шесть лет, и его обучают искусству убивать.
— Этот ребенок родился в огне?
— Да.
— Кто он по национальности?
— Чистокровный китаец хань, но родной язык для него — английский. И когда свет падает на него под определенным углом, я готов поклясться, что у него рыжие волосы.
Конфуцианец знал: настало время действовать. Занять сторону одной из сил, вовлеченных в большую игру, и поддерживать ее.
Он положил кисточки для письма и бумагу на простенький обеденный стол мадам Сунь, между двумя изумительно красивыми резными фигурками из нефрита, и внимательно слушал разговор трех сестер. Он еще никогда не слышал, чтобы в обращенных друг к другу словах ближайших родственников звучало столько неприкрытой ненависти. Мадам Чан Кайши пыталась завладеть инициативой и доминировать в дискуссии на основании того, что была старшей, да еще и замужем за генералиссимусом. Однако двое других считали это недостаточным основанием для того, чтобы уступить ей пальму первенства. Средняя сестра, лишь недавно выбравшаяся из кроватей Мао и молодого конфуцианца, ощущала ветер власти в своих парусах, который заставлял ее нестись вперед без оглядки.