Шаукар
Шрифт:
— Ты это, извини, что тревожу, но Оташа нет, а там какой-то мужик утверждает, что он брат Улычена.
— Чего? — спросонья Шу подумал, что ему послышалось.
— Брат Улычена, — повторил Бальзан.
— Какой ещё брат? У него не было братьев. У него сестра была.
— Так что делать-то с мужиком?
— А чего он хочет?
— Узнать, где брата похоронили, и вещи забрать.
— Но брата у него не было. Хм. Не нравится мне это. И ещё Халан будто с кем-то ругался. Точно неспроста.
— И чего делать? Нам нужен твой приказ.
— Давайте
— Куда ты придёшь? Тебе ж не очень можно ходить.
— Разве ты не видишь, что лекарь мне разрешил покинуть лазарет? Значит, со мной уже всё в порядке.
— Знаешь, Юрген, я сам лично видел твою рану.
— И что теперь? Она зашита. Тебе нужно было моё распоряжение? Ты его получил. Выполняй.
Когда Бальзан ушёл, Юрген сделал глубокий вдох и встал. Затем достал из гардероба костюм и переоделся. Это отняло так много сил, что Шу бросило в пот. Немного посидев, Юрген снова поднялся и зашагал к двери. До большого зала он добирался не то чтобы по стенке, но очень медленно, стараясь не привлекать к себе внимания, хотя сделать это было невозможно после всех слухов о тяжёлом ранении и яде, путешествующих по дворцу. У дверей Шу остановился, собрался с силами и зашёл. Мужчина ожидал его под присмотром Бальзана и ещё двух стражников. Ему было около тридцати, одет он был небогато, а его волосы давно не видели ни мыла, ни шампуня. Он оглядывался по сторонам и чувствовал себя не в своей тарелке.
Юрген сел в кресло, поморщился от боли, выдохнул и заговорил:
— Пред тобой визирь Шоносара Юрген Шу. Представься и скажи, чего ты хочешь.
— Здравствуй, визирь, — поклонился мужчина. — Моё имя Унур, а Ермек был моим братом. Я знаю, что он был преступником, что потому и погиб. Но у него хранилась вещь, принадлежавшая ещё нашей матери. Брошь. Я бы хотел найти её и забрать. Она дорога мне.
— Что ж, брат Ермека, тогда скажи мне, как звали жениха твоей сестры.
— Сестры?
— Сестры. Вас же трое было у матери.
— Ах да, конечно, господин визирь, — закивал Унур. — Но жениха её я не знал, потому что рано ушёл из дома. Странствовал я.
— Допустим. Тогда имя сестры назови.
— Смилуйся, господин визирь, — Унур упал на колени. — Соврал я. Не брат мне Ермек. Но брошь и правда мамина. Украл он её у меня.
— И почему я должен тебе верить? — спросил Юрген.
— Так правду я говорю, клянусь. Брошь описать могу, потому что моя она.
— Ну, опиши.
— Она серебряная, сделана в виде веточки дерева, а на листочках камушки.
— Драгоценные?
— Да нет, конечно, стекляшки. Но дорога мне эта брошь, потому что от матери осталась как память.
— И когда Ермек её у тебя украл?
— Да где-то с недели три назад. Мы раньше знакомы были, и тут я его встретил в Шаукаре. Ну, мы пошли в кабак, выпили за встречу. Так Ермек мне подмешал что-то в арак, я вырубился, а когда очухался, броши не было. Ну, и денег тоже. Но деньги, пёс с ними, а вот брошь…
— Почему ты думаешь, что Ермек не продал твою брошь?
— Да потому что я видел его потом с этой брошью! Он сам её носил.
Юрген силился припомнить, была ли на одежде Улычена хоть какая-то брошь, но так и не смог.
— Бальзан, ты помнишь эту брошь? — спросил Шу.
— Нет, — покачал головой тот. — Надо у слуг спросить, которые убирались в комнате. А ещё ведь туда потом тот мужик заходил, который флакон показал.
— Ступай, расспроси слуг, мы ждём, — распорядился Юрген.
— Сейчас, — кивнул Бальзан и удалился.
— Где же ты познакомился с Ермеком? — спросил Шу.
— Да то давно было, — ушёл от ответа Унур.
— Я не спросил когда, я спросил где, — Юргену уже очень хотелось лечь, и его изрядно бесила вся эта ситуация.
— В Шоносаре. Случайно встретились, разговорились, знаешь же, как это бывает, слово за слово…
С одной стороны, Шу предполагал, что Ермек мог украсть драгоценную брошь, но с другой, слишком много было совпадений. И Халан с его мастерской, и ложь этого Унура про то, что они братья с Ермеком. Юрген в совпадения давно не верил. Наконец вернулся Бальзан, за собой он тащил бледного и взъерошенного слугу.
— Нашлась брошка, — объявил Бальзан. — Вот он спёр.
— Прости меня, господин визирь! — взмолился слуга, бросившись тому в ноги. — Бес попутал! Знал же, что Улычена казнят, что не понадобятся ему больше его вещи. Вот и взял. Хотел жене подарить, но не осмелился пока. Подождать решил.
— И где брошь? — вздохнул Юрген.
— Вот, — Бальзан протянул ему украшение. Брошь полностью совпадала с описанием Унура. Вот только Шу очень сомневался в том, что камни были стекляшками. Он уже успел насмотреться на драгоценности и особенно на бриллианты после открытия месторождения. Юрген мог поспорить, что брошь была украшена как раз ими.
— Стекляшки, говоришь? — Шу снова повернулся к Унуру.
— Со слугой что делать? — спросил Бальзан.
— На трое суток в темницу, пусть подумает, когда в следующий раз захочет взять чужое. Выполняй.
— Стекляшки, — проговорил Унур. — Откуда у моей мамы могли быть драгоценности?
— Это всего лишь твои слова, — ответил Юрген. — Мне нужен человек, который подтвердит их. Свидетель. Если кто-то ещё скажет, что эта брошь принадлежала тебе, то я отдам её. Найдётся такой?
— Найдётся, — кивнул Унур.
— Вот и хорошо. А пока… — Шу хитро улыбнулся, — пока я сам её поношу. Она красивая. Ты можешь быть свободен, Унур. А я собираюсь прогуляться, — добавил Юрген, обращаясь к страже.
Оташ не успел далекой уйти, когда его догнал Элинор с радостным сообщением о том, что Халан очнулся. Шоно вернулся в мастерскую, где Альфред уже беседовал с хозяином.
— Так как его имя? — спросил Брунен.
— Унур, — ответил Халан. — Не ожидал я от него такой подлости. Мы несколько лет бок о бок и ели, и спали.