Шайтан-звезда (Часть 1)
Шрифт:
– Ступай к нему, о женщина, - сказал Хабрур.
– Зачем, о господин?
– в испуге спросила Джейран.
– Чтобы лечь с ним, о дочь греха...
– сердито проворчал Джеван-курд. Или ты спознаешься с моим ханджаром.
Джейран отшатнулась, но Хабрур крепко держал ее за руку.
– Не пугай девчонку понапрасну, о Джеван. А ты, о распутница, знай если наутро аль-Кассар выйдет к нам довольный, и обратится к нам, и что-либо прикажет, то мы свернем со своего пути, и довезем тебя до ближайшего селения, и отпустим, клянусь Аллахом!
– А я дам тебе еще десять
– Это будет от меня, слышишь? Купишь себе платье! Ступай!
И сунул ей в руки пахнущий лошадью плащ.
Этим двум и в голову не приходило, что найдется пленница, способная отказаться от такого предложения.
Выбирать не приходилось - Джейран нащупала рукой ступеньки и на четвереньках поползла вверх.
Когда она оказалась в маленькой пещере, аль-Кассар отлично мог слышать это, но не пошевелился. Возможно, он заснул, что было бы и неудивительно после дня, проведенного в седле.
Джейран понятия не имела, что ей следует делать. Всю жизнь она полагала, что мужчина приближает к себе женщину, сейчас же выходило, что бывает и наоборот.
Даже если бы у нее были при себе надд, галия или иные благовония, если бы ее, прежде чем отправлять к мужчине, вымыли, нарядили и завили ее непослушные серые волосы, даже если бы подвели глаза так, что они в полумраке показались бы черными, - то есть, проделали с ней все то, что проделывают с невольницей, к которой впервые должен войти господин, она чувствовала бы себя весьма неловко. А сейчас на Джейран было платье с ободранным подолом, ноги ее после всех скитаний по горам покрывала пыль, и, что самое скверное, этот молчальник в золотой маске уже видел ее без изара.
Так что трудно было придумать более безнадежное дело, чем то, которое поручили ей под страхом смерти друзья предводителя айаров.
Некоторое время она сидела возле входа на сложенном плаще молча, пока вдруг не сообразила, что Джеван-курд и огненнобородый Хабрур, возможно, прислушиваются к звукам, доносящимся из пещерки.
– О господин! ..
– неуверенно позвала она, причем шепот срывался на некую немоту.
– Ты слышишь меня, о господин?
И замерла.
Ответом ей был негромкий, едва уловимый вздох в глубине пещеры.
– Ты не спишь, о господин?
– продолжала Джейран в растерянности бессвязные, но свидетельствующие о ее покорности Хабруру и Джевану-курду речи.
– Может быть, тебе жестко на этих камнях? Я могу принести что-нибудь мягкое. Вот тут у меня аба... А если ты прикажешь, я принесу тебе поесть. Где ты, о господин?
Очевидно, носящий золотую маску воистину дал обет молчания.
Джейран встала, распустила плащ и завернулась в него. Ей стало теплее - а вместе с теплом почему-то появилась и уверенность. Она сделала несколько шагов наугад и наткнулась на стену. Очевидно, вторая пещера на самом деле была продолговатым коридором в скале, и аль-Кассар забрался в самую глубь этого коридора. Девушка ощупала стену и продвинулась вдоль нее еще на несколько шагов.
– Может быть, ты хочешь умыться, о господин? Я принесу тебе воды. Прикажи хоть что-нибудь, о господин! ..
– теперь ее слова уже звучали
Но даже вздоха не в ответ услышала Джейран.
Темнота и присутствие молчащего мужчины, с которым она под страхом смерти должна была лечь, настолько встревожили девушку, что, обычно молчаливая, она заговорила, ибо лучше уж слышать свой собственный голос, чем ловить в тишине вздохи.
– Если Аллах покарал тебя чем-то, о господин, то ведь можно помолиться, можно дать обет, и положение твое непременно исправится! Вот мне сегодня грозила смерть, и я пообещала десятидневный пост, и отказалась от сладкого, и от финикового вина, которое я пила два или три раза в жизни, и дала еще один обет...
Джейран вспомнила, что обещала Аллаху, сидя в расселине, и смутилась.
Если она останется верна обету - то ее зарубит ханджаром Джеван-курд. А если нарушит обет и ляжет с этим врагом Аллаха в золотой маске, с этим аль-Кассаром, которого почему-то непременно нужно звать Болтуном и Брехуном, то Аллах, возможно, так покарает ее, что удар ханджара покажется наивысшим милосердием!
Она попыталась вспомнить точные слова того обета, ища для себя лазейку, но от волнения слова улетучились, а остался только смысл. С того мгновения в расселине ее девственность принадлежала Аллаху!
А обмануть Аллаха она не могла.
Но если Джейран сохранит верность Аллаху - то тем самым погубит себя и уже не сможет спасти Абризу, которая надеется и ждет... И выйдет так, будто Джейран предала ее дважды!
Боязнь всех этих обманов и предательств, вместе взятых, сперва ввергла девушку в некое отупение. Насколько легко она решала простые задачи, с приложением рук и смекалки, настолько же были для нее сложны задачи возвышенные. Но в конце концов боязнь же и придала ей решительности, и подсказала слова, и вернула ее обычный, резковатый и вполне внятный голос.
– О господин!
– воскликнула она, уже не заботясь, что снаружи могут подслушивать.
– Моя жизнь подвешена на волоске. Только ты можешь спасти меня! Я буду сидеть здесь тихо-тихо, ты даже не услышишь моего дыхания! Ведь меня прислали сюда, чтобы я легла с тобой! А если этого не случится, твои друзья убьют меня! Скажи им, что я выполнила этот приказ, ради Аллаха, о господин! И я стану твоей невольницей, я буду служить твоим женам, только не выдавай меня!
Прошло время, которое показалось Джейран долгим, хотя его едва хватило бы на молитву в два раката.
– Не бойся, - прозвучал голос.
– Я не выдам тебя, клянусь Аллахом... Нет! .. У Аллаха нет больше веры моей клятве!
Голос этот пронзил Джейран насквозь.
Его обладатель и сам, очевидно, не подозревал, какую власть над женщиной он может приобрести, даже если эта женщина не видит его лица, не восхищается его красотой и молодостью, не ощущает его рук и губ, не внимает к месту прочитанным или только что сочиненным стихам.
– О господин, ты испытываешь милосердие Аллаха!
– позабыв про свою обычную робость, испуганно воскликнула Джейран.
– Ты усомнился в Аллахе, а это большой грех!