Шизофрения
Шрифт:
Новые телефонные трели заставили ее вернуться в гостиную.
— Да! — рыкнула она в трубку.
— Забыл сказать, — голос Ивана Фомича звучал заискивающе, — вами тут все утро пресса египетская интересуется. Журналистка одна. Говорит, вы знаете. Просила позвонить.
— …И тогда Фарух выскочил из ворот гаража, расположенного поблизости от храма Девы Марии, и, указывая своему напарнику перебинтованным пальцем на фигуру монахини в белых одеждах под куполом храма, собиравшуюся броситься вниз, закричал что есть сил: «Не прыгайте! Не прыгайте! Я вызову пожарных и полицию, а ты беги за священником отцом Константином!» — приказал он товарищу, — молоденькая египетская журналистка с красивым именем Нихад неуверенно улыбнулась, словно все еще сомневаясь, а стоило ли
— На шум стали собираться прохожие. Вдруг одна из подбежавших женщин воскликнула: «Это же наша Богоматерь пришла!» И в тот же миг в небе появились несколько, будто сотканных из света, голубей… — она замолчала, поглядывая на Александру. — Мне понравилась твоя лекция в Александрии, — сказала она. — Все было логично и убедительно с медицинской точки зрения. Но то, о чем я рассказала — действительно было. И вряд ли это можно считать массовым психозом. Событию есть сотни свидетелей, причем, с вполне рациональным умом. Хочешь съездить в Зейтун? Там, кстати, живет моя тетя, которая все видела сама и с радостью расскажет свою историю. Я на машине.
Александра кивнула. Хотя событие не имело прямого отношения к ее теме, обижать Нихад не хотелось.
… — Сколько лет прошло, а до сих пор не могу говорить об этом без волнения, — сидящая перед ней худенькая женщина с темными, похожими на черный виноград глазами, теребила край рукава. — Было мне тогда почти тридцать. Замужем уже лет десять — а детей все не было. Что только ни делала, к каким врачам ни ходила — причину определить не могли. — Она скорбно поджала и без того узкие губы и, опустив глаза, замолчала, словно перенесясь в то время.
Александра не стала ее торопить и огляделась. Комната, в которой они расположились, была залита солнечным светом. «Счастливые люди египтяне! — подумала она. — Каждый вечер, засыпая, они твердо знают — завтра их разбудит солнце. Насколько же нам в России не хватает света! Может, и люди у нас хмурые из-за туч, нависших над головами? А может серое небо — наказание за наши серые души?» — усмехнулась она.
— Помню, — женщина подняла глаза, — ходила по улицам и на маленьких детей смотреть не могла. На пальчики их крошечные. Не могла поверить, что у меня в доме никогда не поселится детский смех, — продолжила она дрогнувшим голосом. — И вот… хорошо помню тот вечер — 12 апреля. С мужем как раз на эту тему разговор был. Сложный. Я расплакалась и к окну отвернулась, вдруг вижу — за домами свет необычный. В тот день на небе полная луна была, — пояснила она, — но свет этот не от нее исходил. Да и другой он был. Голубоватый и яркий. Будто подтолкнуло меня что. Бросилась к двери на улицу. Уже потом заметила — муж за мной побежал. Прошла несколько домов и оказалась перед храмом Девы Марии. Смотрю — там уже люди собрались, кричат, на небо показывают. В глазах одних — страх, других — восторг. А я сама, когда шла, только на небо смотреть и могла.
Она снова замолчала. В ее глазах словно появился отблеск того света. Легкая улыбка коснулась губ, морщины разгладились.
— Вижу — над куполом в свечении женская фигура в широком покрывале. Сначала неподвижная была. А потом качнулась и как-то в сторону поплыла. Двигалась как живая. Только стояла, как на полумесяце. Чувствую, муж меня за руку схватил, вот здесь, — она показала на худенькое запястье. — Так крепко схватил — синяк потом был. Смотрю я на это чудо, и такое на душе происходит,… — она смахнула рукой слезу, выступившую в краешке глаза. — Я же без матери росла. Умерла она, когда мне было всего пять лет. А здесь — будто мать свою вижу. Такое тепло внутри, такой покой наступил. И счастье огромное. Люди все больше и больше подходят, шум вокруг, а я смотрю и пошевелиться боюсь. Не знаю, сколько мы так стояли. Времени словно не было. Я возьми и прошепчи: «Сына я хочу. Очень я сына хочу. Помоги мне». Слезы по щекам текут, — женщина провела ладонью по лицу. — Долго мы там стояли. Потом показалось — голубь над ее головой появился. Такой же свет от него исходил. Дома не помню, как оказались. А через месяц, — ее лицо озарилось улыбкой, — врачи сказали мне, ребенок у меня будет… Не я одна такая. Чудеса со многими она, Богородица Зейтунская, сделала. Больных излечила. Фарух, тот, кто первым Богоматерь увидел, на следующий день пошел к врачу, и обнаружилось, что палец его, пораженный гангреной, ампутировать не нужно. Главное же — Богоматерь веру дала, — рассказчица перекрестилась. — Вера — ведь самое главное. Верить надо. После того дня еще много раз Она являлась. Тысячи людей видели. Со всего мира приезжали, — она улыбнулась. — А мы с мужем приняли христианство. А в январе сын родился»…
— Пойдем в храм? — спросила журналистка у выхода из дома, протягивая Александре предусмотрительно приготовленный головной платок. — Отсюда недалеко. Как говорят, лучше один раз увидеть, чем…
— У нас тоже есть такая поговорка, — кивнула Александра.
«Почему именно над Зейтунским храмом? — спрашивала она себя по дороге. Хотя, наверное, когда речь идет о чуде, вопрос «почему именно здесь?» звучит неуместно. Богородица испокон веков во всех христианских странах — покровительница и защитница. А слабые и немощные всегда верят в чудеса и ждут их. Почти все чудесные явления предполагают исцеление, защиту либо сбывшиеся пророчества. Этим собственно и пользуются шарлатаны, делающие деньги на слабых. Продавцы небесной благодати. Точнее, спекулянты».
Накинув платок на голову, она вошла в храм Девы Марии, подняла голову вверх и замерла…
… Время перестало существовать. Александра сидела на старой церковной скамье и не могла оторвать взгляд от купола. «Я есть все, что было, все, что есть, все, что будет», — вспомнилась прочитанная когда-то фраза о богине Исиде. С купола храма в обрамлении звезд на нее смотрела Великая Мать…
— Все по мужик-а-ам бегаешь? — услышала Александра, едва войдя в фойе дома. — Вырвалась, так сказать, на свобо-оду? На оперативный простор? Но мы, тс-сс… — Зам, покачнувшись, поднес палец к губам. — Мы ж понимаем. Женщина без секса… что рыба без сковородки! — изрек он и задумался, видимо, пытаясь осмыслить созданный художественный образ: рыба, раскаленная сковорода и наслаждение. Что-то явно было не так — компоненты никак не складывались в логичную картинку. — Молчу! — наконец, сказал он и постучал себя кулаком в грудь. — Могила! Клянусь!
Александра поморщилась. Очередной разговор с Замом не входил в ее планы. Хотелось спокойно поразмышлять в одиночестве. Скользнув по остряку недовольным взглядом, направилась во внутренний дворик.
— Чего, обиделась? — последовал тот за неразговорчивым объектом внимания. — Не обижайся. Я шу-тю! Вот такой я недоразвитый — все шу-тю и шу-тю. Жена на меня ворчит, а я — шу-тю. Хочешь, анекдот расскажу? Ну, очень приличный, — на всякий случай пообещал он. — Ей-огу! Очень, — размашисто перекрестился.
Александра приостановилась, недоверчиво разглядывая Зама.
«Интересный тип, — думала она. — Глаза умные, цепкие, хитрые. Сразу и не поймешь, на самом деле таков, или хочет казаться захмелевшим простачком. Профессиональная маска? Или найденная однажды удобная форма, за которой можно спрятать внутренний надрыв?»
— В общем, встречаются два приятеля, — начал Зам. — Один другого спрашивает: «Ты чего такой грустный?»
— Второй отвечает: «Да вот пошли с мужиками на кабана охотиться. Кабан не пришел. Ну, мы и нажрались как свиньи… — рассказчик сделал паузу, означавшую приближение кульминационного момента. — И тут пришел кабан», — трагическим голосом закончил он и загоготал.
Александра поощрительно улыбнулась. Нельзя же расстраивать человека, который, может впервые в жизни, рассказал не скабрезный анекдот.
Зам вдруг замолк, поднял голову и посмотрел на окна третьего этажа.
— Тихо… Всем лежать! Уходим в подполье! — прошептал он и, схватив Александру за руку, потащил к входу в здание.
— Куда ты меня тащишь? — с трудом вырвалась она. — Чуть руку не вывернул! — все же продолжила идти за ним, потирая кисть руки.
— Ну, прости уж дурака! — запричитал подпольщик. — Прости, а то не выживу! Не доживу до светлого завтра! — он остановился в вестибюле. — Там, — поднял глаза вверх, — живет наша главная… знайка. Неленивая тетка, прямо скажем! — доверительно сообщил он. — Наша местная графоманка. Писать о-о-чень любит. И письма рассылать, — посмотрел многозначительно. — Не знает, дура, про пер-люстрацию. Хочешь анекдот? «Сидят трое в тюрьме…»