Шизофрения
Шрифт:
— Сухой закон еще, — все-таки не удержалась Александра, в глазах которой блеснули озорные огоньки.
— А что? — Иван Фомич приостановился. — Мы с бутылкой водки по улицам не бегаем. Мы у себя внутри пьем. По национальной традиции, — задрыгал ногой, пытаясь вытрясти песок из ботинка.
— Не бережете вы обновку, Иван Фомич, — попыталась Александра перевести разговор на другую тему.
— Съедят они нас с помощью китайцев и мировой закулисы, если по национальному признаку не объединимся, — сделал горестный вывод Иван Фомич. — Да только где она — объединительная идея? Нет ее! В футбол и тот играть разучились. Впору варяга тренером брать. При Сталине, хоть и не одобряю я его по многим вопросам, как играли! Бились! Не на жизнь, а на смерть!
— Вот именно, что на смерть, —
Иван Фомич, разгоряченный беседой, равнодушно посмотрел вокруг. Частью природы почувствовать себя не смог, поэтому решил вернуться к началу разговора:
— Ну, и чего этот ваш Асмус?
— Мой Асмус — передразнила его Александра, — сравнивал читателя с моряком, бросающим лот в море. Каждый достигает той глубины, на которую рассчитан его собственный лот.
Иван Фомич замолк, видимо, пытаясь осмыслить, нет ли какого-нибудь скрытого подтекста в высказываниях Асмуса.
Александра приветливо помахала рукой доктору Али, энергичными жестами приглашавшего их к столу.
— Не очень увлекайтесь едой, — указал Иван Фомич взглядом в сторону накрытого стола, — а то нам с вами, — посмотрел на наручные часы, — в семнадцать ноль-ноль надо будет еще на одно важное мероприятие заглянуть. Да ничего страшного, — пояснил он, заметив вопросительный взгляд Александры, — вам выступать не надо. Вечер воспоминаний о русской эмиграции.
Раскладной столик, покрытый цветастой бумажной скатертью, разноцветная праздничная разовая посуда, аппетитные салаты, свежие овощи, обжаренные кусочки мяса и рыбы, разнообразные соусы в баночках, свежий лаваш — улыбчивые арабы подготовились великолепно.
— Хорошо-о! — потирая руки и оглядывая накрытый стол, воскликнул Иван Фомич, с хитроватым лицом фокусника извлек из пакета бутылку виски, но, поймав на себе взгляд Александры, видимо, вспомнил недавний разговор, окинул взглядом окрестности и торжественно добавил: — На природе!
— Ну, а теперь, — бодрым голосом сказал заметно посвежевший после вечера воспоминаний об эмиграции Иван Фомич, подхватывая грустную Александру под руку и ведя к машине, — поехали. Сегодня день рождения у одной известной танцовщицы. Нас пригласили. Вы такое не часто увидите. Веселье… без спиртного, — хмыкнул он.
Через пятнадцать минут они вошли в украшенный разноцветными гирляндами огней зал ресторана на окраине Александрии. Праздник был в разгаре. Взгляды гостей — мужчин и немногочисленных женщин были прикованы к сцене, на которой местный ансамбль азартно играл на барабанах, возвращая слушателей к далекому человеческому детству с плясками вокруг костра. Наконец, появилась именинница, голубоглазая красавица-брюнетка, продемонстрировавшая отличия восточного танца живота от европейских подделок. Хотя ее полноватая фигура и не соответствовала современному диетному стандарту красоты, но выглядела естественно и гармонично для сладострастного Востока. Веселье праздничной волной расплескалось по залу, наполнив до краев дальние уголки и закуточки, и захлестнуло гостей. Ритмичная музыка дергала за невидимые ниточки, привязанные к ногам и рукам, которые даже не пытались сопротивляться, а восторженно притопывали и хлопали в такт. К танцовщице несколько раз подбегали возбужденные гости и осыпали бумажными деньгами. Банкноты сыпались к ее ногам, закручиваясь в стремительную воронку танца, но их тут же бросались подбирать доверенные лица. Оказавшись около Александры, именинница неожиданно цепко схватила ее за руку и потянула за собой. Сопротивляться было неловко, да и не хотелось. Александра к всеобщему восторгу поднялась с места.
«Интересно, и что я буду делать дальше?» — весело подумала она, уже подняв руки и начав импровизацию на тему «любимая жена развлекает загрустившего красноармейца Сухова». А руки сами собой уже начали двигаться в такт музыке. Мысли отлетели прочь, чтобы не мешать отдаться магии танца телу, подхваченному
Внесенный в зал огромный торт со свечкой в центре, отвлек внимание публики. Свеча была немедленно отброшена и заменена на свернутую в трубочку денежную купюру, услужливо подожженную официантом.
Воспользовавшись возникшей суетой, Александра быстро вернулась на место.
— Ну, вы даете! Прям переплюнули. Где учились? — Иван Фомич налил воду в бокал и протянул запыхавшейся от энергичного танца Александре.
— Импровизация на восточную тему, — обмахиваясь салфеткой, небрежно сообщила та. — Фантазия, извлеченная из подсознания, — отпила глоток воды из бокала. — Скажу откровенно, мне понравилось! А вы? Почему деньги, честно мною заработанные, не собирали? — не отказала себе в удовольствии подразнить спутника.
— Да-а… ну вы и женщина… — уклонился тот от ответа и наколол на вилку кусочек дыни. — Во, смотрите, араб ваш к вам направляется, — проглотил дыню. — Еще где-то гвоздику откопал. Сейчас в свой гарем звать будет. Пойдете пятой женой? — захохотал он, бросив вилку на стол. — Ладно, приду на помощь. Так и быть. Скажу, что ревнив и разговаривать с посторонними не разрешаю.
— Вот спасибо, век не забуду! — Александра, приветливо улыбнулась арабу, передавшему ей через Ивана Фомича гвоздику и восторги по поводу танца, которые были понятны даже без перевода. В гарем звать не решился, хотя смотрел выразительно.
В Каир возвращались вечером. Доктор Али на своей «мицубиши» отстал. Завел двигатель, но почему-то остался стоять у дома, откуда они тронулись в путь.
— Он двигатель машины, как обычно, прогревать будет, — невозмутимо пояснил Иван Фомич. — Положенные десять-пятнадцать минут. Температура в Александрии ведь ниже тридцати пяти. Значит, будет прогревать, — усмехнулся он.
Заметив изумление на лице Александры, пояснил:
— Доктор у нас, еще в Советском Союзе, на факультете автомобильной техники учился. А человек он педантичный. Скорее всего, прочитал инструкцию. По эксплуатации тяжелой техники за Северным полярным кругом. Там, видно, и написано было, что при температуре ниже тридцати пяти — прогревать долго надо. Только без знака минус написали, — Иван Фомич хмыкнул. — Потому, что нашим людям и так все ясно. А доктор — человек обстоятельный. Прочитал, запомнил, с тех пор и мучается.
— А объяснить не пытались? — сочувственно поинтересовалась Александра.
— А-а, — махнул рукой Иван Фомич. — Пытались пару раз. Да только он не верит, бормочет «мишмумкен», что означает «невозможно», и к тому же еще обижается. Говорит: «Я не богатый, чтобы мотор загубить».
Монотонный звук двигателя «тойоты» убаюкивал. Тишину нарушало только негромкое похрапывание борца за национальное достоинство россиян, вольно разметавшегося на заднем сидении. Александре же не спалось. Она с детства не могла спать в машине, вероятно, боясь пропустить что-нибудь важное по пути. А здесь, не смыкая глаз, следила за дорогой и посматривала на водителя еще и потому, что помнила регулярные сообщения российского телевидения о частых авариях на египетских дорогах. Южная ночь, бесцеремонно накрывшая землю прохладными ладонями, навевала грустные мысли. В этом, вероятно, была виновата и лекция, посвященная первой волне русской эмиграции в Египет, на которую они с Иваном Фомичем поехали после пикника на берегу.