Шизофрения
Шрифт:
Она отошла на шаг назад.
«Вы же видите, я делаю все, что в моих силах», — сказал взгляд Зама, брошенный на Ивана Фомича. Тот, в свою очередь, вопросительно посмотрел на Александру.
— Вставайте, хватит уже! — проявила она милосердие и, хмыкнув, присела в кресло у столика. Прощенный Зам неожиданно легко поднялся и как ни в чем не бывало расположился в соседнем кресле.
— Александра Юрьевна, — спросил Иван Фомич, промокая носовым платком испарину на лбу, — скажите, он… ну, он… к вам приставал?
— Нет! — решила не усугублять ситуацию. — Он просто упал. К счастью — рядом. Видно, промахнулся, — с трудом сдержала она улыбку.
Иван Фомич облегченно вздохнул.
— О-о, горе мне! — вдруг, обхватив лицо ладонями, запричитал Зам, сквозь пальцы которого, словно тесто, вылезли полные щечки. — О горе! О-о, позор на мою голову! — он начал раскачиваться.
— И часто у него такое? — с изумлением посмотрела Александра на шефа, который, судя по выражению лица, тоже был удивлен.
— Первый раз! Клянусь! — воскликнул Зам, хватая ее за руку и доверительно заглядывая в глаза. — Клянусь, первый раз!
Иван Фомич одобрительно закивал головой. Глубина и искренность раскаяния поразили даже его.
— Всегда, — горячо продолжил Зам, — всегда… пристаю! А тут… — на его лице было написано отчаяние.
Александра не выдержала и залилась смехом. Вслед за ней, сначала негромко и неуверенно, а потом все громче и громче начал смеяться Иван Фомич. Зам же, напротив, выглядел удрученным.
— Ну, все, иди уже, — вытирая ладонью выступившие на глазах слезы, поспешил выставить прощенного Иван Фомич, раз уж все так весело и благополучно закончилось. — И чтоб завтра отчет у меня на столе был, понял? — вмиг сделав строгое лицо, сказал он Заму, которого упоминание об отчете повергло в явное уныние. Во всяком случае, день был точно испорчен.
— Нет в этом мире совершенства, — глубокомысленно пробормотал он, вылез из кресла и, с трудом передвигая враз налившиеся свинцовой тяжестью ноги, поплелся к выходу. Уже в дверях остановился, словно вспомнив что-то важное, и обернулся. — Из объявления в газете: «Ищу высокооплачиваемую должность. Работу не предлагать», — загоготал он и, наконец, покинул кабинет.
— Ну, и весело у вас тут, — перестав смеяться, покачала головой Александра. — Просьба у меня, Иван Фомич, — она сделала строгое лицо. — Я сюда работать приехала, а не хвостом крутить. Впредь оградите меня от подобных инцидентов, хорошо? И потом, знаете ли, у меня такие отношения с Алексеем Викторовичем… Я ему всегда все рассказываю. Представьте, приедет он сюда…
— Когда? — Иван Фомич незамедлительно вытащил остро отточенный карандаш и придвинул к себе еженедельник
— …каково будет вам с ним встречаться, а? — продолжила Александра.
Иван Фомич облегченно положил карандаш на место.
— Да… — махнул он рукой. — Народ у нас здесь такой…
— В храм не ходят, — поддакнула Александра, демонстрируя знание местной обстановки.
— Ну, поехали, поехали, машина ждет, — заторопился Иван Фомич, — до Александрии путь не близкий. Неплохо бы еще успеть в море искупаться.
— А вы все-таки зачем в Александрию плывете, Владимир Сергеевич? — миловидная белокурая девушка лет восемнадцати покрутила кружевной зонтик в руках, словно раздумывая, раскрывать его, или от яркого солнца на верхней палубе ее вполне закрывает шляпка с широкими полями, подвязанная на шее атласными лентами.
— Духи, Варечка, сообщили мне о существовании в Египте тайного каббалистического общества и обещали ввести в него, — таинственным голосом поведал Соловьев.
Девушка вначале наивно распахнула глаза, но потом понимающе заулыбалась.
— Ах, Владимир Сергеевич, что вы за человек такой? Все пугаете и пугаете! Давеча вечером начали про морских чудищ рассказывать. Я полночи уснуть не могла, — она с милым кокетством выпятила нижнюю губку. — У меня страсть какие нервы больные.
— Чудища, конечно чу-удища! Повсю-юду! — Соловьев перевесился через ограждение верхней палубы, будто пытаясь что-то разглядеть в темно-лазоревой морской воде. — Гляньте сами!
— Не буду я туда глядеть, нет там никого! — девушка напряженно рассмеялась.
— Да как же нет? Там , внизу, скаты, акулы, кашалоты, огромные кальмары…но это еще не так страшно. Знаете ли вы, что в Средиземном море обитают — и это доказано! — осьминоги длинною в версту…
— Ах! — девушка все же бросила быстрый взгляд на воду, убегавшую вдоль борта, и отошла на полшага, подняв зонтик перед собой как защиту.
— …да-да — версту, а может даже чуть больше! — спрятал улыбку Соловьев. — Они вполне могут схватить наш корабль и увлечь в пучину волн!
— А на сколько больше? — все же поинтересовалась она.
— На чуть-чуть, — смилостивился он, — может на указательный палец, а может на мизинец, — поднес ладонь к лицу, будто оценивая.
— Мой палец или ваш? — кокетливо спросила Варенька, наконец, включившись в игру и протягивая ему руку в перчатке.
— Конечно же, ваш, Варенька! — рассмеялся Соловьев, беря ее руку и целуя.
Они плыли из Бриндизи, расположенного на самом каблуке итальянского сапожка, уже третий день, но с этим небесным наивным созданием и ее папашей — упитанным холеным добряком-антикваром, направлявшимся в Александрию «для покупки чего-нибудь раритетного древнеегипетского» — он познакомился еще в поезде по дороге из Турина в Бриндизи и был очень рад, встретив их среди пассажиров парохода, плывущего в Александрию.
— Право, Владимир Сергеевич, ну зачем вы все это говорите? — девушка направилась к столикам с креслами, расставленным под тентом. — Расскажите лучше что-нибудь полезное. Например, что у вас в философии нового? — она опустилась в кресло, аккуратно расправив платье одной рукой, но по-прежнему не выпуская зонтик из другой.
— Позвольте?— Соловьев принял у нее зонтик и прислонил к ручке кресла, в которое собирался сесть сам. — Пусть на всякий случай здесь будет, поближе ко мне. Мало ли что? Вдруг все-таки от осьминогов отбиваться придется? — все никак не мог угомониться он, забавляясь Варенькиным наивным испугом.