Шизофрения
Шрифт:
Последнее, что она услышала, уже засыпая, было песней про дорогую мою столицу, золотую мою Москву…
Спала Александра беспокойно. Снилась какая-то дребедень, бессвязная и несуразная, которую даже сном назвать нельзя. Скорее, ночным кошмаром. Внезапно проснулась, как от толчка, потому что услышала, как что-то массивное топает в ее сторону. И это точно был уже не сон. За секунду до того, как это «что-то» рухнуло поперек кровати, Александра, едва успев поджать ноги, вскрикнула и села, прижавшись к спинке кровати и пытаясь в темноте понять, что происходит. «Что-то» зашевелилось и пробурчало голосом Зама:
— Тихо, я сплю!
Она нащупала в темноте кнопку, включила ночник, и с криком: «Ты что, сволочь, здесь делаешь?!» — соскочила на пол. Зам, причмокнул губами, повернулся на бок, скорчил недовольную гримасу, и, лениво отмахиваясь рукой, пробурчал:
— Фу, голос какой противный! Кыш-ш-ш… кыш-ш-ш.
«Хорошо, что легла, не раздеваясь», — успела подумать она.
Отскочила к окну и попыталась оценить ситуацию. «Ситуация», развалившаяся поперек кровати, была огромна и быстрой оценке не поддавалась. Было ясно —в квартире ночью может остаться только кто-то один. Желательно, она. Но как изъять тело? Вынос такого объекта под силу только… очень любящей женщине, но телефона жены зама Александра не знала, впрочем, как и не знала, есть ли у него жена вообще. Ночной звонок Ивану Фомичу, без сомнения, приведет в шоковое состояние добропорядочную Стеллу Петровну, которая непременно выдаст сентенцию типа: «Спать с чужими мужчинами в одной постели нельзя», с чем Александра, в принципе, была согласна. Привлечение к процессу эвакуации араба-охранника невозможно по политическим соображениям. «Но ведь выносили хрупкие девочки-медсестры тяжеленных мужиков с поля боя во время войны», — попыталась приободрить она себя и решительно толкнула руками толстую спину Зама. Грузное тело дрогнуло, но не сдвинулось. Александра уперлась изо всех сил. На пике тщетных усилий в голову пришел детский стишок про бегемота, болото и тяжелую работу. Отчаявшись, ткнула Зама кулаком в плечо.
— Уйди. Не мешай, — пробормотал тот, переворачиваясь на другой бок.
— Вставай быстро! — ткнула еще раз уже в спину. — Убирайся отсюда! Сейчас в посольство позвоню! В Москву! В Кремль! Президенту! — перешла она к серьезным словесным угрозам. При упоминании президента Зам умиротворенно засопел и, поджав ноги, принял уютную эмбриональную позу.
«Ну, что ж, на войне, как на войне», — решила Александра, направляясь на кухню.
Стакан воды, вылитый издевательски тонкой струйкой на лицо Зама был воспринят им с наслаждением. Видно, его давно мучила жажда. Александра озадаченно призадумалась. На кухне, конечно, был еще двухлитровый чайник. Но устраивать ли купание слона на собственной кровати?
— Точно помню, здесь стояла бут… — вдруг пробормотал гость, видимо, даже во сне переживая недавнюю тяжелую психологическую травму.
«Бить врага его же оружием!» — вспомнила Александра любимый лозунг военрука из мединститута, где на занятиях военной кафедры осваивала тонкую науку оказания первой помощи раненым на поле боя. Теперь это был уже не лозунг — это была идея!
Золотисто-коричневая заварка, залитая в пустую бутылку из-под виски, в неярком свете вполне напоминала исходный продукт. Недопитый стакан по-прежнему стоял на подоконнике за шторкой. Взяв в одну руку реквизит, а в другую приманку, Александра приблизилась к мирно почивавшему Заму. Круговые движения стакана возле его носа, заставили дрогнуть ресницы. Несколько капель живительной влаги, оброненной на лицо, привели в движение губы и язык. Слегка приоткрывшийся глаз попытался оценить обстановку.
— Смотри, что у меня есть! Хочешь? — Александра приблизила волшебный сосуд этикеткой к глазам искушаемого. Яблоко, неосторожно съеденное Адамом в Эдемском саду, просто отдыхало. Зам, похожий на перекормленного кота, попытался схватить бутылку из сновидения как бантик на веревочке. Сначала одной, а потом другой рукой. Александра потихоньку начала пятиться к двери. Ловец, перевернувшись на живот, встал на четвереньки и решительно двинулся по кровати вслед за ускользающим плодом.
— Такие ноги из моды выйдут, — с сожалением пробормотал искушаемый, когда сполз на пол и уперся взглядом в колени искусительницы.
Обеспокоенная Александра подняла бутылку выше. Зам поднялся, вытянул руки вперед, отчего стал похож на зомби или медведя-шатуна, разбуженного в разгар зимней спячки, и странной походкой — выбрасывая одновременно вперед то левые ногу и руку, то правые, двинулся следом за приманкой. На лестничной площадке предмет вожделения был торжественно передан ему прямо в руки вместе со стаканом.
— Не стоит благодарности! — торопливо проговорила Александра и захлопнула за собой дверь квартиры.
Утро не заставило себя долго ждать. Бодрый жаворонок — Иван Фомич — напомнил о себе телефонной трелью.
— Александра, доброе утро! Ну, как спала? У вас все в порядке? — медовым голосом спросил он, после вчерашнего застолья еще, видимо, твердо не определившись — они перешли на «ты» или пока все еще на «вы». — Машина в Александрию через час выходит.
— У меня-то все в порядке, а вот у вас тут! — и она живописала ночные события.
— Как же так, мы же вместе с ним ушли, — растерянно пробормотал Иван Фомич.
— А вернулся он один! — возмущенно сказала Александра.
— Я вам перезвоню, — озадаченный «жаворонок» поспешно положил трубку.
Александра усмехнулась. Последняя фраза свидетельствовала о том, что они все еще на «вы».
Через полчаса раздался повторный звонок.
— Александра, приходите, — Иван Фомич тяжело вздохнул, — Зам извиняться будет.
Надев черные брюки, черную майку и мрачную маску на лицо, Александра спустилась на третий этаж. Она чувствовала себя хирургом-извергом перед полостной операцией без наркоза, в которой пациентом предстояло стать ее ночному гостю.
Шеф, похожий на инквизитора, восседал за огромным столом. Казалось, над его головой, в ожидании доступа к телу жертвы, парят черные голодные грифы. Напротив него, в кресле за низеньким столиком, опустив голову и, в волнении сжав руки в кулаки, сидел помятый грешник.
— Ну? — грозно сказал Иван Фомич, предлагая начать процесс.
Зам поднял красные глаза и обреченным взглядом жертвенного барана, которому предстояло после собственного заклания по тонкому, как волосок, мосту провести своего же палача в рай, посмотрел снизу вверх на мрачную Александру, грозно вставшую посреди кабинета, и вдруг с отчаянным воплем «Прости, а то скончаюсь!» бухнулся перед ней на колени.
Шеф, опустив очки на переносицу, недоверчиво посмотрел на павшего. Видимо, поза показалась ему все-таки недостаточно покаянной.
— Не верю! — объявил он с интонацией великого Станиславского.
Зам быстро взглянул на режиссера исподлобья и решительно ударился лбом о паркетный пол, отчего в серванте звякнули стаканы, слишком тесно обступившие толстый графин из голубого стекла.
— Во-от, сейчас немного лучше, — поддержал его старания начальник.
Александра отвернулась, чтобы скрыть душивший ее смех, а Зам, воодушевленный похвалой, на коленях с протянутыми вперед руками двинулся в ее сторону.