Шизофрения
Шрифт:
— Мне очень понравилось ваше выступление, мадам. Я получил большое удовольствие. Вы просто очаровали… — начал было доктор.
— Что-то сердце ноет, — немного раздраженно перебил его Иван Фомич, потирая левую сторону груди.
— Спасибо, доктор Али. Вы мне несколько раз очень помогли. — Александра поправила выбившуюся из-под широкой заколки прядь волос и строго сказала, глядя на Ивана Фомича:
— Восстает, значит, сердце против вас. Подумайте, в чем согрешили?
— Не понял… — буркнул тот, недоуменно подняв брови.
— Видите ли, уважаемый Иван Фомич, — менторским тоном начала пояснения Александра, еще не остывшая после лекции, — древние египтяне, насколько мне известно, считали сердце отдельным от человека существом — неким богом, живущим внутри тела. Само сердце безгрешно, и восстает против человека, если перед лицом бога Осириса согрешил он смертными грехами. Выясняется это в ходе психостазии — взвешивания души после смерти, — пояснила она, заметив недоумение на лице слушателя. — На суде Осириса на одну чашу весов кладется сердце умершего, несущее не только следы всего хорошего, доброго, благородного, но также и груз всего плохого и разрушительного, совершенного человеком в земной жизни. На другой же чаше весов лежит перо Маат, великой богини универсальной справедливости и мудрости. Для того чтобы душа умершего могла продолжать путешествие в вечности, его сердце должно быть легче пера Маат. А легким оно может быть лишь тогда, когда чисто и наполнено светом благих деяний на земле, когда свободно от тяжкого груза пороков.
Иван Фомич слушал с напряженным вниманием.
— А если сердце окажется тяжелее пера Маат, — продолжила Александра, — отходит оно в «Обитель сердец», особую часть загробного мира, лишая тем самым человека возможности воскреснуть. Такая кончина называлась «второй смертью», умереть которой было одним из величайших страхов у египтян, — завершила она пояснения, краем глаза заметив почти благоговейный восторг, написанный на лице доктора Али.
— Ну, и какие же грехи у них считались смертными? — обеспокоился Иван Фомич. Видимо, тема воскресения была ему не чужда.
— Грехи в «Книге Мертвых» перечислены. На Страшном Суде Осириса человек должен был иметь право сказать: «Я не крал, не убивал, не лгал, не делал зла, не насильничал, не прелюбодействовал, не гневался, никого не заставлял плакать, был отцом для сирот, мужем для вдов…»
По мере перечисления грехов Иван Фомич, видимо, успевавший их мысленно примерить на себя, расслаблялся
— А-а-а, так это они все придумали про грехи? Их, значит, надо благодарить?
Александра кивнула.
— По этому списку я почти праведник. Вроде ни одна статья ко мне не подходит, — облегченно сообщил он. — А вот вас не понимаю. Вы психиатр, или египтолог?
— Я человек любознательный, интересующийся. Раз уж попала в Египет, должна обогатить себя знаниями, — скромно пояснила Александра.
— А я думаю, — вступил в беседу доктор Али, — если человечество — дерево, то Египет есть его корень, — с покровительственным, почти отеческим видом оглядел всех.
— А я Египта и не видел-то толком, — посетовал Иван Фомич. — Работы много. Мы вообще-то здесь не экскурсиями занимаемся, а вкалываем, — сжал в кулак согнутую в локте руку, показав, как напряженно все происходит. — Но в целом я к нему, к Египту, отношусь спокойно, — нетерпеливо посмотрел на часы. — Где же наша машина? Я хотел еще на полчасика вас в новую Александрийскую библиотеку завезти в качестве культурной программы. Есть там одна статуя замечательная. Вам интересно будет взглянуть. А после этого у вас, Александра, будет два варианта: первый — поехать со мной.
Выражение лица Ивана Фомича и интонация говорили, что этот вариант он считает единственным.
— Мне надо купить кое-что, ботинки, например, и, женщины говорили, здесь есть недорогое место, где тарелками всякими железными дешево отовариться можно на сувениры. Вам это должно быть интересно. А второй, — он чуть поморщился, что означало — вторым вариантом можно пренебречь, — вместе с доктором Али и двумя его коллегами из ваших сегодняшних слушателей за это время съездить в магазин, купить там рыбки, мяса, зелени всякой и — на берег моря, готовить обед на берегу. А мы с вами часа через два-три подъедем. Ну что, решили уже? — нетерпеливо посмотрел на Александру. — Тогда поедем, — не дожидаясь ответа, легонько обхватил ее за талию, подталкивая к выходу.
— Я с доктором Али поеду! — вывернулась она, потому что, во-первых, не любила, когда навязывают решение, а, во-вторых, если бы речь шла о выборе модельных туфелек, а не вульгарных ботинок, он бы еще сказал «башмаки», можно было бы подумать. — Им может понадобиться женская помощь при приготовлении ужина, да? — Александра обернулась к стоящему сзади доктору Али.
— Ничего стра-ашного, — благодышно протянул тот. — Мы сами приготовим.
Приятно удивленный понятливостью араба Иван Фомич снова потянулся к талии Александры.
— Делать вам, мадам, ничего не надо будет, — продолжил простодушный доктор, — только если вдохновлять нас своим присутствием.
Иван Фомич, скривившись, засунул руку в карман.
— Можно подумать, вы, Александра, готовить умеете! — бросил он неблагоразумную фразу, предопределившую итог разговора.
— А горячие бутерброды? — возмущенно воскликнула она. — Или не понравились?
Воспоминания о вчерашнем застолье и утреннем покаянии Зама остудили пыл Ивана Фомича.
— Ну, ваше дело, — отступил он. — Я, вообще– то хотел как лучше…
Александра хмыкнула.
— Тогда пусть доктор Али и в библиотеку вас завезет статую посмотреть, — окончательно ретировался Иван Фомич.
— Ничего стра-ашного, — снова протянул араб. — По дороге заедем…
До Александрийской библиотеки, прильнувшей к набережной, доехали минут за десять. Прошли вовнутрь и спустились вниз по ступенькам в музей.
— Прошу! — Гид — молодой русский парнишка лет двадцати, очевидно, находящийся здесь на практике — распахнул дверь зала и… у Александры перехватило дыхание. Базальтовая статуя прекрасной женщины в блеклых лучах света казалась живой. Чуть колыхалась сотканная резцом древнего мастера тончайшая вуаль прозрачной каменной накидки, обнажавшая прекрасное тело. От едва заметного вздоха словно приподнялась и опустилась грудь. Александра сделала еще шаг и остановилась, наткнувшись на невидимый барьер. Стоп, дальше хода нет, замерла она в благоговейном почтении, не слыша обращавшегося к ней гида, голосов смотрителей музея — никого. Перед ней была вечная красота, вечная женственность, вечная загадка. Нет. Загадку можно разгадать. Статуя хранила в себе божественную тайну — вечную, не разгаданную никем тайну Женщины.
— …не так давно вынули из воды, здесь, в Александрии, — донесся откуда-то издалека голос гида. — Здесь же был храм Великой Богини Исиды — статуя, как говорится, намоленная, сколько людей ей поклонялись со всего света, и вот она теперь — перед нами. Голову только не нашли. Еще кисти рук и ступни. Искали, искали… Теперь вот гадают — какой она была? Некоторые считают, что должна быть похожа на голову красавицы-жены царя Птолемея. Кстати, статуя сделана из базальта — чрезвычайно твердого материала, а посмотрите, какая тончайшая работа! И вот я хочу сказать, что…