Шизофрения
Шрифт:
— Ослик вам может и не подойти, — весело сказал француз, явно намекая на длину ног Владимир а. — Поезжайте на лошади либо верблюде. И будьте осторожны, мсье Соловьев. Подобно тому как Египет пожирал вторгавшиеся в него народы, сейчас такое нередко происходит с неопытными путешественниками. Впрочем, думаю, путешествие не займет у вас целого дня, — обнадежил он.
Фразу, сказанную мсье Нурье, Владимир смог оценить в полной мере только после трех часов дороги по песку верхом на заморенной старой лошади. Та совсем неохотно передвигала ноги, делая каждый очередной шаг как последний. Пирамиды, до которых вначале показалось, рукой подать, будто вовсе не хотели приближаться, а солнце припекало все сильнее и сильнее, будто нарочно собрав все свои лучи на его темном пальто. Однако все на свете имеет свой конец. Настойчивым требованием «бакшиша» у подножия великого чуда света — Акхуд-Хуфу окончилась и эта поездка.
Соловьев снял шляпу и, задрав голову, посмотрел вверх. Туда уходили бесчисленные каменные ступени, похожие на лестницу в голубое небо, в котором нет ничего, кроме необозримости и бесконечности.
«Иду, — решил он, почувствовав почти мальчишеский восторг от предстоящего преодоления самого себя. — Хватило бы только сил», — подумал он и огляделся по сторонам.
Словно услышав его мысли, к нему со всех сторон подлетели феллахи и загомонили и замахали руками, предлагая помощь. И вот уже двое из них, побойчее и помоложе остальных, похожие друг на друга, как братья-близнецы, ловко взобравшись на первую ступеньку, рванули его за руки вверх, а двое других принялись подталкивать под спину.
— Ялла! Ялла! — дружно восклицали они в такт движениям, втаскивая его на очередную ступеньку. Примерно на сороковой ступени сделали перерыв. Отдышались и снова, подхватив его руки, с веселыми криками потащили выше по им одним известному пути. Он не смотрел по сторонам. Вверх и только вверх было нацелено его желание.
— Ялла! Ялла! — серые массивы камня уходили ему под ноги один за другим. Ступеней через тридцать — снова остановка и беглый взгляд вокруг с головокружительной высоты, откуда уже нет хода назад, а только вверх.
— Ялла! Ялла! — и вот уже немного осталось до вершины, но сердце бьется, как пойманная птица, и воздуха уже не хватает. И феллахи уже не туземцы вовсе, а ангелы, поднимающие его на вершину то ли пирамиды, то ли собственной души. Один из братьев указал на отметку на камне и сказал: «Наполеон».
«До этой черты поднялся великий император, — понял Соловьев. — До вершины не дошел. Хотя говорят, и эту надпись просто приказал сделать, не сумев вовсе преодолеть высоту. А я — дойду!» — подстегнул он себя и вспомнил отца, который любил повторять, что самое трудное в жизни — довести начатое дело до конца. Снова протянул руки проводникам.
— Ялла!…
… Вершина! Площадка метров десять на десять и шест посередине, обозначающий первоначальную вершину пирамиды. И ощущение неимоверного счастья! Дымчато-пыльный Каир с сотнями минаретов, серо-зеленая дельта Нила, пальмовые рощи, пирамида Саккары, а на юг — бесконечная Ливийская пустыня, в песках которой умирает закатное солнце.
— Хатар! — услышал он голос одного из феллахов, который, нахмурив брови указал рукой в сторону пустыни.
— Мот! — дружно закивали другие.
— Сер! — сказал один из братьев с тревожной вибрацией в голосе…
Настойчивый стук в дверь спугнул солнечного зайчика, незаметно проскользнувшего в щель между шторами и уютно устроившегося на щеке Александры. Она неохотно открыла глаза. Может, послышалось? Стук повторился. Завернувшись в простыню, подошла к двери.
— Кто-о там? Что опя-ять случилось? — спросила с интонацией, способной отпугнуть любого.
— Мадам, — голос из-за двери звучал взволнованно. — Фан Фомич просит снять телефон, не может мадам зфонить, мадам не слышит.
Включенный в гостиной телефон через мгновение осчастливил трелями звонка.
— Александра, у вас все нормально? — голос Ивана Фомича был бодр.
— Иван Фомич, — почти простонала она, — сколько времени?
— Девять тридцать, — ничуть не смутился он. — Все уже на ногах.
— Может все и на ногах, а у меня — свой режим, я люблю по ночам работать. Просила же мне лишний раз по утрам не звонить.
— Я беспокоюсь, — извиняющимся тоном проворковал он. — Кстати, вы посмотрели наш отчет за прошлый год? — спросил строго, видимо, решив взять инициативу в свои руки.
«Господи, какой отчет по утрам, Иван Фомич? — хотела воскликнуть она, но вовремя удержалась, внезапно проснувшимися мозгами осознав, что так говорить нельзя. — Конец подкрался незаметно, — тоскливо подумала, почему-то вспомнив вчерашний афоризм зама. — Теперь я его жертва. Новый зам по отчетам».
Времени на решение было мало, но ставка слишком высока. «Они вчера отмечали день рождения!» — озарила голову спасительная идея.
— А… отчет, — проговорила она небрежно, — посмотрела и вам же на стол ночью положила… справа возле пепельницы, — точно указала она место, потому что детали в импровизации особенно важны.
Замешательство и шуршание перекладываемых бумаг ясно свидетельствовали — снаряд попал в цель.
— У вас дверь в кабинете почему-то открыта была, — сообщила как бы между прочим.
Воцарившаяся в трубке тишина ясно говорила, что противник дрогнул.
«Жаль, что у меня не видеотелефон», — подумала Александра, уже ощущая пряный вкус триумфа.
— Там кое-какие комментарии и предложения, я их на листочках написала клеящихся. Надеюсь, вы не потеряли? — грозно поставила она победную точку.
— А, вот, вижу, — наконец, с фальшивой радостью в голосе пробормотал Иван Фомич, в смятении покидая поле боя. — Ну, спасибо. Та-ак… — он еще пошуршал бумагами. — О-о, я смотрю, вы внимательно все проработали. Прочитаю, потом откомментирую.
Короткие гудки в трубке прозвучали как фанфары, возвестившие об окончательной победе.
Александра вернулась в спальню и рухнула поперек кровати. Сон был сломан. День, похоже, тоже.