Штундист Павел Руденко
Шрифт:
забыли. Христово слово читают и именем его зовутся, а сердцем далеки от него. Он говорил
долго, вполголоса, чтобы их не услышали и не помешали их разговору. Говорил он
вразумительно и задушевно. Пафнутьич слушал, не спуская с него глаз. Но по лицу его было
видно, что он ничего не понимает. Непривычная к мысли голова работала туго, и все эти
горячие речи вызывали в нем только недоумение. Одно он понимал, что с ним говорят, как с
братом, а не как
его к молодому проповеднику.
– А насчет, что тебя приказано месяц морить голодом, – вставил он, воспользовавшись
первой паузой, которую Степан сделал, прежде чем приступить к объяснению какого-то
интересного пункта веры, – насчет этого ты, брат, не сумлевайся. Я тебе тихонько из своего
носить буду. И коли ежели тебе на волю кому весточку подать нужно: жене, матери али
полюбовнице, что ли, – ты только слово скажи, либо записку дай. Мигом снесу и денег не
возьму ни копейки.
– Спасибо,тебе на добром слове, – сказал Степан с чувством. – Нет у меня ни жены, ни
полюбовницы, а семье моей не хочу я открываться до поры до времени… А весточку мне есть
кому послать, коли есть у тебя парнишка такой, чтоб доставить.
– Есть, как же, – отвечал Пафнутьич. – Со мной живет племянник-сирота, покойной сестры
моей сын, Митюшкой прозывается. Он у нее от первого мужа, потому она, Матреша, – сестра,
значит, – за двумя мужьями была. Первый-то…
– Так вот, – перебил его Степан, ты и пошли этого самого Митюшку к нашим в
Маковеевку. Это лукьяновская деревня так зовется. Это в тридцати верстах отсюда, недалеко от
Книшей, по 3-скому тракту. Пусть твой Митюшка спросит там Павла и скажет ему, какая с
Лукьяном беда приключилась, и пусть они пришлют кого-нибудь из братьи присмотреть за
Лукьяном. В больнице, сам знаешь, какой призор.
– Известно, – согласился Пафнутьич. – Завтра же Митюшку пошлю.
На другой день ранним утром Митюшка – белобрысый паренек лет пятнадцати, в
веснушках и вихрах – быстро шагал с маленькой котомкой на палке по большой 3-ской дороге.
К ночи он добрался до Маковеевки. Деревня спала. На улице не было ни души, а мальчик
боялся постучаться. Долго он бродил взад и вперед по пустынной улице в напрасном ожидании,
что авось кто-либо покажется, у кого можно бы спросить.
Митюшка зашел за угол взглянуть, нет ли кого на задворках, и тут увидел на
противоположном конце деревни свет в одном окне. Это была изба Павла, который читал у себя
в светелке. Митюшка направился туда. Обогнувши
перегнувшись, стал пристально смотреть на свет. Под ним хрустнула лозина. Вдруг окошко
отворилось, и кто-то выглянул оттуда. Митька опрометью бросился бежать и остановился
только тогда, когда у него стало захватывать дыхание.
Обернувшись назад, он увидел, что окно было заперто и никого там не было, но оно
продолжало светиться. Его опять потянуло туда. Осторожно, крадучись, подошел он к забору,
но в это время чей-то мягкий, ласковый голос окрикнул его:
– Чего тебе нужно, паренек?
Митюшка хотел было снова дать стречка, но тот же голос повторил:
– Не бойся, чего ты? Я тебе худа не сделаю. Митюшка остановился. Ему было ужасно
любопытно узнать, кто этот ласковый человек.
– Может, тебе нужно чего – дров, хлеба, одежи? – сказал Павел. – Так ты только скажи. Я
дам. А так, тайком по задворкам ночью ходить, нехорошо, паренек, – прибавил незнакомец,
понизив голос. – Ты еще мал. Долго ли до греха?
– Ничего мне не нужно, – проговорил он. – Меня прислали… Мне нужно знать, где тут
живет Павел-штундарь. У меня к нему дело, – заключил он с гордостью.
– Так я самый Павел и есть. Кто тебя послал?
– Дядя, – сказал он. – При тюрьме служит сторожем. Насчет Лукьяна.
– Иди, иди в горницу, – сказал Павел. – Расскажешь там.
Он помог пареньку перелезть и ввел его в избу. Мать уже спала в соседней комнате. Павел
разбудил ее, и Митюшка передал им обоим, что знал про Лукьяна.
– Надо ехать завтра же, – сказал Павел.
– Да, надо, – сказала Ульяна.
Она поставила пареньку ужин, который тот стал есть с волчьим аппетитом, и уложила его
спать.
– Как будешь в городе, к Морковину заезжай,- сказала она сыну. – Он тамошний и поможет
тебе.
Павел сомнительно покачал головою.
– Заехать-то заеду, – сказал он, – да не больно я на его помощь надеюсь. Робок он уж очень.
На другой день утром Павел выехал со своим молодым товарищем, поручив матери
оповестить братию.
К сумеркам они были уже в городе. Павел подвез парнишку к дому на Острожной слободе и
зашел к Пафнутьичу, но старик мало что мог сообщить ему про Лукьяна. Он сказал, что его
перевели в городскую больницу, и дальше он ничего о нем не знал. Павел поехал на
противоположный конец города, где жил его благоприятель.
Морковин никого не ждал, и неожиданный стук в такую позднюю пору испугал его.