Символисты и другие. Статьи. Разыскания. Публикации

Лавров Александр Васильевич

NB. Николаевской ж. д. станция Осташков, квартира инженера Н. Н. Давиденкова. Все направленное по указанному адресу будет доставлено автору даже в случае его выезда из Осташкова.

3

ВЯЧЕСЛАВУ [1085] При посылке моего первого тифлисского стихотворенияЯ помню шумную разлуку,Мелькнувшую виденьем сна;Но если только сон был в руку, –Тяжка не будет мне она, –Иль так тяжка: я верю – другиМеня вспомянут на досуге,Я чаю – без напоминаньяОни и голос подадут:В стране – хоть вольного – изгнаньяУдел певца немного крут, –Известно. Песней же делитьсяПривык с тобой – как с птицей птица:Вот почему – и рифме строгойНаперекор – как захочуТебе на лире круторогой,Как захочу, – и забренчу.Мой первый бред внемли тифлисский, –И спой в ответ, певец Тииский!Юрий Верховский.Тифлис. 12. X. 1911. [1086]

1085

Отправлено из Тифлиса 8 ноября 1911 г., получено в Петербурге 13 ноября 1911 г. (датировки почтовых штемпелей).

1086

Последующий текст («первое тифлисское стихотворение») – на второй половине того же листа со сгибом.

Когда печальное простиПределу милому скажу я –И обречен один брести,Не правда ль: до полупутиО том я думаю, тоскуя, –Что там, за мной – и без меняЖивет у пристани знакомой;Что, вновь и вновь к себе маня,Как свет вечернего огня,Мне веет мирною истомой?Вперед! – счастливцы говорят –Смотри: ты минул полдороги;Вот светлых гор воздушный ряд –И облачных унылых грядРяды не близки и не строги.О да,

гляжу невольно яВ простор судьбы моей грядущей;На перевале бытияМеняется и мысль мояПод переменчивою кущей.И вот уж я – у новых врат;Вступаю в чуждое жилище,Быть может, полное отрад…Но я грустить и плакать <рад>По милом старом пепелище!Тифлис, ночь на 2. X. 911.

4 [1087]

Спасибо, милый Вячеслав, тебеЗа дружбу, за стихи; сказал бы даже –За прозу, если бы ее нашелВ твоем посланье. Связанный цезурой,Быть может – по рукам и по ногам,Сияющие крылья развернулТвой белый стих привольно и широко –И, заносясь порой за облака,Все помнит шепот, шепчущий о тайнеЗемли родимой. Мой же стих – пускайПо-прежнему развязан, бесцезурен,Но и – бескрыл в ему любезной прозе;И может быть утешен разве тем,Что как-то раз обмолвился Жуковский,Сказав: святая проза. Да и то –Пусть о невинности моей ты пишешь, –А я куда не свят.Так лучше к делуЯ обращусь, хоть нынче не за деломПишу, а для того скорее, чтобыТебе на твой рассказ, кипящий жизнью,Живою жизнью, – отвечать мечтамиБессильными – расслабленной души.Ей-ей хандра моя не шутка. С неюБороться трудно – и труднее вдвое,Когда охоты нет к борьбе. А яТеряю иногда охоту дажеК какой бы ни было охоте. Право,Уж лучше и не говорить. Не легчеИ оттого, что иногда мечтатьНачнешь-таки о том, о сем: как славно,Как хорошо бы сделать то и то,И пятое-десятое; а вот –Когда я это кончу, о, тогда…И прочее в таком же роде. ЭтоВедь хуже многого, не так ли? Впрочем,Одна мечта, которой я с тобойЗадумал нынче поделиться, – правда,Она того достойна, чтоб увлечь,И, может быть, не так бесплодна, какПривык я здесь считать не только грезы,Но и действительность. (Не знаю все же,Что нам действительней: они ль, она ли?).Но лучше бросить этот смутный лепетИ перейти к рассказу – вновь о смутном,О грезе, о мечте моей. Однако,Она яснее многого во мне.И так проста, что стало мне неловкоЗа длинное вступление… Да что же!Я делаю его еще длинней.Ну, слушай.На стене у нас в столовойДля нашего Никиты [1088] и егоТоварища – висит большая картаЕвропы. И Никита очень любитНазванья стран, морей и городовНа ней читать и вслед за тем – водитьВнимательно от точки к точке пальцемИ – «путешествовать». Так вот и яК неимоверным странствиям такимНевольно пристрастился. Но меняНи океан Великий не манит,Ни полюс, ни экватор. Две страныМечтаньями моими овладелиС давнишних пор. Их очертанья нынеВсего милей мне тешат взор. Те страны –Италия и Греция. Ты знаешь.Италия-волшебница далеко,Но царственная Греция близка.Мне эта мысль покою не дает.Из Петербурга шутка ли пробраться? –И не мечтал. А здесь – рукой подать.Проехал ночь – в Батуме; или – в Поти.Покинул землю – через понт ЭвксинскийТебя несет стальной ЛевиафанВдоль знойных берегов малоазийских.Вот – Трапезунд, Синоп – и Византия.Четыре дня – и ты в стране богов.Ну, не четыре, может быть – и пять,Что за беда?О, дивная земляАнакреона и Перикла! СлаваТебе в народах и в веках. Но я лиИсчислю, я ли восхвалю твоиПределы, где желал бы преклонитьсяПеред твоей святынею. ВожатыйМне, как слепцу, необходим. ЕгоНе ищет сердце, только – ждет. ВожатыйИ друг, и спутник – пилигрим в отчизне,И строгий жрец, и резвый тирсофор –Ты, Вячеслав! И вот – моя мечта –Роскошная! Ведь ты же не забылОбета дружбы – посетить меняНа холмах Грузии печальной. [1089] Милый!Когда ж, когда? Скорей, скорей, скорей!Приди со мной торжествовать весну,Увядшую мне душу обновитьИ в тайну посвятить ее: ты будешьСо мною здесь, так будем мы – и там,В стране богов, в твоей отчизне дальней,Пусть осень пышная душе мила,Но ждать ее томительно. ТруднееПокинуть север, если впереди –И близкий труд, и зимние заботы;Весной же беззаботнее, вольнееСлететь с гнезда – и мужественной грудьюРазрезать воздух. Так ли, милый друг?А сверх того – теперь я прямо болен;Ты – исцеление мне принесешь.Вот какова мечта моя.Но чую:Уже насмешкою подстерегаетСудьба мою улыбку: Эх ты, странникПо островам Фантазии! А деньги?Да, деньги, деньги где? Ты без билета,Без паспорта, «задаром серебром»Собрался ехать? – Лепечу в ответ:Но, ведь, не дорого… Мне говорили –Одну-другую сотню припасти –И съездить, и пожить недели двеВполне возможно. – Где же эти сотни? –Ну, как-нибудь, откудова-нибудь,Ведь, может быть, удастся… (Между темДолжаю по десятке…) Все же, все жеМоя мечта не так, не так бесплодна,Как вся действительность, которой здесьЖиву! В нее готов душой поверить, –Душой, быть может, не вполне ослабшей, –Поверить должен. Может, не сейчас, –Ну, погодя. И буду ждать, все ждатьНебесной манны. Друг, меня поддержишьТы в этой грезе – и пока себяВ действительности дашь ты мне увидеть.И, подкрепленный, буду я стремитьсяК возвышенной и светлой цели, будуНад нею голову себе ломать,«Изыскивая средства»… Обещай же,Что ты исполнишь обещанное – иКо мне приедешь.Я ж к моим стихам,Столь прозаическим, хочу прибавить,Быть может, поэтическую – прозу.Вернее, к ней прибавлены стихи:Она готова раньше. Вот трактат,По коему ты можешь рассудить,Не сбился ли совсем я с панталыку;Быть может, так: уж я не разберу.Мне не хотелось врозь тебе послатьДва эти бреда. Может быть, одинДругим теперь немножко уврачеван –По принципу, что создал Ганеман:Similia similibus curantur. [1090] А я и душу слабую отвел,И мыслью слабой поработал. Так!Спасибо же тебе и «Мусагету».Я, получив «Труды и Дни», не разПрочел тебя. [1091] Статья мне драгоценна:Раскрыла многое, поскольку нынчеИ мыслить я, и чувствовать способен.Суди же сам. Поклон мой милой Башне.Я Вере Константиновне прошуПривет мой радостный и благодарныйСказать и за письмо и за стихи, –И Марии Михайловне; [1092] пред нейДолжник я неоплатный, но – как знать? –Не безнадежный. А тебя целуюИ обнимаю мысленно – с надеждой.Юрий.Тифлис, ночь 3–4. IV. 912

1087

Отправлено из Тифлиса 5 апреля 1912 г., получено в Петербурге 10 апреля 1912 г. (датировки почтовых штемпелей). Ответ на «Послание на Кавказ» Иванова (см. примеч. 31 к статье).

1088

Сын Верховского и его жены, Александры Павловны Верховской (род. в 1903? г.).

1089

Контаминация строк из стихотворений Пушкина: «На холмах Грузии лежит ночная мгла» (1829) и «Ты песен Грузии печальной» («Не пой, красавица, при мне…», 1828).

1090

Подобное излечивается подобным (лат.). Источник выражения – эпиграф к труду основателя гомеопатической медицины немецкого врача Самуэля Ганемана (Hahnemann; 1755–1843) «Органон врачебного искусства».

1091

Имеется в виду статья Иванова «Мысли о символизме», опубликованная в № 1 журнала «Труды и Дни издательства “Мусагет”», вышедшего в свет в середине марта 1912 г.

1092

Вера Константиновна Шварсалон (1889–1920), дочь Л. Д. Зиновьевой-Аннибал от первого брака, падчерица, с 1912 г. жена Иванова, и Мария Михайловна Замятнина (1862–1919), близкая подруга Зиновьевой-Аннибал.

5

ВЯЧЕСЛАВУ [1093] Милый, давно ли тебе я слал на север родимыйС юга далекого – плач тристий унылых моих?Ныне в Петрополе я, а ты у священных развалин,Духу родных твоему, воздух Италии пьешь.Здесь же, средь тусклой зимы, наместо дружных объятий,Встретили лаской меня новые песни твои. [1094] Друг, благодарствуй – и ведай, что с песнями я и без песен(Сам я пою ли, молчу ль) помню твоих и тебя.Юрий Верховский.СПб., ночь на 16. I. 913.(Тифлис, ночь на 10. II. 913). [1095]

1093

Отправлено из Тифлиса 10/23 февраля 1913 г., получено в Риме 17 февраля / 2 марта 1913 г. (даты установлены по почтовым штемпелям).

1094

Имеется в виду полученная в подарок от Иванова его книга стихов «Нежная тайна. » (СПб.: Оры, 1912), вышедшая в свет в начале последней декады декабря 1912 г. (в письме к Иванову от 22 декабря 1912 г. А. Д. Скалдин сообщал об отправке ему в Рим 30 экземпляров: «Книги, надписав, можете послать мне обратно. Я их разошлю, кому надо» // РГБ. Ф. 109. Карт. 34. Ед. хр. 38).

1095

Ответное послание Иванова Верховскому («Милый, довольно двух слов от тебя, чтоб опять содрогнулся…», Рим, 22 февраля / 7 марта 1913 г.) было впервые опубликовано по рукописной копии в Римском архиве Иванова (Иванов Вячеслав. Собр. соч. Брюссель, 1987. Т. IV. С. 11–12).

6

ВЯЧЕСЛАВУ ИВАНОВУ [1096] Я помню, старый друг, заветные словаТвоих стихов о смертной боли.Так! Пережитая недавно ли, давно ли,И в новой жизни всё живаТа боль великая разлуки с жизнью прежней.И правда: не было б страданья безнадежнейВоспоминание хранить – и не одно –Смертей, что пережить в самом себе дано;Но в боли той – воспоминанья –Поверь – не смертного томленья одного,А пережитого всегоТобой в былую жизнь: услады и страданья.И их ты не всегда ль равно благословишь,Когда в душе твоей – былого тень и тишь?Так думал я не раз в благом уединеньи,Когда воспоминал иную жизнь мою;И ныне двадцать лет, как я один – пою,Пою минувшее, пускай полузабвеньеПорой знакомых черт не даст мне разглядетьПод смутной дымкою своею;Живым живя душою всею –Былому верен я, былое буду петь.Так мы и все живем. С заботой повседневнойПорой о вечности гадаем про себя, –В запечатленности душевнойТо наслаждаясь, то скорбя;И вдруг какой-нибудь житейский малый случайНежданно в душу западет –И, душу зоркостью вдруг наделив могучей,О прошлой жизни ей шепнет.«Да, это, – скажем мы, – уж было раз когда-то». –Как бытия того преданья хорошиДля оживающей души!Прикосновением к нему душа богата.Юрий Верховский.P.S.Мой друг, не раз я вспоминалДавно – с улыбкой и любовьюХвалу простому празднословью,Тобой воспетую, – и ждалСвидания на стогнах РимаПремногословного друзей –И шел с тобою в Колизей…Рука судьбы неоспорима!Ты там – я здесь. И через понтНе мчусь я влагою живою…Я был обрадован Москвою:Передо мной предстал Бальмонт.Но я – с посланья об Эсхиле [1097] –Все ждал – в обыденной тоске:Его во всей великой силеНа русском слушать языке!И, поникая безотрадно,Могу ли празднословить складно?Тебя – все нет. Но есть молва:Я жду – Москва тебя приветит;И с ней – мой стих тебя да встретит –Живого дружества слова –Пускай не болтовней вседневной,А первой мыслью задушевной.Ю. В.Бобровка. 18–20. VIII. 913

1096

Отправлено из Бобровки, близ станции Оленино, 22 августа 1913 г. в Москву по адресу издательства «Мусагет» (Пречистенский бульвар, 31, кв. 9), куда доставлено 23 августа 1913 г. (даты установлены по почтовым штемпелям). Опубликовано (без post-scriptum’a) в журнале «Дневники писателей» (1914. № 3/4. С. 4–5); автограф был выслан Ф. Сологубу из Тифлиса вместе с письмом от 30 марта – 5 апреля 1914 г. (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 7. Ед. хр. 9; Письма Ю. Н. Верховского к Ф. Сологубу и Ан. Н. Чеботаревской / Публикация Т. В. Мисникевич // Русская литература. 2003. № 2. С. 129).

1097

Подразумевается послание Иванова к Верховскому «Милый, довольно двух слов от тебя, чтоб опять содрогнулся…», в котором упоминается о работе автора над переводом Эсхила: «Так мной владеет Эсхила стоустого вызванный демон; // Голосом вторить живым нудит он пленный язык // Смолкнувшим древним глаголом, – и в ужасе сладостном сердце // С сердцем пророческим в лад, тесное, биться должно…» (Иванов Вячеслав. Собр. соч. Т. IV. С. 11). См.: Котрелев Н. В. Вячеслав Иванов в работе над переводом Эсхила // Эсхил. Трагедии в переводе Вячеслава Иванова. М., 1989. С. 497–522 («Литературные памятники»).

СПб., Пет<ербургская> ст<орона>, Александровский пр., д. № 3, кв. Каратыгина. [1098]

7

ВЯЧЕСЛАВУ [1099] Душою изобильнойВедь ты и мне сродни;Прочти же стих умильный,Воспевши оны дни.Ю. В.Тифлис, II. 914.

8

ВЯЧЕСЛАВУ [1100] О, вожатый мой! За тобою следомЯ вступал в обитель блаженной тени;Дивной я внимал; пред ее ж улыбкой –Взоры потупил.Мне ли, мне ль она – улыбнулась нежно?Оттого ль дерзаю в напеве робкомПомянуть молебно святое имяСладостной Сафо?Юрий Верховский.Лесной, ночь на 19. VII. 914.

1098

Почти одновременно с этим посланием было написано обращенное к Верховскому стихотворное «Письмо из черноземной деревни» («Я для раздолий черноземных…»), датированное в автографе: «На 25 авг. 1913. Петропавловское» (Иванов Вячеслав. Стихотворения. Поэмы. Трагедия. СПб., 1995. Кн. 2. С. 209, 358 (примечания Р. Е. Помирчего) («Новая Библиотека поэта»)); опубликовано в составе стихотворного цикла Иванова «Деревенские гостины» в «Альманахе “Гриф”. 1903–1913» (М., 1914). См.: Иванов Вячеслав. Собр. соч. Т. IV. С. 13.

1099

Автограф на корректурном листе журнала «Вестник Европы» (1913. № 12. С. 27) с текстом стихотворения Верховского «Летом» («Мне было так просто, так весело с ним…»).

1100

Отклик на выход в свет книги: Алкей и Сафо. Собрание песен и лирических отрывков в переводе размерами подлинников Вячеслава Иванова со вступительным очерком его же. М.: Изд. М. и С. Сабашниковых, 1914 («Памятники мировой литературы»).

9

ВЯЧЕСЛАВУ ИВАНОВУ [1101] Откликнись, друг! Услышать жаден яИ уж заранее невольно торжествуюПред тем, как воспоет годину боевуюДуша звучащая твоя.Мне памятны ее живые звукиВо дни недавние бесстрашия и мукиРодных полунощных полков;И ныне ли, когда их жребий не таков,Когда венчает их величием победыСудьба-звезда, какой не ведали и деды,Не вырвется из пламенных оковВсерасторгающее слово?Под обаянием великого былогоЯ верю: на Руси не надобен певецНа вызов славных дел; но сладок он для славы –И нам в биении созвучном всех сердец,И братьям-воинам, когда вернутся, здравы,На лоно мира, наконец.Юрий Верховский.4. XI. 914. Тифлис.

1101

Опубликовано: Русская Мысль. 1916. № 2. Отд. I. С. 1 (без обозначения места и даты). Переиздано: Гаспаров М. Л. Русские стихи 1890-х – 1925-го годов в комментариях. М., 1993. С. 110–111; Верховский Юрий. Струны: Собрание сочинений / Составление, подготовка текста, статья и комментарии В. Калмыковой. М., 2008. С. 509. Ответное послание Иванова Верховскому – сонет «Молчал я, брат мой, долго; и теперь…» (19 ноября 1914 г.), опубликованный в журнале «Аполлон» (1914. № 10) под заглавием «Другу поэту». См.: Иванов Вячеслав. Собр. соч. T. IV. С. 24.

Леонид Семенов – корреспондент Андрея Белого

«Мои слова памяти будут о стихотворце, мятежнике, работнике, страннике, священнике и мученике Леониде Семенове-Тянь-Шанском» – в этой фразе З. Н. Гиппиус из ее очерка «Поэма жизни (Рассказ о правде)» (1930) [1102] обозначены основные жизненные вехи одного из «младосимволистов», сверстника Александра Блока и Андрея Белого, избравшего, однако, иную – не собственно творческую, а, – используя символистскую терминологию, в данном случае вполне уместную, – «жизнетворческую» стезю. Обретенный Семеновым в 1907 г. путь «жизнетворчества» предполагал не только отказ от литературных форм самовыражения, но и полное изменение образа существования: «вслед за Александром Добролюбовым он расстается с “обществом” и уходит “в народ”. ‹…› Постепенно имя Семенова, как и имя Александра Добролюбова, становится своего рода символом – олицетворением “ухода”, к которому тяготели и другие младшие символисты (Блок, Белый)». [1103] Закономерным образом возникает вывод о том, что биография Семенова – «самое значительное его произведение». [1104]

1102

Гиппиус З. Н. Чего не было и что было: Неизвестная проза 1926–1930 годов. СПб., 2002. С. 515.

1103

Азадовский К. М. Александр Блок и Мария Добролюбова // Ал. Блок и революция 1905 года. Блоковский сборник. VIII (Ученые записки Тартуского гос. ун-та. Вып. 813). Тарту, 1988. С. 35. Общие сведения о Л. Д. Семенове и статьях и публикациях, ему посвященных, см. в комментариях К. М. Азадовского к кн.: Клюев Николай. Письма к Александру Блоку. 1907–1915. М., 2003. С. 118–120, – а также в энциклопедической статье В. С. Баевского (Русские писатели 1800–1917. Биографический словарь. Т. 5. М., 2007. С. 553–555).

1104

См.: Баевский В. С. Жизнестроитель и поэт // Семенов Леонид. Стихотворения. Проза / Издание подготовил В. С. Баевский. М., 2007. С. 457 («Литературные памятники»).

Приведенная выше фраза Гиппиус содержит лишь одну неточность: пришедший в результате долгих духовных поисков в 1915 г. к исповеданию православия, Семенов в 1917 г. лишь готовился, по благословению оптинского старца отца Анатолия, принять сан священника, но за несколько дней до рукоположения, вечером 13 декабря, был застрелен на пороге собственного дома местными крестьянами. Пользуясь попустительством новой власти, воцарившейся после большевистского переворота, они безнаказанно разоряли дворянские гнезда и убивали их хозяев; жертвами бандитов стали и другие представители рода Семеновых, жившие на юге Рязанской губернии. Как свидетельствует в воспоминаниях (1942) В. П. Семенов-Тян-Шанский, «убит Леонид был не разбойниками, а распропагандированными людьми из крестьянской молодежи – теми же самыми, которыми ранее был ранен его старший брат». «Ими же, – добавляет мемуарист, – были убиты вслед затем и другие наши родные и знакомые, как Н. Я. Грот, князь Сергей Ник. и княжна Нат. Ник. Шаховские ‹…›. О том, что Леонид был убит не разбойниками, говорит тот факт, что дом на его хуторе не был ограблен, но, как передавала мне его сестра, были уничтожены частично лишь его записи и дневники, что, по ее мнению, сделано было из опасения, что Леонидом в дневниках могло быть описано происходившее вокруг, причем он мог знать имена тех, кто являлся виновником разных уголовных проступков, совершавшихся вокруг, в том числе убийств и покушений». [1105]

1105

Семенов-Тян-Шанский В. П. То, что прошло: В 2 т. / Издание подготовил М. А. Семенов-Тян-Шанский. М., 2009. Т. 2. С. 431.

Семенов погиб от рук представителей той простонародной среды, с которой он на протяжении целого десятилетия пытался слиться и чей жизненный уклад представлялся ему единственно правильным и оправданным. На свой лад его участь могла служить подтверждением тех слов об «очарованной и проклятой пропасти», разделяющей народ и интеллигенцию, которые произнес в докладе «Россия и интеллигенция» (1908) Блок год спустя после «ухода» Семенова. [1106] Однако в плане завершения личной судьбы мученический конец придавал пройденному Семеновым жизненному пути особый смысл и переводил его в иной ценностный регистр – жизни как жития. В соответствии с канонами житийного жанра могут быть рассмотрены ранние этапы его жизни – как жизни «непросветленной», предшествовавшей духовному преображению. Именно так расценивал сам Семенов эту пору в автобиографических записках «Грешный грешным»: «безобразное время моей молодости»; тогда он, по собственному признанию, предавался соблазну «так называемыми эстетическими эмоциями (художественными впечатлениями или просто внешними щекотаниями чувств) заменить те внутренние, нравственные удовлетворения, которые ищет дух, когда чувствует себя одиноким и оторванным от других людей, когда жаждет Бога». [1107]

1106

См.: Блок А. А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. М., 2010. Т. 8. С. 221.

1107

Семенов Леонид. Стихотворения. Проза. С. 338, 252–253.