Сириус Б
Шрифт:
– И что?
– спросил Подкрышен, глупо хлопая глазами.
– Дочерпали они до дна?
– Неа.
"И зачем только я завел этот глупый разговор?
– подумал Подкрышен раздраженно.
– Вот она - черная полоса..."
Вдруг, портьера на входе дрогнула, и в зал вошел веселый розовощекий толстячок в сером смокинге. Он остановился на входе и начал осматриваться. Это был тот самый Пампушечка, и Аделька посмотрела на него с любопытством, ведь совсем недавно она наблюдала его в ужасном душевном состоянии.
Тем временем Пампушечка уже увидал темную компанию и страшно побледнел, а в следующий момент портьера качнулась
– Догонят или нет? Нужно на всякий случай стереть его телефон в записной книжке. Бедный Пампушечка, он же не виноват в том, что ему досталось такое ужасное наследство от папы. Но с другой стороны - кто-то ведь обязательно должен быть во всем виноватым? А иначе, зачем тогда будут нужны прокуроры, судьи и другие юристы?"
Городской прокурор сидел через четыре столика от них и Люся глазами Адельки внимательно его изучала. Как раз сейчас прокурору принесли заказ - среднего размера гуся на овальном блюде, и он уже начинал к нему примериваться, поигрывая серебряными ножом и вилкой. В штатском прокурор ни чем не отличался от обычного, сильно перекормленного, бобровского сибарита, и Люся решила, что в случае чего всегда сможет с ним справиться в карьерном смысле. Все слабые места местных сибаритов она теперь знала прекрасно.
– А все же сдесь не так уж и плохо, - прервал ее размышления Подкрышен.
– По крайней мере - прикольно.
– А в чем главный прикол?- спросила Аделька, рассеяно осматривая очередное пирожное-бизе.
– Ну, вот представь - ночь, пурга и вдруг каким-нибудь европейским туристам удается прорваться сквозь нее в наш Бобров...
– Ничего у них не получится, - перебила Аделька.
– Исторически проверенный факт.
– Ну, может они на джипах, не важно... И вот представь - подъезжают они к такому вот ресторану и решают чаю с баранками в тепле выпить. Проходят внутрь, а их там встречает настоящий римский центурион и говорит: "Не ожидали, господа европейцы? Добро пожаловать в наш Рим! Он, правда, сейчас хворает, но ростки постепенного выздоровления уже видны даже невооруженным глазом". Вот бы они удивились? Разве не прикольно?
– Да этот центурион и двух слов по-европейски не свяжет.
– Возможно, - со вздохом сказал Подкрышен.
– Ну, может быть это не туристы будут, а антропологи. Специалисты по российской культуре. Может они сюда частушки изучать приедут, мало ли...
– Ага, - сказала Аделька.
– Скорее уж - изучать тела российских красавиц. Знаем мы этих антропологов.
– Ну, зачем же так сразу, - смутился Эмилий.
– Зачем так плохо думать о европейских людях.
– А чего там думать?
– спросила Аделька, проворачивая средний уровень вазочки с пирожными.
– На все это можно уже и посмотреть своими глазами, на трассе 7. Там как раз вдоль дороги стоят русские красавицы, а проезжающие мимо европейские антропологи их внимательно изучают.
– Адя, иногда ты говоришь ужасные вещи, - заметил Подкрышен.
– А ты говоришь глупости.
– Я только хотел...
– начал было Эмилий, но тут же осекся и замолчал.
Застольная беседа никак не хотела складываться, и Эмилий решил поискать другую тему. Он начал рассеяно всматриваться в лица посетителей, пытаясь отыскать какого-нибудь, достойного застольной беседы или хотя бы сплетен, персонажа.
Таких историй он знал не так уж и мало почти обо всех присутствующих, но снова навалившийся черный сарказм мешал ему сосредоточиться. "Ну и рожи, - думал Подкрышен рассматривая лица посетителей.
– Просто хари. Прямо позднеримский сенат после внеочередного плебейского призыва. А вот девочки есть очень миленькие. Вон та, например, с кудряшками, просто прелесть. Но моя Адя, конечно, лучше всех".
– Адя, - сказал Эмилий, поднимая бокал.
– Я хочу выпить за тебя. Я хочу, чтобы ты знала, как я тебя люблю.
– Серьезно?
– с недоверием спросила Аделька.
– Да, - немного смутившись, сказал Подкрышен.
– И даже, знаешь что... Я хочу выпить за всех женщин наших бескрайних равнин! Вот я недавно читал каких-то современных этих самых... Пишущих, одним словом. Так эти идиоты чего только о современных женщинах не сочиняют. Будто бы вы и такие, и сякие, и хитрые, и расчетливые, и себе на уме. Ну, разве не идиоты? Гнать волну на самое лучшее, на самое светлое, что здесь есть. На одно из основных космических начал, так сказать. Вот увидишь - все эти пишущие дураки очень плохо кончат.
– Ты действительно так думаешь?
– спросила Аделька. Она слизнула с указательного пальца капельку заварного крема и посмотрела на Подкрышена с любопытством.
– Ну, конечно!
– с жаром воскликнул Эмилий.
– Да пусть бы вы даже были и такими! Что с того? Только бы вы оставались здесь - с нами, не бросали нас в этой воющей мгле. А иначе - конец! Никаких плачущих ангелов тогда не напасешься...
Подкрышен залпом выпил вино и посмотрел на Адельку влажными влюбленными глазами, а затем быстро привстал, поцеловал ее пахнущую шоколадным кремом, руку, откинулся на спинку стула и закашлялся.
"А что если он действительно так считает?
– думала Аделька, разглядывая Подкрышена так, словно видела его в первый раз.
– Может закрыть дело 18 за отсутствием состава преступления? Или из-за недостаточности улик? И потом - на него у меня все равно почти ничего нет. Нужно будет подумать..."
Тем временем Эмилий уже начинал чувствовать подступающее к горлу раздражение на весь белый свет. "Вот сейчас модно говорить, что у нас нет гражданского общества, - думал он, всматриваясь в публику.
– Да вот же оно! Непонятно только, как все эти люди могут спокойно жить, есть, смеяться в условиях полного отсутствия каких бы то ни было национальных идей. Вот подойти бы прямо сейчас, да вот хоть к хозяину "Бобросты" и спросить:"Как ты можешь спокойно жрать эти блины с черной икрой? Ведь у тебя за душой нет ни единой идеи! Даже совсем завалященькой идеи ведь нет, а ты все сидишь и жрешь, сидишь и давишься этими блинами. И так - который уже год подряд, эх ты!".
Похоже, все-таки, что стоящую национальную идею нельзя вот так - взять да и выдумать. Скорее всего, такая идея должна родиться как бы сама, словно Афродита из пены жизни, так сказать. Здесь главное - не пропустить сам момент рождения, а затем взять его, да и грамотно озвучить. Принять роды, так сказать. Так, это уже теплее. А что у нас имеется на жизненном фронте? Да, собственно, ничего. Не может же толковая идея родиться из повального оффшорного воровства, пьянства и беспрерывного оформления различных казенных бумаг - всех этих разрешений, дозволений, заключений, справок, виз, резолюций, отчетов в налоговую? Или все же может?"