Сириус Б
Шрифт:
– Я думаю - англичане, - сказал он, остановившись в центре комнаты и посмотрев вверх.
– Больше просто некому. Очень знакомый почерк. Ведь это их железная леди сказала, когда первый раз Горбачева увидела: "а вот теперь мы будем иметь с ними дело"? Ну и начали иметь почти сразу же, и до сих пор имеют. Смотрят, сейчас на нас, наверное, через свои спутники и хохочут как ненормальные. Сноуден же рассказал, как у них все в этом плане ловко обустроено. Еще и пишут все это безобразие сразу на несколько накопителей, наверное. Для архива МИ-6.
Невзлобин
– Но зачем они с нами такое сотворили?
– глухо спросил он оттуда.
– Это давний спор двух мировых империй, Британской и Российской, - рассуждал Подкрышен, прохаживаясь по комнате.
– Когда у Британской шкурка лопнула, Российская чудом на самом краю удержалась. Ну, здесь уж понятно - черная зависть, затем подозрения, потом ненависть и все такое. А американцы это у них так - материальное обеспечение и подтанцовка на мировом подиуме.
– Но я даже и представить не могу - как им удалось.
– Да это-то как раз объяснить можно. Сначала они нашу национальную идею своими интригами и насмешками уничтожили, убрали скелет, так сказать, а дальше все просто - обмякшее тело немного пошаталось, да само в снега и завалилось.
– Но ведь такое вынимание скелетов должно быть делом муторным и весьма сложным?
– спросил Невзлобин, выглядывая из-под балдахина.
– Во всяком случае - непростым?
– Да вовсе нет, - махнул рукой Подкрышен.- Это только так кажется. Вот представьте - приглашают какого-нибудь красного дипломата на званый лондонский прием или там - на бал, не знаю. И вот берет его там под руку железная леди и, громыхая своим железом, ведет танцевать. Ну, начинают они танцевать, то да се, а потом она и говорит:
– Ах, Анатоль, неужели вы до сих пор боретесь за освобождение всех этих голодранцев от нашей эксплуатации?
– Увы, миледи, - отвечает красный дипломат.- А что нам еще остается? Ведь такова наша генеральная линия, так сказать.
– Ой, не смешите меня, Анатоль!
– восклицает железная леди.
– Да давайте прямо сейчас спросим у моего лакея - хочет ли он такого освобождения. Эй, Джозеф, подите-ка сюда. Скажите-ка нам, хотите ли вы освобождения от моей эксплуатации? Только коротко - "йес" или "ноу".
– Ноу, - не задумываясь отвечает лакей, эдакий здоровенный детина с густыми рыжими бакенбардами.
– Вот видите, Анатоль, - говорит железная леди.
– Джозеф не хочет.
– Но, возможно, другие голодранцы хотят, - дипломатично замечает красный Анатоль.
– Да разве только это будут уж совсем какие-нибудь босяки?
– Да, миледи, босоногие мальчики Капокабаны...
– Ах, Анатоль, неужели вы всерьез полагаете, что ваши босяки наследуют нашу Землю?
– Вот так скелеты и вынимаются, - заключил Подкрышен.
– Неспеша, осторожно, но весьма эффективно.
– Ну, допустим, - задумчиво сказал Невзлобин.
– Так это ведь у дипломатов. А как быть с широкими массами?
– Да здесь и вовсе просто. Им сначала показали издалека теплые европейские трусы, а затем намотали их на палку и начали размахивать над железным занавесом, как флагом. Вот широкие массы уже и готовы. И никаких скелетов у них больше нету.
Сказав это, Подкрышен вдруг умолк и задумался. Ему показалось, что только что он высказал очень глубокую мысль, и что у этой мысли должно быть какое-то очень важное продолжение. Важное в плане формирования национальной идеи нового типа. Ему вдруг подумалось, что где-то здесь должен был скрываться идейный государственный скелет нового, современного образца.
– В общем, в плане широких масс, все еще нужно как следует обдумать, - сказал он и внимательно посмотрел на Невзлобина.
– Может статься, что у них этого самого идейного скелета и не было никогда, а если и был, то только в районе малого таза. А без большой, вместительной черепушки какой может быть скелет? Так, одно название это будет, а не полноценный скелет.
– А ведь верно, - потрясенно прошептал Невзлобин.
– Не зря я тебя, выходит, инструктором-то к себе взял, Эмик. Слушай, а может, ты и над новой идеей уже подумываешь? Только честно? Ведь подумываешь?
– Ну, думаю, конечно, а как иначе?
– признался Эмилий.
– Ведь так жить просто невыносимо иногда бывает.
Он похлопал себя по ягодицам и указал пальцем на свою маску с оторванным ухом.
– Но здесь ведь железные тоже подсуетились и все обустроили. Пойдешь налево - там двуглавый орел лапы на стороны растопыривает, пойдешь направо - в щит и меч упрешься. Остается только вперед, по самой короткой дорожке бежать, а что там - впереди, не хочется даже и думать.
– Правильно!
– твердо сказал Невзлобин.
– Загнали в этот лабиринт и гонят теперь, как антилоп на сафари.
– Но надежда все же есть, - сказал Подкрышен, приосаниваясь и щелкая резинкой трусов.
– Какая?
– оживился Невзлобин.
– Хороший мировой финансовый кризис. Как только он наступит, так нас сразу же гнать по лабиринту и перестанут. Не до того им просто будет. Придет кризис, придет и общее оздоровление, а там уж и до идейного подъема рукой подать.
– Слушай, а ведь верно!
– воскликнул Невзлобин.
– А я ведь это тоже уже просчитал.
"Ну, ты посмотри, какой мыслитель, - подумал Эмилий.
– А с виду и не скажешь"
– Мы сейчас над новой линейкой водок работаем, - торопливо продолжал Невзлобин.
– Послекризисной линейкой. Да вот только толковых людей у меня в рекламном департаменте совсем нет, одни остолопы. И ведь я их учиться в Лондон отправлял, большие деньги на учебу потратил, а толку-то? Хотя теперь я понимаю, что не туда отправлял. Вот они придумали общее название для линейки послекризисных водок - "Залейка", а дальше, с новыми брэндами, пошли у них какие-то косяки - "Последний Сенатор", "Рок", "Крайняя Стадия", "Пустая Корзинка". Ну, разве с такими названиями до сердец послекризисных потребителей достучишься?