Сказка о Берте и Берти
Шрифт:
– Скажешь ей? – Крикнул ему в след Берти, но Сэм уже вышел в коридор, оставив оборванца без ответа. Сам того не понимая, вместе с попутчиками в долине он взял на себя тяжелое бремя.
На палубе его уже ждал давний друг. Широко раскинув руки, Мастак встретил его искрящейся улыбкой и радостью:
– Я уже встретил твоих друзей! Ты наверняка не представляешь, кого привёз мне, Сэмми! Она могла бы быть великолепной танцовщицей, невесомой, флиртующей, яркой… – Впечатлённый новым талантом, Мастак вальсировал по палубе, выразительно жестикулируя: – Если
– Берта? – Рассеянно спросил Сэм. Ему стало грустно после разговора с Берти, и даже жизнерадостность его лучшего друга не взбодрила его. Мастак, чьё лицо напоминало треугольник с сильно выраженными скулами, тонким носом и губами, большими выразительными, но очень светлыми серыми глазами, остановился и махнул на него рукой:
– Ты совсем ослеп и оглох в своём корабле, – он обнял друга за плечи, подталкивая к верёвочной лестнице: – Морская Фея – это не интересно! Сатира! Пламя и нежность в изящной пластике тела…
Мастак имел оранжево-рыжие волосы чуть ниже плеч и необыкновенное чутьё на таланты. Взглянув на человека, он тут же видел, кто мог бы заниматься актерским мастерством, его интересовали, в основном, те люди, которые жизнь преподносили сцене. Передвижной цирк, которым он руководил и где выступал сам, славился лучшими представлениями акробатов, жонглёров, танцоров и певцов. Совсем мало было в составе его труппы клоунов, Мастак считал, что истинный цирк воплощается в высшем искусстве овладения своего тела, а не фокусах, хитростях и жестокой дрессировке. Его актёры, без исключения, выступали без страховки, на пределе своих возможностей, за этим он всегда очень строго следил. Он видел, на что человек может быть способен, но не всегда замечал, готов ли он к тому, что от него требуют. Поэтому часто те, кто работал на него, уходили, изнурённые и опустошенные морально. Или умирали на сцене.
Мимо друзей прошмыгнула Берта, явно не желающая быть замеченной, Сэм оглянулся, чтобы позвать её, но она спешила. Он прекрасно понимал, куда она идёт. Мастак остановился и сосредоточенно посмотрел на механика:
– Друг мой, ты заболел! Твой корабль стоит у шатров уже целых полчаса, а ты всё еще не спустился на землю, не грызешь поп-корн и не сморишь новый подъемник для трапеции, который мы соорудили недавно. Что с тобой?!
Сэм улыбнулся:
– Эта девушка – дочь Джона Искателя.
– Того, с кем ты полез в те чёртовы пещеры? – Удивился Мастак: – Он говорил, что она воспитывается другим человеком, разве не так?
– Так, дружище, так, – кивнул механик, уже спускаясь по лестнице вниз: – Но именно в этом вся и беда. Я не знаю, что мне рассказать из того, что знаю…
И пока они шли до центрального шатра, Сэм рассказал другу то, что знал, умолчав лишь о мелочи: приёмным отцом Берты был человек, который придумал весь Сказочный Мир.
– Как мне поступить, Мастак? – Спросил механик на входе: – Она не знает, что её воспитывал не её настоящий отец, так же, как и не знает, кто её мать. Мне кажется жестоким скрывать от неё родных, но имею ли я право вмешиваться?
Циркач громко рассмеялся:
– Что за сентиментализм! И с каких пор ты берешь на себя роль человека, влияющего на чужие судьбы?! Тебе нужно отдохнуть Сэмми, от одинокой жизни. Сегодня генеральная репетиция, оставайтесь всей компанией на ночь, будет весело.
Вечер окутал долину нежным розовым закатом, Берта вошла в шатёр, когда репетиция уже началась. Мастак в гриме на скорую руку декламировал со сцены:
– А небо – мой шатёр, земля – моя эстрада, я без страховки жизнь прожить хочу!
Над ним по тонким натянутым струнам шли канатоходцы. Оранжево-красное оформление ослепляло глаза, а громкая музыка оглушала так, что девушка едва добралась до скамьи, где сидел Сэм. Берти остался на кухне и распивал с Крисом бутыль чего-то мерзкого, когда Берта пришла позвать его с собой, и теперь, расстроенная, она не хотела быть одна. Механик понимающе молчал, увидев её сырые глаза. Радостная Сатира, сидя в первом ряду, возбуждённо аплодировала акробатам. Со сцены Мастак смотрел на неё горящими глазами. Одди сидел в последнем ряду и похрапывал, не смотря на музыку и шум представления.
Следующие два часа Берта смотрела на чудесную сказку, яркую и удивительную, в которую погрузили её актёры цирка. Она перестала думать о том, что происходит в её собственной жизни до тех пор, пока во второй части представления на сцену не вышел молодой мальчик лет двенадцати. Его выступление было необычным – он составлял небольшие деревянные табуреты одна на другую, балансируя сверху на руках. Когда уже более десяти табуретов было выстроено в башню, мальчик проделал несколько ловких стоек на руках, демонстрируя высшее мастерство баланса, и начал спускаться вниз. Сатира снова захлопала, но Мастак вылетел в зал недовольный и закричал:
– Стоп! Дэни, что ты делаешь?! Ты удержишься еще на пяти, не меньше!
– Я не смогу, – кротко ответил мальчик, опуская взгляд.
– Принесите пять табуретов! – Крикнул за сцену Мастак, подавая жест руками: – Попробуем еще раз!
Мальчишка-табуреточник, слегка растерянный, начал повторять свой номер заново. Когда к тем табуретам, что уже были, он добавил еще два, Берта увидела, как капли пота капают с него на сцену. Он заметно переживал, как и те, кто подавал ему табуреты, поднимая их на шесте.
«– Я тоже так же чувствую себя в этом мире», – подумала Берта, глядя на него: «– Подставляю очередной табурет, чтобы достать до Берти и не знаю, свалюсь ли вниз сейчас или позже».
Руки его дрожали. На четвёртом добавленном табурете он сделал стойку на руках и, балансируя, замер. Музыканты перестали играть, глядя на него. Мальчишка находился на большой высоте без страховки, падать с которой было бы опасно для его жизни.
– Еще, – услышала Берта шепот. Мастак тоже замер в предвкушении, он прекрасно знал, что подобный номер не исполняет больше никто, кроме его актёра.