Сказка о Берте и Берти
Шрифт:
– Даже если я люблю его? – Воскликнула Берта, пораженная его словам, смысл которых только сейчас начал до нее доходить: – Нет! Даже если он любит меня, верно? Это значит, что Берти, может быть, все же любит меня! Может быть, я действительно нужна ему, нужна как близкий человек, не как вещь, не как инструмент для решения своих проблем… Может быть, он чувствует то же…
Мальчишка покачал головой:
– Нет, Берта, забудь. Он не чувствует.
– Но он мог бы! – Яростно возразила ему девушка: – Он мог бы, верно?! Если бы я не раскрыла конверт, если бы я знала… Мы могли
Эмоции, захлестнувшие ее, подтолкнули Берту к еще одной догадке:
– А ты, ты знал, – и она бросилась к нему, отворачивая его от окна и ударяя его в грудь своими тонкими руками: – Ты еще тогда знал об этом! Ты с самого начала моих поисков, в ту ночь, когда я уходила отсюда пару месяцев назад, ты знал, как все закончится! – Она исступленно била его ладонями, ей безумно хотелось причинить Апрель ту же боль, что чувствовала она сама: – Ты ничего мне не сказал, не сказал, что если я отдам ему конверт, все мое путешествие, все мои усилия будут напрасны!
Безмолвно, Апрель схватил ее за запястья, и она остановилась в изумлении от его слов:
– Ты не должна была открывать конверт, Берта. Ты не должна была чувствовать всего того, что чувствуешь сейчас. Все это предназначалось Счастливчику Берти.
Она почувствовала, как ноги ее слабеют. Покрывало, обмотанное вокруг ее тела, начало соскальзывать, и девушка вырвала руки из ладоней Апрель, чтобы удержать его.
Словно в забытьи она подошла к соломенному диванчику и села на него, спугнув двух мышей, забравшихся под подушку.
– Но он, может быть, любит меня…
Мальчишка сел рядом с ней, облокотившись спиной на соломенную спинку.
– А не чувствовать всего этого… – продолжила говорить Берта: – Как можно этого не чувствовать?! Как бы я могла потерять все те чувства, с которыми я отправилась на его поиски, Апрель? Как?! Я умерла бы с тоски… У меня больше ничего нет, – и она тоже положила голову на спинку диванчика. Слезы из уголков ее глаз покатились по вискам и скулам: – Старик Одди смеялся надо мной, я помню это. Когда я сказала, что кроме Берти у меня нет никого. Он сказал тогда, что нужно попасть в большую передрягу, чтобы не осталось никого, кроме Берти. Кроме моего бедного бесчувственного Берти…
Она вдруг поднялась, сев ровно на диване, словно бы вытянувшись по струнке, и сказала:
– Я едва не натворила глупостей…
Апрель сочувственно положил ей руку на плечо:
– Останься, прошу тебя. Мы справимся вместе со всем, если только ты захочешь.
Берта устало прислонилась к его плечу, и он обнял ее.
« – Если все это правда, то мне есть на что надеяться… Мне есть во что верить», – крутились в голове у нее бесполезные мысли: « – Зачем мне быть здесь? Какой смысл оставаться? Я еще могу получить свое счастье. Проклятие Вирджинии – ничто, если он чувствует то же, что и я. Просто оно не позволяет Берти быть рядом со мной. Он не виноват. Он же тянется ко мне. Я так нужна ему, он же писал», – и тут она вспомнила о записке, сгоревшей в камине: « – Я сделаю то, что он просил. Я все узнаю, ведь он нуждается во мне. Он не виноват…».
Так
Догорали свечи, и улитки проедали в лепестках ночных цветов крохотные дырочки. Стая рыжих кроликов, нашедших ночлег под чайным столиком в комнате, при первых лучах восходящего солнца выскочила дружно в открытое окно. День начинался мирно и тихо.
Душа Берты совсем перестала метаться из стороны в сторону. Ее первоначальное решение остаться в доме Вирджинии, принятое под влиянием записки от Берти со словами «Ты очень нужна мне, ты это знаешь», так рассердившими ее, быстро исчезло из памяти. Свою горячность она объясняла своей любовью, а равнодушие Берти к ней – действием проклятия.
« – Он не написал, что любит меня, потому что он не может», – поставила она точку в своих рассуждения: « – Он не мог сказать, что любит, поэтому написал, что я нужна ему. Не в том смысле, в котором поняла я первоначально. Все иначе. Все теперь будет хорошо. Теперь я понимаю его».
– Ты обещал помочь мне, Апрель, – позвала она.
– Только скажи, – ответил он ей сонно.
Берта высвободилась из его объятий и протянула к нему руку, на тыльной стороне ладони которой чернел маленький крест:
– Сними это с меня. Уничтожь проклятие, – она смотрела на него решительным взглядом, но мальчишка беспомощно поднял на нее глаза:
– Я не могу. Прости, Берта, – в его глазах отражались сочувствие и жалость: – Никто не может сделать этого, даже сама Вирджиния. Это колдовство обратно не вернуть.
– Что?.. – Ей показалось, что он смеется над ее несчастьем, но в чувствах Апрель не было ни капли превосходства над Счастливчиком. Он понимал, что она мучается, что ей трудно. Но сколько бы он не предлагал ей своей помощи, она все воспринимала не так:
– Берта, в этом ты можешь помочь только сама себе. Пойми… Ты можешь поговорить со мной, ты можешь что-то высказать, выплеснуть свои чувства, – он потянулся, чтобы взять ее руку, но она отдернула ее: – Никто за тебя не погасит твою боль. Это можешь сделать только ты сама. Отпусти его. Поверь, я помогу и поддержу тебя.
Волна разочарования поглотила девушку. Сначала она просто оторопело смотрела на Апрель. Его слова, как сотня острых игл, пронзили ее больное сознание, бережно обернутое за эту ночь пеленой надежд, предположений и домыслов. Ей снова стало холодно.
– Мне нужно одеться, – сказала Берта ледяным голосом.
– Я сложил твои вещи, они высохли, пока ты спала вчера вечером, – белокурый мальчишка не смотрел на нее, произнося такие обыденные слова: – На чайном столике, – он указал рукой в направлении, где лежала одежда девушки, до сих пор кутавшейся в лоскутное одеяло.
Хлопнула входная дверь. Тощая старуха стояла на пороге дома, широко улыбаясь. Не говоря ни слова, она подошла и обняла Берту. Только девушка не сделала в ответ то же самое. В тот момент больше всего ей хотелось ударить Вирджинию. И сделать это как можно сильнее. Но она не посмела, лишь молча наблюдала, как весело здоровается со своим внуком проклявшая ее любовь к Берти ведьма.